Два дня я избегал заходить к ней в спальню. Видеть её такой — бледной, с серыми губами и чёрными кругами под глазами, — было не менее тяжело, чем ловить на себе полные мольбы взгляды её матери. Будто я что-то могу сделать… За эти дни даже барон Армфельт утратил весь оптимизм: из энергичного, полного сил человека он превратился в блёклую тень самого себя. Смотреть на них невыносимо, но и бесконечно отворачиваться тоже нельзя.
— Идём.
В покоях Лияры тишина. Её мать спит на кушетке в гостиной, отец тут же в кресле. Я делаю знак Отто не будить их: хоть кому-то сон приносит забвение. Отто осторожно открывает дверь, и мы проходим в спальню. Масляный ночник горит на прикроватной тумбе. В его свете Лия ещё больше походит на покойницу: тонкие руки вытянуты поверх одеяла, измождённое лицо словно вырезано из белого мрамора, даже золотые волны волос потускнели. Мягко закрыв за собой дверь, я подхожу к постели, аккуратно притрагиваюсь к ледяным пальцам.
Тень от моих рук легко ощупывает её тело. Прозрачный сумеречный поток встречается с чернильно-черным щупальцем, обвивающим еле бьющееся сердце. Тянусь, пытаясь его извлечь, увести за собой, и на секунду кажется, что проклятье поддаётся: волны мглистой магии приникают к пальцам, ползут вверх по рукам. Лия делает вдох, но Тень, почуяв подвох, сбегает обратно.
— Я пытался переместить дар в другое вместилище, но магия не живёт без тела, — тихо говорит Отто. Он приваливается к столбику кровати, поддерживающему каркас для балдахина, и тяжело вздыхает. — Даже если это получится, нет никаких гарантий, что Тень, уходя, не выпьет силы миледи досуха. Лишь смерть заставит её разжать свои когти.
Нежно погладив оледеневшие пальцы, я продолжаю всматриваться в лицо девушки. Я что-то упускаю. Она не может уйти вот так, едва начав жить. Я и без того достаточно измучил её ради собственной безопасности, а теперь ещё и убил.
Убил.
Простое и очевидное решение пронзает усталый разум. Как же я раньше не понял!
Лёгкий взмах руки, и двери полыхнули ослепительной вспышкой: теперь они не откроются, пока я сам не отпущу магию — или не умру. Сняв сюртук, бросаю его на край кровати, расстёгиваю манжеты рубашки и закатываю оба рукава.
— Что ты задумал, мой мальчик? — Отто удивлённо наблюдает, как я отхожу к столу, заваленному банками, склянками, бинтами и травами.
— Она не умрёт вот так. — Нахожу чашку с остатками воды, вплёскиваю прямо на ковёр. Затем отрываю от рукава полосу ткани и, протягивая её целителю, говорю: — Я поделюсь с ней своей Тенью. А ты мне поможешь.
Запретный дар можно получить лишь одним способом: умереть и принять кровь носителя. Именно так заразили меня самого, когда мне было всего двенадцать лет. Будучи мальчишкой, я плохо запомнил последовательность ритуала, лишь страх, боль и кровь, но если сейчас не попробую воспроизвести его, то буду проклинать себя всю жизнь.
— Ты должен убить её, Эмиль. — Отто не притрагивается к ткани, лишь смотрит усталыми мудрыми глазами. — А потом суметь поделиться магией. Мы оба не знаем наверняка, как это делается. А если не получится?
— Тогда я признаюсь во всём и понесу наказание.
Со вздохом, целитель перетягивает мне левую руку. Правой я вытаскиваю из ножен кинжал. Острая боль, и тёмная струйка крови льётся в подставленную чашку. Отто внимательно следит, как наполняется посудина, а сам даёт указания.
— Ты должен обозначить круг и отпустить дар. После того, как упадёт последняя капля, не смей выходить наружу — Тень сожрёт твою энергию махом. И я не смогу к вам приблизиться, не смогу помочь, пока ритуал не будет завершён. Когда магия наберёт силу из крови, ты должен пронзить её сердце. Что будет дальше — известно одним богам.
Я киваю в ответ. Чашка полна почти на середину, и Отто разрезает жгут. Он залечивает порез, передаёт мне кинжал.
— Будь осторожен. — Целитель отходит к окну.
— Я всегда осторожен.
