Здесь растительность поредела. Потом я увидел полосу красного пляжа, на котором в лучах восходящего солнца сверкали яркие песчинки. Пляж омывали зеленые морские волны, по их цвету я мог сравнить их только с прекрасным терранским изумрудом.
С высоты было видно, что пляж достаточно широк для посадки, а в середине его я заметил большое блестящее пятно расплавленного пламенем дюз корабля-разведчика песка — это означало, что мы прибыли сюда не первыми. Я провел шлюпку вдоль края зарослей немного дальше и так аккуратно посадил ее под кроны прибрежной растительности, что сам восхитился своим мастерством. Я надеялся найти поблизости следы лагеря археологов.
Атмосфера вполне годилась для дыхания. С собой я взял собранное Рызком оружие. Мы не имели права пользоваться лазерами или парализаторами, но бывший вольный торговец старательно изготовил собственное оружие — стрелявшее острыми стрелами пружинное ружье. Моим вкладом в создание этого оружия стали выточенные из осколков растрескавшихся дзоранов смертоносные наконечники.
Мне случалось пользоваться и лазером и парализатором, но в ближнем бою ружье Рызка, по моему мнению, было более опасным оружием, и только вероятность встречи с командой пиратского рейдера заставила меня взять его с собой. Жители многих планет давно узнали, что один из главных инстинктов нашего вида заставлял нас нападать на всех, кто отличался от нас и пугал нас своим видом. Компьютеры первых исследовательских кораблей были запрограммированы в соответствии с этим инстинктом. Долгое время исследователи и колонизаторы продолжали распространять вокруг себя чувство враждебности. Но мы до сих пор иногда применяли оружие, и прежде всего против представителей нашего же собственного вида.
Парализатор лишь временно нейтрализовал противника, он числился в списке разрешенных видов оружия. Лазер считался исключительно военным вооружением, и путешественникам применять его запрещалось. Но как бывший когда-то на подозрении у Патруля, я не мог даже на год продлить разрешение на ношение любого оружия. Меня «помиловали» — простили мне преступление, которого я не совершал, и быстро забыли об инциденте. А у меня не было желания настаивать на разрешении и таким образом дать им повод снова проверять меня.
Теперь, выпрыгнув из шлюпки с Иитом на плече, я радовался, что Рызк сделал это ружье. Правда, на первый взгляд этот мир не казался враждебным. Солнце было ярким и теплым, но не палящим. И легкий ветерок, который все время волновал ветви деревьев, приносил приятный аромат. С земли я увидел, что ветки деревьев гнулись под тяжестью ярчайших, оправленных золотом и бронзой алых цветов. Вокруг них громко гудели насекомые.
Там, где пляж переходил в покрытую лесом землю, почва становилась смесью красного песка и коричневой земли потемнее. Но пока я не обошел созданное жаром ракетных двигателей неизвестного корабля стеклянное пятно, я придерживался границы между пляжем и лесом.
Здесь я увидел то, что не было видно сверху, — закрытую деревьями и другой растительностью тропу, ведущую вглубь леса. Я не был разведчиком, но элементарная осторожность требовала от меня быть внимательным и не идти по этой тропе открыто. Тем не менее, я быстро понял, что пробираться рядом с тропой очень трудно. Грозди цветов хлестали меня по голове и плечам, распространяя дурманящий аромат, приятный только издали. А лавина мучнистой ржаво-желтой пыльцы, от которой чесалась кожа, окончательно вывела меня из терпения, и я вышел на тропу.
Хотя когда-то ветви деревьев были обрезаны, чтобы освободить дорогу, густые заросли успели затянуть проход сверху, и теперь эта крыша создавала сумрачную прохладную тень. Некоторые деревья уже отцвели, и теперь, сгибая стволы, с них свисали плоды в форме стручков.
Тропа шла прямо, на земле под ногами я заметил следы робоносильщиков. Но если лагерь был так хорошо устроен, почему же я не нашел его, когда пролетал над островом? Ведь, чтобы освободить место для своих шарообразных палаток, археологи-закатане должны были срезать большое количество веток.
