— К счастью, я был готов к такому повороту, — продолжает он, собственническим жестом заправляя прядь моих волос, выбившихся из причёски, за ухо. — Если вы не соглашаетесь сотрудничать добровольно, то я вынужден прибегнуть к другому способу усмирения вашей упрямой натуры. Слушайте внимательно, Лия, и хорошо подумайте, прежде чем дать окончательный ответ.

Я всхлипываю от накатывающего ужаса, чувствую, как одинокая слезинка скатывается по щеке, но Эмиль неумолим.

— Вы можете рассказать хоть каждому человеку в столице о моём даре, но даже если меня казнят, ваша семья будет уничтожена. Я уже отдал распоряжения: если мы выходим из этой комнаты не вместе, то заводы вашей семьи будут разорены, золотоносный рудник взорван, а фабрика тканей останется без поставщиков материалов. Отца обвинят в пособничестве моей персоне, а поскольку я уже ничем не смогу вам помочь, его отправят на плаху следом. Ваше поместье выкупят за гроши, вы с матерью пойдёте по миру, как семья заговорщика. В лучшем случае вас выселят к Сумеречной Стене, где вы и проведёте остаток своей жизни. — Он делает паузу, давая моему бьющемуся в истерике воображению представить эту картину в красках. — Так что скажете теперь, миледи? Титул герцогини и моя рука, или правда?

Подступающие рыдания сковывают горло: если б не Тень, я б уже рухнула на колени, захлёбываясь слезами. Вот как на самом деле выглядит шантаж — сейчас я чувствую его на своей шкуре сполна. Оставшаяся в сознании крохотная частичка разума суматошно ищет выход и не находит.

— Не отчаивайтесь, дорогая, я не столь ужасен, как вам кажется в эту минуту. — Эмиль носовым платком вытирает бегущие по моим щекам слёзы. — Я хотел быть щедрым, но вы так пренебрежительно отвергали все мои попытки, что не оставили выбора.

Он обхватывает меня за талию, не давая упасть: Тень отпускает моё тело, чёрными кольцами впитываясь в руки великого князя. Вижу, как сереет кожа на запястьях — проклятье действует и на него. Свободной рукой он вытаскивает кинжал, прятавшийся в ножнах на поясе.

— Не дергайтесь, Лия, иначе я могу испачкать ваше красивое платье кровью, — предупреждает Эмиль, обнимая меня. — Хотя эта ткань прекрасно замаскирует мою оплошность.

Остриё кинжала чиркает по ладони, и чёрные путы Тени приникают к крохотной ранке. Прижатая к груди князя, я, замерев, наблюдаю, как магия постепенно светлеет, снова становясь похожей на серый сумеречный туман. Когда проклятая сила исчезает, Эмиль убирает кинжал. Он продолжает держать меня за талию целой рукой, протягивая пораненную.

— Поможете?

С ненавистью гляжу ему в глаза, но он, совершенно не смущаясь, тихонько посмеивается. У меня нет выбора. Стискиваю его ладонь пальцами, нащупывая крохотный огонёк магии внутри себя. Тёплый свет согревает его кожу, и ранка затягивается в мгновение ока.

— Благодарю. — Наконец, он отпускает меня на волю, вытирая подсохшую кровавую дорожку на запястье. — Так что вы ответите? Могу ещё раз встать на колено, если хотите.

— Не стоит, — сквозь зубы бормочу я. Шкатулка с кольцом всё ещё лежит на диване, и я беру её в руки. — Но у меня есть маленькое условие, князь.

— Боюсь, вы потеряли шанс торговаться, — равнодушно говорит Эмиль, наблюдая, как я открываю шкатулку и достаю кольцо.

Бриллиант рассыпает миллиарды искр, стоит только свету попасть на его грани. Это мог быть прекрасный жест любви, но сейчас он всего лишь символ дорогих оков.

— Я не хочу делить с вами постель. — Мой голос снова обретает твёрдость. — И ваша любовница не будет сопровождать меня. Нигде. Никогда.

Эмиль берёт кольцо из моих рук. Долгий миг он разглядывает его, словно раздумывая над ответом, а потом пожимает плечами. Тонкий золотой ободок скользит по безымянному пальцу, и я чувствую, как тяжесть камня тянет руку вниз.

— Я не собираюсь вас принуждать к супружеским обязанностям, — спокойно отвечает он. — Только если сами попросите.

