По правде говоря, сейчас я чувствую себя матерью этих двоих милашек, к которым жутко привязалась. Мне нравится с ними гулять, играть, наряжать их, смеяться. Вместе с Тасей издеваться над Адамом, давая ему в нашей ролевой игре роль «Холопа». Признаюсь, эту роль для него придумала я, чтобы просто посмеяться. А Адам согласился на такую должность.

Ох, гоняла его Тася то за яблоком, то за молоком, то веером ей помаши. В общем, наслаждалась «княжна» своим положением. Да и я втихую тоже, наблюдая за тем, как, казалось бы, серьёзный мужчина выполняет прихоти маленьких девчушек.

Я всегда играла советчицу княжны. Вторая близняшка была то помощницей холопа, то второй княжной, то помощницей княжны. Разносторонняя личность, как это называл её отец.

Мне нравится перед сном обнимать Асю и чувствовать её маленькие ручки, которыми она обнимает в ответ. Слушать её шёпот, которым она желает спокойной ночи, и просит не бросать их с Тасей и полюбить папу сильно-сильно.

Тася же мне по два-три раза в неделю устраивает допросы с требованием, когда её папа меня разлюбит. И каждый раз получает ответ: «не знаю». После этого на меня несколько часов обижаются и мстят. Так я потеряла семь платьев, пары четыре туфель и ещё что-то по мелочи.

Каждый раз клянусь, что нажалуюсь на неё отцу, но потом мы миримся, и… обида сменяется жалостью. Конечно, я её немного ругаю, но не сильно. Всё же я её понимаю.

Она любит свою маму и злится оттого, что родители не вместе, и она ничего не может сделать. Но меня зацепили слова Адама.

«Была больна»… Может, мама девочек не жива? А им просто об этом не говорят?

— Ася, Тася, — отвлекаю девочек от мороженого. — Небольшими кусочками, — предупреждаю, словно мама. — А где вы живёте, когда папа в командировках? Или вы с ним ездите?

— У бабушки, — отвечает Ася. — Мы раньше с ней всегда жили. С ней и с мамой. Но потом мама заболела, и теперь она живёт в больнице с врачами. Тогда мы остались с бабушкой. А потом нас папа забрал к себе и стал сильно любить. Мы с ним два день рождения живём. Но потом нас бабушка забрала, и мы у неё долго жили. Она не давала папе с нами видится. Мы её любим тоже, но она плохая.

— Потом папа приехал из командировки и забрал нас обратно, — продолжает рассказ Тася. — Но тогда уже ты появилась. И вот! Мы даже в новый дом переехали. Раньше мы с папой в другом доме жили.

— То есть папа только недавно о вас узнал? — задумчиво уточняю.

— Два день рождения назад, — повторяет Ася.

— А вы жили с бабушкой и мамой?

— Да. Но я не помню маму, — отвечает Тася, пожав плечами.

— А я помню, — тихо заговаривает вторая девочка. — У неё красивые длинные волосы, как у тебя, — Ася тянется к моим волосам. — Коричневые тоже. Но у неё ещё длиннее и красивее. Но у тебя тоже красивые волосы.

— А вы с мамой говорите?

— Нет, — отвечает Тася, ревностно посмотрев на сестру, которая трогает мои волосы. — Папа говорит, что им там в больнице нельзя. Если она с нами поговорит, то может ещё больше заболеть. Когда она выздоровеет, то позвонит нам сама и мы будем всегда вместе! Мама, папа и мы с Тасей.

— А Юля? — невинно спрашивает сестру Ася. — Я не хочу, чтобы Юля уходила. Ты же не уйдёшь?

— Мне придётся уйти, — ласково отвечаю малышке. — Чтобы ваши мама и папа были вместе.

— Не уходи, пожалуйста! Юля, не уходи! Я люблю тебя! — плача просит Ася, отчаянно обхватив меня своими руками. — Не уходи! Я попрошу папу, и ты не уйдёшь! Пожалуйста!

— Мы, правда, с ним поговорим, когда мама вернётся, — поддерживает свою копию Тася. — И с ней поговорим! Чтобы ты не уходила и жила с нами! Играла в игры и жила с нами в одной комнате даже! Ты же нас не бросишь?

— Надо поговорить с вашим папой. Сама я никаких обещаний дать не могу.

— Мы понимаем, — расстроенно выдыхают.

После обследования девочек, на которое Адам приехал вовремя, мы вчетвером прошли нужных врачей и поехали домой. Врачи измучили девочек, и те почти сразу же вырубились в машине, стоило им оказаться в салоне.