Неожиданно дорога углубилась в грунт, оставляя по бокам поднимавшиеся обочины. Тем, кто прошел здесь, не пришлось прорубаться через лес, потому что робоносильщики соскребли землю до твердой поверхности и растущие по краям ветви полностью закрыли углубление.
Опустившись на колено, я исследовал твердую поверхность. Несомненно, это было не ложе горы, а уложенная много лет тому назад мостовая.
Дорога сужалась и углублялась, с каждым шагом становилось темнее и прохладнее. Я шел как можно медленнее, внимательно вслушиваясь в окрестности, но постоянный шелест ветра в ветвях перекрывал все остальные звуки.
— Иит?
В конце концов, исчерпав возможности всех своих пяти органов чувств, обратился я к компаньону.
— Ничего. — Он приподнял голову и медленно покачивал ею из стороны в сторону. — Это старое место, очень старое. Здесь уже были люди.
Тут он осекся и я почувствовал как все его тельце тесно прижалось ко мне.
— Что там?
— Запах смерти — там, впереди, смерть.
Я приготовил оружие.
— Опасность для нас?
— Нет, не сейчас. Но смерть здесь…
Теперь дорога уходила под землю, а впереди была абсолютная темнота. У меня на поясе висел фонарь, но я опасался, что его свет мог привлечь к нам чье-нибудь внимание.
— Там есть кто-нибудь? — остановившись и не желая идти в кромешную тьму, обратился я к Ииту.
— Все ушли, — сказал мне Иит. — Но не так давно. Здесь есть след жизни, очень слабый. Я думаю кто-то все еще жив… немного.
Ответ Иита был мне непонятен, и я не знал, стоит ли нам рисковать и идти дальше.
— Для нас никакой опасности, — пояснил он. — Я слышу боль — никаких мыслей о гневе или ожидании нашего прихода…
После этого я осмелился включить фонарь и увидел в его луче каменные стены. Каменные блоки без какого-либо скрепляющего раствора так плотно прилегали друг к другу что на местах стыков были видны только едва заметные линии. Поверхность стен сильно отражала свет фонаря — очевидно, их естественная шероховатость была отполирована или покрыта чем-то вроде лака. Красноватые камни казались кровавыми.
Я пошел дальше и когда стены неожиданно разошлись в стороны, понял, что стою у входа в огромное просторное подземное помещение. Фонарь осветил невероятно изуродованное, разбросанное, сожженное лазерами оборудование. Было похоже, что здесь прошло сражение.
И там были трупы…
Приторно сладкий аромат цветов рассеялся, его поглотил тошнотворный смрад сожженной плоти и крови, и мне захотелось убежать из этого подземелья наверх, на чистый воздух.
Потом я что-то услышал — не то чтобы стон, скорее шипящее всхлипывание, и этот звук был таким отчаянным, что я не мог не откликнуться на него. Я обогнул участок особенно жестокой бойни и подошел к стене куда оставив на полу страшный след из зловеще поблескивавших в свете фонаря пятен, приползло какое-то существо.
Там лежал закатанин, которому удалось спастись из огня вероломной атаки. Среди хаотично разбросанных обломков лагеря я заметил останки еще нескольких его соплеменников. Так жестоко и беспощадно разгромить лагерь могло только самое варварское племя какой-нибудь заштатной планеты.
То, что пострадавший все еще был жив, свидетельствовало о сильном организме. Но я очень сомневался, что он выживет. Конечно, я должен был сделать все что в моих силах.
Я с трудом нашел среди обломков медицинское оборудование экспедиции. Даже оно было разбито. По невероятному беспорядку можно было предположить, что кто-то перевернул все вверх дном в поисках какого-то спрятанного предмета или же все это было результатом невероятно жестокого грабежа.
Любой космический путешественник обязан уметь оказать первую помощь, и теперь я, хотя и не знал как конкретно лечить чужака, пытался применить свои общие знания, чтобы помочь раненому закатанину. Сделав все, что было возможно и устроив его поудобнее, я пошел осмотреть зал. Мне нужно было какое-нибудь транспортное средство, чтобы доставить раненого к шлюпке, а по пути к лагерю я видел следы робоносильщиков. Я не заметил этих машин среди обломков, значит они находились где-то в темноте.