— Вероятно, вы правы, — опуская глаза, сказала Арриан. В эту минуту она странным образом забыла о том, что Уоррик перед нею в чем-то виноват.

В дверь постучали, и Кэссиди, торопливо доев булочку, пошла открывать. На пороге стояла Барра с весьма недовольным выражением лица.

— Его милость просит вас немедленно спуститься к нему в кабинет.

— Меня? — удивленно переспросила Кэссиди. — Он просит спуститься меня?

— Да, именно вас.

— Передайте, что я сейчас приду.

— Да, на вашем месте я бы не мешкала. Кэссиди затворила за Баррой дверь и озадаченно обернулась.

— Интересно, чего он от меня хочет? Арриан отпила глоток чаю и помазала маслом булочку.

— Не знаю. Пойдете к нему?

— Конечно. — Кэссиди проверила, не выбились ли ее волосы из-под чепца. — Пойду узнаю, в чем дело.

Когда Кэссиди появилась в дверях кабинета, Уоррик просматривал хозяйственные книги.

— Вы меня звали, милорд?

— Да, входите, Таттл.

Кэссиди, не поднимая глаз, шагнула в кабинет.

— Я хотел справиться о леди Мэри. Вы, правда, вчера говорили, что с нею все в порядке, но я все же хочу уточнить: не наложили ли ее недавние злоключения неизгладимого отпечатка на здоровье.

— Ничего, скоро пообмогнется, — голосом лондонской торговки отвечала Кэссиди. — Она не какая-нибудь размазня, хоть и леди.

— Рад это слышать. Леди Мэри мне очень понравилась, и я искренне волновался о ней.

Да, он умеет быть приятным, когда захочет, подумала Кэссиди и сказала:

— Не припомню, чтобы ее милость высказывалась о вас так же лестно, милорд.

Взглянув на служанку повнимательнее, Уоррик впервые заметил золотые пряди, выбивающиеся из-под чепчика. Барра права, строптивости ей не занимать, но почему тогда она все время смотрит в пол, а не на собеседника?

— Таттл, вы давно знаете леди Арриан?

— С младенчества, милорд. Я ее вынянчила, и для меня хуже нет, чем когда ее обижают. Так что я уж постараюсь, чтобы этого больше не было.

— Таттл, вам когда-нибудь кто-нибудь говорил, что для служанки вы чересчур своенравны?

— Мне? Сроду не бывало, милорд. Мое дело маленькое — барышне угождать.

— Хорошо. В таком случае ступайте к своей барышне и спросите у нее, не согласится ли она сегодня покататься со мною верхом. Скажите, я буду ждать ее в одиннадцать.

— Нет, милорд, не согласится. Она дурно спала, так что ей нынче не до прогулок, благодарствуйте. Уоррик, теряя терпение, встал.

— Таттл, извольте передать своей хозяйке то, что я сказал, а уж она сама примет решение! Постойте… Скажите ей, что я настаиваю на этой прогулке.

Таттл без слов выскользнула из кабинета. «Нет, — подумал Уоррик, проводив ее взглядом, — он решительно не согласен долго терпеть в своем доме английскую служанку. Эта особа слишком уж себе на уме, хоть и скромна с виду. Впрочем, если она и впрямь знает Арриан с пеленок, то, пожалуй, ее бесцеремонность можно простить. Хадди ведь тоже имеет привычку напрямик выкладывать ему все, что думает».

Лишь часом позже Кэссиди снова спустилась вниз и передала, что леди Арриан принимает приглашение его милости. Посовещавшись, они с дочерью решили, что лучше не раздражать лорда Уоррика отказом и не будить лишний раз его подозрений.

Было по-утреннему свежо, но солнце уже вовсю пригревало, когда Уоррик с Мактавишем вывели из конюшни лошадей.

— Не понимаю я женщин, Мактавиш.

— Не знаю, как насчет всех женщин, но с этой ты точно запутался. Сперва ты силой заставляешь ее здесь остаться, а потом, кажется, ждешь от нее благодарности? Ты слишком жесток с нею, она этого не заслужила.

— Смотри не наговори лишнего, Мактавиш! Моя жестокость имеет свои причины, и ты их знаешь.

Мактавиш перекинул поводья через спину оседланной для Арриан лошади.

— Я привез ее в Айронуорт и чувствую себя ответственным за ее судьбу. Мой долг сказать тебе: Уоррик, отпусти ее!

Губы Уоррика упрямо сжались.

— Это решать мне!