— Не попрошу, не надейтесь, — огрызаюсь я. Хочу отнять ладонь, но он удерживает её в своих руках.

— А на счёт Илоны… Я постараюсь свести ваши контакты к минимуму. Как вы ранее верно заметили, она не в большом восторге от вашей персоны, а сегодняшние события ей понравятся ещё меньше. Но, в отличие от вас, герцогиня Келлер знает своё место.

— Только не отпугивайте её раньше времени. Ей ещё носить вашего наследника, — сухо замечаю я. Эмиль чуть хмурится, а я поясняю. — Вы не бог, и непорочное зачатие мне, к счастью, не предстоит. Подумайте о будущем, ваше высочество.

Он чуть сильнее сжимает мою ладонь, но я даже не дёргаюсь. О, если бы я могла сделать ему так же больно, растоптать его душу, как он только что уничтожил мою! Но всё, что остаётся, это попробовать побольнее укусить его словами.

— Пойдёмте, Лия. Нас уже заждались.

Князь ведёт меня к дверям в столовую. Делаю глубокий вдох, расправляю плечи и улыбаюсь ему самой неискренне-сладкой улыбкой, на какую только способна в эту минуту. Эмиль распахивает створки, его глубокий голос заполняет всю комнату.

— Дамы и господа, хочу представить мою дорогую невесту, Лияру фон Армфельт!

Лежу в кровати, накрывшись одеялом с головой: яркое полуденное солнце светит прямо в лицо, а на мои призывы задёрнуть шторы, никто не откликается.

Со дня сватовства идёт уже четвёртый день, и всё это время я не выбираюсь из кровати, отговариваясь нездоровьем: после обморока перед императорской семьёй родители даже верят. Они не донимают меня посещениями, лишь каждый вечер приходит целитель, господин Отто Рейснер. Маменька замучила его вопросами, не беременна ли я — и то верно, нет же других болезней, укладывающих в постель на несколько дней, кроме беременности! Вчера я снова услышала её встревоженный голос за едва закрывшейся дверью и, встав ради такого случая на ноги, вышла в гостиную, заявив на всю комнату, что лунные дни у меня закончились на прошлой неделе.

Мама побледнела, Мила ахнула — о таком не говорится во всеуслышание, да ещё и в присутствии мужчины, пусть он и целитель. Не дожидаясь ответа, я захлопнула дверь, снова завалившись в кровать.

Моих сил хватает только на подобные выходки: злость вспыхивает, на короткий миг возвращая к жизни, но вскоре уступает место апатии.

Все три дня я толком ничего не ем, ни с кем не разговариваю и никуда не выхожу. Мила не оставляет попытки поднять меня на ноги, но её методы, раньше работавшие безотказно, сейчас не действуют: меня не пугает перспектива предстать сонной лахудрой перед вдруг заявившимся Эмилем, не трогает будто вскользь брошенное упоминание, что герцогиня Келлер зачастила во дворец. Да что там, даже запахи выпечки из столовой не заставляют меня одеться и выйти к родителям.

Под одеялом становится жарко. Откидываю его прочь, перевернувшись на другой бок, чтоб солнце не било в лицо. Из-за приоткрытой двери слышу, как в гостиной Мила разговаривает со Снежей:

— Что же делается с деточкой-то? Раньше она б ни в жизнь не позволила увидеть себя распустёхой, а уж утереть нос конкурентке — вообще любимое развлечение с шестнадцати лет! И вот поди ж ты, на всё наплевать, — причитает гувернантка. — Что же это за брак такой, если ещё даже до помолвки дело не дошло, а миледи уже лёжкой лежит?

— Мне рассказала одна служанка, что герцогиня уже третий день приходит к князю, проводит у него не больше десяти минут и уходит каждый раз печальная. Он отвергает её, потому что влюбился без памяти в нашу госпожу. Ах, как это так романтично! — отвечает Снежа.

— Вот глупые девки, — ворчит Мила. — Вырастете и поймёте, что за десять минут можно многое успеть. В этом деле важно не как долго, а как часто.

Но Снежу не остановить.

— Не знаю, чего госпожу не устраивает. Красивый, богатый, знатный, влюблённый! — Она мечтательно вздыхает. — Мне бы такого…

— Молчи, дурёха, не приведи боги ещё миледи услышит, — прикрикивает на девушку Мила. — Ей и одной герцогини хватило по самые уши, а тут ты ещё чепуху несёшь.