Он опирается о ствол дерева:

— Восемь.

Мне кажется, ему больше.

— А тебе сколько? — спрашивает он.

— Шесть.

Пауза.

— Скоро будет семь, — лгу я.

Его брови ползут вверх:

— Ты выглядишь старше.

Вау. Я просто то же самое подумала о нем.

— Почему твой папа причиняет тебе боль? — не подумав, выпаливаю я.

Его лицо каменеет.

— Он мой отчим.

Услышав шум в доме, я поворачиваюсь, и мои глаза округляются от страха.

— Пожалуйста, позволь мне помочь тебе, — повернувшись обратно к Антонио, шепчу я.

— Хорошо, — бормочет он, опустив глаза.

Радость и облегчение заполняют все мое существо.

Он делает шаг вперед, выходя на свет, и я ахаю. У него в щеке дыра.

Я нервно сглатываю, стараясь подавить подкатившую к горлу тошноту.

Взяв салфетку и антисептик, я предупреждаю его:

— Это штука очень жжет.

Но когда я прикасаюсь к его ране, он даже не вздрагивает. Он, не мигая, смотрит мне прямо в глаза.

Беру пластырь, открываю его и прилепляю на верхнюю часть скулы. Это не слишком-то помогает. Рана слишком большая. Но он, тем не менее, бормочет: — Спасибо.

Очередной шорох в доме заставляет меня вздрогнуть.

— Мне нужно идти. Еще увидимся, Антонио, — быстро шепчу я, глядя в его карие глаза.

Он смотрит вниз, на землю:

— Нет. Не увидимся.

И мы не увиделись.

Больше никогда.

Неукротимый (ЛП) - _2.jpg

Сидней. Австралия, 2014

Стук в дверь не прекращается.

Погружаясь глубже в матрас, я натягиваю на себя одеяло и сонно вздыхаю.

Тук, тук, тук.

— Алекса, поднимай свою задницу! Ты забыла, какой сегодня день?

Кажется, это Дрю.

Открываю глаза и издаю стон.

— Дерьмо, — я выпрыгиваю из кровати, как будто меня катапультируют. — Дерьмо!

Добежав по коридору до входной двери, я отпираю защелку и распахиваю дверь. На пороге стоит Дрю, он выглядит немного раздраженным. Он обводит взглядом все мое тело, раскрыв рот.

Нахмурившись, я слежу за его взглядом и вскрикиваю:

— Черт!

Я не люблю спать в чем-то громоздком. Майка с тонкими лямками и трусики — вот, в чем я обычно сплю. Убежав обратно в комнату, я слышу сдавленный смех Дрю.

— Смейся-смейся, Дрю, — кричу я ему. — Ты еще заплатишь за это.

Дрю – мой коллега по работе, и я забыла, я, черт возьми, забыла, что нам сегодня рано утром нужно быть в суде.

Я переехала в Австралию из США, когда мне было восемнадцать. Моя приемная мама заботилась обо мне с моего шестнадцатилетнего возраста, и, когда ее здоровье начало ухудшаться, она захотела переехать поближе к своей семье. Так как она родилась в Австралии, то именно туда она и направилась, и я уже почти было смирилась с мыслью, что потеряю ее навсегда.

Только этого не произошло.

После нескольких дней моего пребывания в депрессии из-за ее предстоящего отъезда, она заявила:

— Упаковывай свои вещи в коробки, чтобы я могла отправить их до нашего отъезда. Оставь только чемодан с одеждой. Я постараюсь не отсылать наши вещи раньше, чем нужно, но все же я хочу, чтобы они были уже там, когда мы приедем.

У меня в голове что-то щелкнуло.

Чего-чего?

Мама погрустнела, увидев обалдевшее выражение на моем лице:

— Ты не хочешь ехать со мной?

Несколько мгновений удивленно поморгав, я радостно взвизгнула и кинулась ей на шею.

— Да! Да! Я хочу, мама!

Таким образом, я положила конец нашему небольшому недопониманию.

Раздевшись, я брызгаю на себя дезодорантом добрых тридцать секунд, прежде чем отбросить флакон в сторону, и принимаюсь рыться в шкафу в поисках чего-нибудь приличного из одежды. Я выбираю белую рубашку с длинным рукавом, которую заправляю в черные брюки и дополняю свой туалет тонким черным ремешком.