— Решать-то тебе, но боюсь, что уязвленная гордость да старые обиды не лучшие советчики в таком деле. Поверь, все это может кончиться очень скверно.

— Полно, Мактавиш! Ты стал мнительным, как старая бабка. Уверяю тебя, что, как только она уедет отсюда, она и думать забудет про Айронуорт, а я про нее.

Мактавиш с сомнением покачал головой, но ничего не сказал, и Уоррик продолжал:

— А если я предложу ей остаться со мной по доброй воле? Что ты на это скажешь?

— Тогда тебе придется забыть прошлое и начать с нею жизнь заново. Насколько я понимаю, вряд ли это у тебя получится.

— Да, забывать прошлое я не умею.

— Ну, вот тебе и ответ. Ты должен ее отпустить, и как можно скорее.

— А как же наш с нею брак?

— Уоррик, ты же сам прекрасно понимаешь, что ваш так называемый брак можно расторгнуть в два счета.

— Послушай, Мактавиш, ведь она тебе нравилась?

— Нравилась. И нравится. Она славная девушка, и — хоть ты этого и не желаешь признавать — она именно то, что тебе нужно.

Уоррик нахмурился:

— Теперь я тебя вовсе не пойму, Мактавиш. То ты велишь мне ее отпустить, то вдруг через минуту заявляешь: она то, что мне нужно. Все-таки что прикажешь выбрать: жить с нею или отпустить ее?

— Загвоздка в том, что выбор тут зависит не только от тебя, а она вряд ли захочет с тобою жить. Ты, к сожалению, показал себя не с лучшей стороны.

Тем временем они уже подошли к крыльцу, где на ступеньках рядом со своей служанкой стояла Арриан. Уоррик подхватил ее за талию и усадил в седло.

— Надеюсь, нас с вами ждет приятная прогулка, миледи.

Арриан ничего не ответила, лишь коротко кивнула Мактавишу.

Когда они отъехали, Мактавиш подошел к Кэссиди.

— Вы служанка ее милости?

— Да, я Таттл, — рассеянно сказала она, не отводя от дочери глаз.

Мактавиш уловил беспокойство в ее голосе.

— Не волнуйтесь за свою хозяйку. Он не сделает ей ничего дурного.

— Думаю, вы не хуже меня знаете, что он сделал ей уже достаточно дурного, — не оборачиваясь, отвечала Кэссиди.

— Не хотелось бы смотреть на все это так мрачно.

— А как бы вам хотелось на это смотреть?

— Знаете, мне кажется, эти двое могли бы принести мир Драммондам и Макайворсам после стольких поколений вражды и ненависти.

Она метнула в него угрожающий взгляд.

— Хотите принести ее в жертву своей старой вражде? Нет уж, увольте!

Проследив, как его собеседница скрылась за дверью, Мактавиш покачал головой. Пожалуй, для служанки она изъясняется чересчур изысканно. Надо посоветовать Уоррику понаблюдать за нею. Возможно, она совсем не та, за кого себя выдает.

За всю дорогу Арриан не проронила ни слова. Наконец, когда они спустились к морю и проехали немного по песку, Уоррик придержал свою лошадь и обернулся к Арриан.

— Я начал волноваться за вас, — сказал он. — Вы не больны?

— Я здорова, — не глядя на него, отвечала она.

— Я хотел поговорить с вами о…

— Глядите, — перебила она, указывая куда-то вдаль. — На горизонте корабль. Наверное, плывет во Францию.

— Арриан, вы не хотите даже взглянуть на меня? Она обернулась и посмотрела ему прямо в глаза.

— Пожалуйста. Вы довольны?

— Мне жаль, что у нас так все получилось, Арриан.

— Вас, кажется, мучают угрызения совести, милорд?

Он неловко качнулся в седле.

— Возможно.

— Что ж, я рада это слышать. Пусть же ваши угрызения не дают вам спать по ночам, и пусть… Он с улыбкой поднял руку.

— Довольно, не то вы, чего доброго, пожелаете сейчас, чтобы я упал с Тайтуса и сломал себе шею.

— Заметьте, однако, что я этого не произносила, — парировала она, поражаясь тому, что можно, оказывается, говорить таким безразличным тоном, трепеща при этом с головы до ног.

— Скажите, вы когда-нибудь могли бы меня простить?

«Что это, очередная хитрость?» — подумала она, вслух же сказала:

— Вряд ли, милорд.

Взгляд Уоррика, устремленный в морскую даль, задержался на крошечной точке на горизонте.