— Мы можем поговорить? — спрашиваю Адама, когда он, перенеся девочек в их кровати, спустился на первый этаж ко мне.

— Можем, но только давай на кухне, — легко соглашается. — Я ужасно голоден. Ещё не ужинал. И, кажется, не обедал.

— Конечно!

— Ну так что? — спросил, открыв холодильник и принявшись в нём рыться в поисках еды. Сев за барную стойку, я молча наблюдала за ним, выжидая момента, когда мы сможем поговорить. — Я внимательно тебя слушаю.

— Девочки скучают по своей маме, — произношу и мужчина застывает. Оборачивается ко мне и уже действительно внимательно слушает. — Они хотят, чтобы вы с ней были вместе, когда она поправится…

— Ох, — выдыхает и закрывает холодильник, так и не взяв из него ничего. Вместо этого проходит к шкафу и достаёт бутылку алкоголя. — Я думал они её не помнят уже. Им было меньше двух лет, когда она была вынуждена переехать в клинику.

— А что с ней?

— Я уже говорил, — раздражённо отвечает. — Она больна.

— Ладно, — решаю зайти с другого конца. — Не хочешь говорить, не надо. Та девушка на картине в твоих объятиях — она?

— Да.

— Она умерла? Потому не общается с девочками? Может, стоит им сказать об этом? Они любят и ждут её.

— Не лезь сюда, Юль. Ты не понимаешь, — произносит сквозь зубы, окинув меня недовольным взглядом. Мой же скользнул по его напряжённо сжатым рукам.

— Так объясни!

— Я тоже люблю её. Любил и всегда буду любить лишь её одну!

— Но ты женился на мне. Это значит, что не женишься на ней, как бы сильно не любил. И это значит… она мертва, — делаю свои выводы, и он их не отрицает. — Хочешь поговорить об этом?

— А ты хочешь это услышать?

— Мне всё равно нечем заняться. Может, хоть немного пойму тебя.

— Ладно, — соглашается и, сделав первый глоток горячительного, начинает. — Я был на третьем курсе, когда увидел её впервые. Милая, тихая, спокойная, но такая яркая и красивая, что челюсть сводило от улыбки, — его лицо озаряет светлая лучезарная улыбка. — Я влюбился в неё и… как одержимый был зависим от своей пчёлки. Я назвал её так потому что она обожала жёлтый и могла есть мёд с чем угодно. Даже с картошкой, огурцами… Извращенка, — его улыбка становится ещё шире. — Но именно такой я её и любил. Ненормальной. Всё было прекрасно, но в один момент она пропала отовсюду. Исчезла. Каким-то чудом я нашёл её адрес и пришёл к её матери, а та… возненавидела меня. Прокляла. А я так и не нашёл свою пчёлку, что бы ни делал. Даже детектив и старинный друг моего отца помочь не смог. Лишь спустя три года я узнал о своих дочерях, о том, что их мать в больнице. А я стал тем, кто угробил её. Ей нельзя было беременеть из-за болезни. Я не знал тогда, и она никогда не говорила мне об этом. Даже не заикнулась. Она могла сделать аборт, но решила рожать и подарить мне моих маленьких пчёлок. Я забрал девочек и пытался позаботиться и об их матери, но…

— Мне жаль.

— Ты спрашивала, зачем ты мне? — неожиданно начинает. — У вас с ней есть общие черты лица и голос точная копия. Я случайно тебя увидел и… стал одержим мыслью получить тебя. Просто чтобы слышать твой голос. Ты со мной из-за своего голоса, Юля. Не очень романтично, да? — хмыкает, задав вопрос.

— Скорее печально. Быть пленницей кого-то только потому, что твой голос похож на голос его бывшей.

— Зато необычно, согласись?

— Здесь не поспоришь… И когда ты скажешь девочкам об их маме?

— Когда придёт время.

— Эта история, то, что ты от меня скрываешь? То, что не мог рассказать раньше?

— Нет, — мотает головой, явно уже пьяный. — Это я просто рассказал. Я не скрываю это от близких. Моя мама, отец, лучшие друзья, а теперь и ты, знаете о моей одержимости.

— Не понимаю, что тогда ты скрываешь?

— Всему своё время, пчёлка Юля, — тянет и встаёт, чуть не навернувшись. — Я, наверное, поеду к другу. Мне надо отвлечься, — говорит и с бутылкой идёт на выход. Но неожиданно оборачивается. — Я в клуб один хороший собираюсь. Хочешь со мной?