-Вот, боярышня, решил я жениться, наконец, - развернувшись к Доброгневе всем телом, с дерзким отчаянием в голосе проговорил урманин. - Как мыслишь?

Девушка пристально взглянула на собеседника. В её глазах Олег без особого труда прочёл интерес, пытливость и... что-то ещё. Неужели страх? Или, напротив, затаённую надежду?

-И на примете уже кто-нибудь есть? - спросила она.

-А то как же!

-Ты... любишь её?

-Если бы не любил, так и о женитьбе бы не думал.

-Ну, так же чем же дело стало? - тихо, печально проговорила Доброгнева. - Поговори с девицей, быть может, она и ответит на твои чувства.

-Вот я и хочу спросить тебя, Доброгнева, люб ли я тебе?

Боярышня тяжело вздохнула и вновь перевела взгляд на море.

-А то ты сам, воевода, ответ мой не знаешь...

-Откуда? - тихо спросил мужчина.

-Неужели сердце не подсказывает?

-Быть может, я боюсь принять желаемое за действительное?

-Люб ты мне, воевода, и давно уж люб...

Олег стоял, словно громом поражённый, потом весело расхохотался, подхватил прелестницу на руки и закружился с ней по палубе. Захваченный невыносимым в своей полноте счастьем, урманин и не заметил, как на ресницах боярышни задрожали непрошеные слезинки. Наконец, немного успокоившись, он спросил:

-Так я могу сватов к тебе заслать?

-Куда? - еле сдерживая рыдания спросила Доброгнева.

-Как куда? - Олег с неподдельным удивлением посмотрел на свою предполагаемую невесту. - На княжий двор, конечно.

-На княжий двор, говоришь? - девушка шевельнулась, желая выбраться из объятий любимого, и то бережно поставил её на палубные доски. - Быть может, ты позабыл, воевода, но у меня ведь брат родной есть. Что ж ты меня, будто сироту какую, у князя просить собираешься?

Гнев мигом полыхнул в сердце урманина. Какой такой брат? Предатель, клятвопреступник, пособник богини смерти? Однако Доброгнева тихим голосом продолжала:

-Ты, возможно, не поймёшь и осудишь меня, Олег, но мы с Вадимом всегда были очень близки. Я родилась ведь в самый праздник Корочун[1], в ночь. Старики говорят - не чистое это время, и при таких родах выживает лишь один: либо мать, либо дитя. Моя мама жизнью заплатила за то, чтобы жила я. Отец же долгое время даже видеть меня не хотел, виня в смерти любимой жены. Вот и пришлось Вадиму, как старшему после отца, взять на себя все заботы обо вне. Это он нашёл мне кормилицу, которая временно взяла меня в свою семью. Спустя два года он, рискуя навлечь гнев родителя на свою голову, вернул в отчий дом. Это Вадим сумел убедить упрямого, сражённого горем отца, что я не виновата в смерти матери. Он же, не имея представления о том, как должно воспитывать девочку, учил меня сражаться на мечах и вообще преподавал ратную науку. Теперь из всей нашей семьи никого не осталось, кроме нас двоих. Отца задрал в лесу медведь-шатун, остальные кто в битве пал, кто на охоте, кого болезнь унесла - будто рок навис над нашим родом. Так и вышло, что из семерых братьев у меня остался лишь один. Я ведь, когда за княгиней пошла, мыслила, глупая, что брат, увидев мою преданность Белым Соколам, одумается, о чести воинской вспомнит. Но не вышло... Ответь мне теперь, воевода, как жить, чтобы и по совести, и в согласии с собой?

Слушая тихий голос любимой, Олег постепенно остывал. В самом деле, как? Хвала богам, его самого боги не поставили перед выбором, что милее - сестра или честь. Но ведь это не значит, что теперь нельзя жить, любить, выходить замуж, рожать детей...

-Да, я понимаю тебя, Доброгнева. Однако ты сама сказала, что по доброй воле оставила брата, так зачем теперь всех винить? Ты говоришь, что сватов нужно засылать в родное гнездо, но как ты это мыслишь? Не забывай, что Новгородом по-прежнему правит Морена, а Вадим во всём ей покорен. Или ты просто хочешь отказать мне? Так скажи об этом прямо.