Определенно, элегантно для здания суда.

Скользнув в туфли на низком каблуке, я тру заспанные глаза, распускаю волосы, встряхиваю их и смотрю на себя в зеркало.

Неплохо. Могло бы быть гораздо хуже.

Поджав губы, я одобрительно киваю.

Сойдет и так. У меня больше нет времени.

Когда я выхожу из комнаты, Дрю поворачивается ко мне и окидывает меня оценивающим взглядом. Его голубые глаза округляются.

— Ты что, правда ... — он неопределенно тычет в мою сторону, — успела собраться менее чем за пять минут?

— Угу, — бросаю я и бегу на кухню, чтобы взять свою сумочку.

— Мне нужно серьезно поговорить с моей девушкой, — пробормотал он, качая головой. — Очень даже серьезно. Кому нужно два часа, чтобы собраться в кино?

Это, правда, слишком много времени.

Наконец-то взяв свою сумочку и папку, я возвращаюсь к нему.

— Не говори ей ничего, что потом будет иметь нежелательные последствия. Она собирается так долго, потому что хочет выглядеть хорошенькой для тебя.

Направляясь к моей входной двери, он посмеивается:

— Мне она нравится и без всякого этого дерьма на лице.

Остановившись, я кладу руку на бедро и наклоняю голову:

— Ты говорил ей это?

Дрю негодующе поджимает губы.

Так я и думала. Нет, он не говорил.

Выгибая брови и указывая не него пальцем, я ему советую:

— Обязательно скажи ей об этом.

Мы выходим из моего подъезда и направляемся к его машине.

— Ты знаешь, что тебе нужно будет сказать? — спрашивает Дрю по дороге к зданию суда.

— Это несложно, — кивнув, отвечаю я. — Талия в состоянии позаботиться о себе лучше, чем ее родители. И, кроме того, ей уже семнадцать. Если она хочет быть независимой, у нее для этого есть отличная возможность. Мы не говорим здесь о тринадцатилетней. Мы говорим о семнадцатилетней девушке, которая ушла из дома в пятнадцать, нашла работу и жилье. Своими. Силами. Она ответственная и... — повернувшись к Дрю, я добавляю с улыбкой, — она такая хорошая девочка. Такая милая и очаровательная. Я думаю, этого достаточно, чтобы выиграть это дело.

Дрю снова сосредотачивается на дороге, улыбаясь.

— Я тоже думаю, что это дело у нас в кармане.

Торжествующая улыбка расплывается по моему лицу.

Неукротимый (ЛП) - _3.jpg

У меня эйфория.

Как только мы выходим из здания суда, больше нет надобности казаться беспристрастной, поэтому я подбегаю к Талии и громко шепчу:

— Поздравляю, дорогая!

Она тихо смеется и позволяет себя обнять. Я крепко прижимаю ее к себе, продолжая улыбаться.

Я люблю свою работу.

— Спасибо вам, — бормочет она. — Нет, правда, большое спасибо.

— Не за что, — произношу я, отстраняясь, и заправляю ей волосы за ухо.

Выпуская ее из своих объятий, я даю ей последние наставления:

— Теперь ты свободна и можешь делать все, что тебе вздумается. Но это совсем не повод начать таскаться по барам и напиваться, договорились?

Талия закатывает глаза:

— Хорошо, мамочка.

Я хихикаю, мне нравится ее грубоватый австралийский акцент.

Улыбаясь, я кладу руку ей на плечо и легонько сжимаю его.

— Ты в курсе, что можешь звонить мне в любое время. Даже если это что-то не очень важное, — говорю я ей, пожимая плечами. — Любой пустяк, вроде совета насчет отношений с мальчиком, или даже какой стиральный порошок использовать для определенного типа пятен.

Она смеется, и моя улыбка становится нежнее.

— Любая беда, дорогая. Тебе больше не нужна моя помощь, но ты навсегда останешься одной из моих подопечных.

Ее улыбка гаснет, а в глазах начинают блестеть от слез.

— Спасибо, мисс Баллентайн, — шепчет она.

— О, нет. Теперь ты взрослая. Ты можешь звать меня Лекси, — говорю я на полном серьезе, качая головой.

Она трет глаза, чтоб не дать слезам вырваться наружу:

— Спасибо, Лекси.