В сердце князя начал разгораться огонь гнева. Вадим же меж тем продолжал.

-Или лучше так. У тебя ведь, кажется, дочь есть. Любушка уже сейчас обещает быть красавицей. Пока я возьму в жёны Ефанду (нельзя же вовсе без бабы жить), а девочка будет при ней как княжна. Когда же войдёт в лета, я возьму её второй женой. Наши с Любавой дети и станут после меня наследниками, которые, как и предсказывает пророчество, «накормят и облагодетельствуют всех славян».

Рюрик почувствовал, как в нём, словно волна в бурю, поднимается гнев. Но князь всегда остаётся князем, и варяг, смирив себя, насмешливо спросил:

-Хорошо всё для себя придумал? А у самой Ефанды спросить не позабыл?

-Зачем? Поверь, на самом деле ей нет разницы, ты или я на ложе к ней поднимаемся. Ты думаешь, она за тебя по великой любви вышла? Ей важно только то, что ты князь новгородский. А если я князем буду, чья будет Ефанда?

Ярость, затопившая душу, грозила перелиться через край, но Рюрик ещё силился овладеть собой, а потому, набрав в грудь воздуха, он продолжал:

-Интересно, кто же тебе это присоветовал? Никак, баба твоя? Как её звать-то? Маринка? Или...Морена?

Глаза Вадима блеснули злобой, но он вновь рассмеялся:

-И про это прознал. Или тоже кто подсказал? Ольга что ли?

Неожиданно варяг почувствовал безмерную усталость, будто кто-то отворил ему разом все жилы, и кровь капля за каплей покидала тело. Мгновением позже Рюрик обнаружил, что не может отвести взгляд от серых очей Вадима. Будто прочитав его мысли, боярин зловеще усмехнулся.

-Понял, наконец, зачем я веду с тобой эти речи? Думал, небось, что приятно глядеть на твою рожу? Нет, мне надо было лишь удержать тебя здесь да протянуть между нами тоненькую, но весьма прочную ниточку ненависти. Ведь ты сейчас ненавидишь меня за все мои слова больше всего на свете, не правда ли? Теперь всё уладится само собой, в прошлое уйдёт наше соперничество, не будет спора между Ладогой и Новгородом. Всё теперь достанется мне - и престол, и Ефанда. Я выпью из тебя всю силушку по капле, и поутру здесь найдут лишь твоё бездыханное тело, а душа превратишься в одного из послушных рабов Морены-смерти. Люди нарекут тебя навьей, тобой будут пугать детей, а сам ты будешь жаждать лишь одного: загубить ещё одну душу да услужить своей хозяйке. Жалкий конец для того, кто собирался основать величайшую в мире державу.

Слова Вадима с трудом достигали слуха князя, очи застилал чёрный туман. Рюрик попытался было стряхнуть наваждение, избавиться от колдовской власти взгляда своего врага, но это плохо получалось. Варяг уже почти терял сознание от слабости, но тут благодетельница-память заставила вспомнить его лица горячо любимых жены и дочери, и Рюрик всей душой устремился к ним. Из тьмы небытия вдруг выступила тень его матери и с нежностью обняла своего сына. На грани слуха почудились варягу чудесные звуки - тихий гусельный перебор, а в зеркале за спиной Вадима мелькнул неясный, расплывчатый лик Соловья. Любовь к родным да дивные звуки струн лишь на одно недолгое мгновение помогла князю преодолеть смертельное оцепенение, но этого оказалось достаточно. Собрав в комок всю свою волю, Рюрик схватил со стола тяжёлый бронзовый кубок и со всей могуты метнул в зеркало. Тот тяжело ударился в его блестящую поверхность. Раздался звонкий хлопок, и тысячи искр выплеснулись из узорчатой рамы и разлетелись в разные стороны. Само зеркало сорвало со стены и будто взорвало его изнутри. Раздался душераздирающий вопль Вадима. Самого же Рюрика, вложившего в бросок последние силы, поглотила обступившая его тьма.

Человек стоит на краю бездны. Везде, куда ни посмотри, клубится серый туман, так что на десяток шагов ничего не было видно. Всё вокруг того серо-золотистого цвета, какой бывает, когда на земле ещё властвует ночь, но уже видны отблески золотой колесницы Даждьбога. Пограничный час перед рассветом. Безвременье, когда возможно всё.