Окунув остриё кинжала в чашку, обхожу кровать по кругу, роняя капли крови как можно чаще. Последние падают на подушку над головой неподвижной Лии. Присев на край постели, я высвобождаю Тень. Сумеречные струи магии ощупывают контур, темнеют, густеют, словно напитываются силой. Тень обволакивает нас, смыкается в плотное кольцо, становится чернее ночи. В обычные дни, когда постоянно сдерживаемая магия требует выхода, она прорывается волнами мрака, но попробовав крови, светлеет и снова становится серой смутной тенью. Сейчас же всё ровно наоборот.
Сила просит деяний, нашёптывает безумные мысли, играет разумом. Лицо Лияры будто меняется, то погружается в сумрак, то словно светится изнутри. Кажется, ещё миг — она откроет глаза и, по обыкновению, грозно нахмурится. Ласковые щупальца Тени путаются в её волосах, ощупывают хрупкую фигурку, приникают всё ближе.
Пора.
Я бесцеремонно откидываю одеяло, прощупываю грудь девушки, нахожу нужную точку между рёбрами. Остриё кинжала протыкает нежную кожу, показывается первая капелька крови. Крепко зажав рукоять одной рукой, второй я ударяю по навершию, и клинок входит в сердце.
Тень взвивается до потолка. Чужая кровь приводит её в безумие. Плавные перекаты магии сменяются бурлящим водоворотом. Она требует жертву, неистовствует от жажды.
Вытащив кинжал, я жду. Тёмная густая кровь толчками заливает ночную рубашку, пропитывает край одеяла, стекает на простыни. Вместе с нею из девушки исходит чужой дар. Подхватываемый мощью моей Тени, он растворяется, сливается с ней. Проклятья больше нет. Лия мертва.
От напряжения сводит пальцы, а горло пересыхает, словно я не пил вечность. Тень вихрится вокруг нас, то приникая к кровавой ране, то отстраняясь прочь. Что-то не так. Сила словно не видит такой очевидный путь. Ну же, иди, возьми её душу, подчини себе это слабое тело.
Лия уходит. Я снова её подвёл — теперь уже окончательно.
Холодная ярость застилает глаза. Нет, я не сдамся, только не сейчас. Режу кинжалом ладони, прикладываю их к её груди, направляю магию, прокладываю ей дорогу.
Тень торжествующе ревёт. Словно зверь, почуявший добычу, она летит по следу, впивается в тело, подчиняет его себе, и сама подчиняется. Ещё мгновение — не больше одного вдоха — и сила разрывается. Одна часть, сытая полученной жертвой, возвращается ко мне, вторая — с удовлетворением обустраивается в новой хозяйке.
Всё стихает. Ритуальный контур меркнет и пропадает, а я медленно отнимаю окровавленные руки.
Отто уже рядом. Мягкий свет его дара окутывает девушку, залечивает рану, не оставляя даже шрама на память. Два долгих удара сердца ничего не происходит, а потом Лия делает вдох.
— Мы ничего ей не скажем, — тихо говорю я. — Ты сделаешь настой, усмиряющий магию — неактивный дар может спать годами, если она сама его не призовёт. А я прослежу, чтобы ей никогда не пришлось им пользоваться.
— Это ошибка, мой мальчик. Лия должна знать, что произошло.
— Нет. Пока я не найду способ снять проклятье, она будет в неведении, и ты это выполнишь.
Сокрушенно качая головой, целитель продолжает прощупывать магией тело девушки, восстанавливая потоки силы. Я поднимаюсь на ноги. Теперь точно свалюсь спать, ведь главное свершилось: Лияра жива.
Глава тринадцатая, в которой я открываю глаза
Я открываю глаза, когда первый луч солнца ложится на лицо. С удовольствием потягиваюсь, разминая затёкшие плечи. Оказывается, в моей спальне очень красивый потолок: позолоченные узоры сплетаются в огромное полотно, то раскрываясь цветами, то превращаясь в очертания диких зверей.
Подождите… Какой потолок? Над моей кроватью натянута ажурная сетка балдахина, разглядеть через неё этот рисунок просто невозможно!
Сажусь в постели, откидывая край тяжёлого одеяла. Спальня совершенно другая: стены обиты панелями красного дерева, массивный шкаф никак не подходит для складирования моих нарядов — они в него просто не поместятся, даже повседневные, — у окна низкий, обитый сукном стол, на котором беспорядочно навалены множество склянок из тёмного стекла, а с краю стоит графин с водой и стакан из хрусталя. В комнате нежно пахнет пионами. Пышные цветы, последние в этом году, красуются в фарфоровых вазах в ногах кровати. Приятно, конечно, но что я здесь делаю?