-Нет, нет! - боярышня испуганно вскинула глаза на молодого воина. - Я не отказываю тебе, я лишь прошу, чтобы ты... немного подождал. Вдруг Вадим и Рюрик замирятся, и тогда мы всё сделаем честь по чести. В этом случае брат не откажет сватам, посланным тобой, ведь он в самом деле весьма уважает тебя. Я прошу всего лишь об отсрочке.

-Но сколько мне придётся ждать? - настойчиво спросил Олег. - Вдруг они и вовсе не замирятся, что тогда?

-Подожди до весны, - решительно проговорила девушка. - Весной Морена ослабеет, может, тогда что и решиться.

Воевода задумался. Нет, он ни на миг не поверил в возможность примирения между Рюриком и Вадимом, но не говорить же, в самом деле, об этом Доброгневе. К тому же, ежели по совести, то Олег вполне способен был подождать. Ведь она не отказывала ему. Что такое несколько месяцев по сравнению с целой жизнью? Урманин ласково улыбнулся:

-Конечно, любовь моя, я буду ждать столько, сколько потребуется. Только бы знать, что ты не откажешь мне в день сватовства.

-Не откажу...

Завидев удобную бухту, корабль пристал к берегу. Близился вечер. Ватага быстро разбила стан, радуясь, что завтра уже все будут греться у родных очагов в Ладоге. Пока же воевода Олег велел запалить костёр, дабы сварить всем горячего, и устраиваться на ночлег. Счастливый данным Доброгневой обещанием, воевода достал небольшой бочонок зелёного византийского вина, сберегаемого им неизвестно для какого случая, и предложил отметить счастливое возвращение домой. Никто, понятно, не разгадал истинных причин щедрости своего вождя, однако все радостно приветствовали эту мысль. Хотя гуляние, понятно, надолго не затянулось - назавтра предстояло держать ответ перед князем за свершённые дела, да и до самой Ладоги ещё нужно было доплыть. Поэтому, выставив караулы, все начали укладываться спать. Русы, бывалые мореходы, отклонили предложение сойти на ночь на берег, и после пирушки вновь поднялись на борт своего корабля. Словене же, более привязанные к земле-матушке, разбили лагерь на суше. Совсем скоро над стоянкой разлилась блаженная, сонная тишина.

Спал, однако, Олег плохо. Во сне он увидел всё ту же стоянку, караульных у костров и Доброгневу, мирно посапывающую рядом. Неожиданно из-за деревьев вышел Вадим. Никем не замеченный, он бегло огляделся и вдруг увидел свою сестру, спящую бок о бок с урманином. Лицо боярина вмиг побледнело, а потом налилось краской ярости.

-Немедленно отойди от моей сестры, варяг! - сквозь зубы процедил Вадим.

-Это отчего же? - вставая, насмешливо спросил Олег.

-Ты не достоин и волоса с её головы. Стыдись, варяг, где же твоя честь, которой вы, рюриковичи[2], столь гордитесь! Не умея достойно отомстить воину, глумишься над его ни в чём не повинной сестрой.

-Нет, Вадим, - покачал головой урманин. - Это ты, не сумев достойно отпустить потерянную для тебя женщину, начал, точно пёс цепной, бросаться на всех подряд. Я же в самом деле больше жизни люблю Доброгневу и честь по чести думаю заслать к ней сватов по весне.

-Сватов, говоришь? - лицо боярина заметно помягчело. - А почему же только по весне? Или нынче заботы другие?

-Доброгнева просила, - пропуская мимо ушей замечание о «заботах», ответил воевода. - Надеется, глупая, что вы с Рюриком замиритесь.

-И впрямь глупая, - грустно улыбнулся Вадим.

Успокоившись, оба мужчины сели около костра. Вадим задумчиво смотрел на огонь, Олег же пристально наблюдал за ним самим, пытаясь понять, как из вполне хорошего человека получился столь отъявленный предатель.

-Это хорошо, что она выбрала тебя, - проговорил, наконец, боярин. - Ты мне всегда был люб. Товарищ хороший, воин ладный. А что до баб большой охотник, так Доброгнева тебя от этой блажи быстро вылечит. Девка она славная, добрая, а вот рука у неё тяжёлая.

Воевода усмехнулся.

-Коли жена хороша, так на чужих баб и смотреть не захочешь. Сам-то ты как дальше жить думаешь?

-А как трава в поле: день прожил - и ладно. Ты обо мне не беспокойся, о себе подумай. Хотел бы я посоветовать вам отойти от Рюрика, да знаю, что не послушаете.

-А нынче ты как живёшь?