Прямо перед князем из бездны поднимается огромное древо, чья верхушка теряется в необозримой вышине, а ствол так велик, что обхватить его едва ли могли десяток взрослых людей. На ветвях этого дерева сидит диковинная птица, размером сильно превосходящая орла. Оперенье её переливается золотом и серебром и даже при таком сумеречном свете его сияние слепит глаза, а лапки, цепляющиеся за ветку, ярко-красного цвета. При этом птичье тело венчает хорошенькая женская головка с длинной русой косой. Глаза чудесной птицедевы - что молодая листва, лицо юное, чистое, щёчки - что налитые соком яблочки, а венчет голову золотой венец, усыпанный самоцветами. Дева улыбнулась алыми, словно спелая вишня, губами и пропела нежным серебристым голоском:

-Гой еси, светлый князь Рюрик Годославич. С какой бедой ко мне припожаловал? Иль совета спросить хочешь?

«Да ведь это вещая птица Гамаюн, та самая, что сидит на ветвях Мирового Древа и знает все тайны земные!» Рюрик до самой земли склонился в поклоне перед вещей птицедевой.

-И тебе поздорову, вещая птица Гамаюн. Не скажешь ли, как я здесь оказался?

-Ты слишком близко подошёл к границе между Жизнью и Смертью. Это - Кромешная страна, где начинается путь в царство мёртвых. Посмотри туда. - Гамаюн простёрла крыло в сторону. Проследив за её жестом, князь увидел, что по ту сторону бездны начинается Звездный Мост, уходящий в небо. - По этому Мосту души людские поднимаются в Ирий, царство богов. Если душа чиста и свободна от грехов, она легко туда доберётся. Если же при жизни человек был порочен и много грешил, то, сорвавшись с Моста, упадёт в самые глубины земли, где в вечном холоде властвует Морена. Ты уже почти умер, но боги рассудили, что умирать тебе ещё рано, потому ты и оказался по эту сторону Великой Бездны. Значит, скоро сможешь вернуться обратно, в свой мир. Пока же я отвечу на любой вопрос, который ты мне задашь.

Каждый человек хоть раз в жизни мечтал бы заглянуть в день завтрашний с тем, чтобы доподлинно узнать, что там, за тёмной пеленой будущего. Однако, если вдруг судьба, расщедрившись отчего-то, задаёт прямой вопрос: «Что именно ты хочешь знать?», обещая честно на него ответить, все мысли в один миг улетучиваются из головы. Поневоле призадумаешься, уж не боги ли берегут неразумных от ненужного, а порой и опасного знания. Но Рюрик задал свой вопрос, не колеблясь:

-Правду ли сказало пророчество моему деду Гостомыслу о великом будущем для меня и моих потомков?

-Правду. Только вы сможете объединить славянские земли и превратить их в великую державу. Однако - берегись, князь, - то, что правление ваше начинается бранью с родичем, совсем не ладно. Много боли и крови может это принесть в будущем.

Неожиданно поднялся сильный ветер. Князь увидел, как высокий столб бешено крутящегося тумана неотвратимо приближается к нему. Понимая, что времени осталось совсем немного, Рюрик вновь обернулся к птицедеве:

-Скажи, птица Гамаюн, что будет с моей семьёй? Останемся ли мы в живых после этого?

-Останетесь, да ещё и с прибытком, - улыбнулась птицедева. - Хотя и ждут тебя и твоих близких потери и горе. А также встреча с теми, кого не чаял увидеть.

Смерч подхватил князя, швырнул его в свою круговерть и, словно лёгкую пушинку, поднял высоко в воздух. Однако сквозь вой ветра до него эхом донеслись слова птицы Гамаюн:

-Берегись мёртвой руки.

Свет померк, туман ещё больше сгустился и стал похож на кисель. Рюрик почувствовал, что задыхается в этом киселе. Вновь навалилась слабость, сердце, казалось, вот-вот остановится совсем. Не в силах более сопротивляться, варяг вновь погрузился в беспамятство.

...Очнулся он в той же самой горнице, слабый, как только что вылупившийся из яйца птенец. По полу были разбросаны куски серебра, раньше бывшие зеркалом. Живительный, казавшийся необычайно свежим воздух беспрепятственно проникал в грудь. Рюрик чувствовал, как с каждым ударом сердца возвращаются силы, как разжимается ледяная рука Смерти, как в голове утихает перезвон колоколов, и мир вновь наполняется красками. Воистину прекрасны ощущения человека, вновь вернувшегося из потустороннего мира. «И впрямь моя нить жизни свита из крепкого железа», - усмехнулся про себя варяг.