Деверелл Ли добрался до Парижа вместе с торговым обозом и в компании богатых купцов. Там сын банкира Анри Кира посадил его на судно, идущее в Кале. Он переправился через Ла-Манш, и мастер Джонатан Кира проводил его в Лондон, к своему отцу, Джеймсу Кира.

— Надеюсь, путешествие было приятным, сэр, — приветствовал его английский банкир. — Я взял на себя смелость справиться о здоровье вашего батюшки. Граф очень слаб, но жизнь его пока все еще теплится. Я также позволил себе вольность установить наблюдение за графиней, дабы убедиться, что она не покинет Глостершир, пока вы не завершите свои дела в столице. — Он показал на небольшой сундучок, стоящий на столе, и, открыв его, объявил:

— Ваши драгоценности, милорд. Не хотите проверить, все ли на месте?

Деверелл, потрясенный столь невероятной расторопностью, вынул заранее составленную опись, сверился и покачал головой.

— Все здесь. Золото, насколько я понимаю, положено на счета в вашей конторе?

— Совершенно верно, милорд, — улыбнулся банкир. — Теперь вам понадобится аудиенция у короля Карла, не так ли?

— Разумеется.

— Это можно устроить. Семья герцога Бакингема ведет дела с нашим домом. — Перебрав камни, Джеймс выбрал большой круглый алмаз. — Неплохой подарок для его величества, особенно если его оправить в золото, как по-вашему? А для королевы — золотое распятие, усыпанное рубинами и жемчугом.

— Предоставляю вам полную свободу действий, — откликнулся Деверелл. — Где мне остановиться, мастер Кира, и сколько придется пробыть в Лондоне? Как вы уже догадались, мне не терпится увидеть отца.

— Потребуется несколько дней, прежде чем состоится аудиенция, милорд. Пожалуй, лучше всего вам погостить у меня. Не стоит показываться на улице, где вас могут узнать, прежде чем получите помилование и сможете не опасаться ареста.

Благодарный Деверелл с радостью принял приглашение и ни разу не пожалел об этом, ибо гостеприимство банкира не знало границ.

Не прошло и недели, как ему принесли новый костюм черного бархата. Камзол был украшен отложным воротником изумительного кружева. Штаны до колен заканчивались широкими серебряными подвязками с серебряно-черными бантами. Камзол дополняли серебряные пуговицы, а в разрезы рукавов выглядывал тонкий батист рубашки. К костюму полагались белые шелковые чулки и черные кожаные туфли с серебряными розетками. Белые кожаные перчатки были оторочены серебряным кружевом. Вот только волосы лорд Ли стриг слишком коротко и вопреки моде не носил ни усов, ни бороды. Безупречные черты лица портил уродливый шрам, змеившийся до левого уголка рта и придававший владельцу вид зловещий и одновременно трагический.

Великодушный хозяин ссудил Девереллу экипаж, в котором он и отправился в Уайтхолл. Там его встретил придворный, дальний родственник герцога Бакингема, обязанный чем-то семейству Кира, провел в королевские покои и велел подождать. Вскоре появился король и, выслушав историю Деверелла, внимательно прочитал предсмертную исповедь Адриана Ли.

Поразмыслив, монарх поднялся и приказал молодому человеку подождать его возвращения. Лакей тем временем подал вино и бисквиты.

Деверелл Ли так нервничал, что не смог ничего в рот взять, только выпил немного вина и принялся нетерпеливо мерить шагами комнату и наконец сел, гадая, какой приговор вынесет король. Поверит ли Адриану или велит повесить наследника графа Окстона как гнусного преступника?

За окном стучал дождь. Деверелл тупо смотрел, как разбиваются капли о стекло. В камине громко трещали сырые дрова.

Дверь снова открылась, и на пороге показался король. Деверелл поспешно вскочил и поклонился. Губы Карла дернулись в легкой усмешке, но голос и лицо оставались серьезными.

— Я потолковал со своими советниками, виконт, — начал он. — Все согласились, что исповедь, привезенная вами, — подлинная. Учитывая печальную репутацию вашей мачехи, вполне возможно, что все было так, как описал ваш несчастный брат. Мы, конечно, сожалеем о его смерти, но такова воля Господня. Кроме того, многие уверяют, что хотя в молодости вы были довольно легкомысленны, но никак не склонны к насилию. Вас также никто не мог упрекнуть в недостатке разума, и, зная о дурной славе леди Клинтон, никто и помыслить не может, что вы способны лишить жизни человека из-за женщины, так легко дарившей свою благосклонность. Мы понимаем страх, побудивший вас бежать и скрыться, пред лицом, казалось бы, неопровержимых улик. Толченое стекло и нарубленный конский волос. Интересный способ.

— Говорят, широко распространенный в Неаполе, — пояснил Деверелл.

— Вот как? Да, я и забыл — ваша мачеха родом из этого города! Разумеется, никто ничего не заподозрил бы. Вероятно, побег был наиболее верным решением. Зато на вашу долю выпало немало сказочных приключений. Думаю, жизнь в Глостершире покажется вам весьма тоскливой после всего, что вам пришлось пережить. Вы собираетесь жениться? — осведомился монарх.

— Да, ваше величество, если меня помилуют.

— Если? Кровь Христова! Неужели я ничего не объяснил! Ну да, иначе вы не спросили бы! С вас сняты все обвинения, виконт Туайфорд. Мой секретарь уже пишет указ, дабы не произошло никаких недоразумений с шерифом графства. Ну а теперь признайтесь: наверное, какая-нибудь хорошенькая плутовка ждала вас все эти годы?

— Нет, милорд, боюсь, в юности, пускаясь во всяческие сумасбродства, я не думал о том, что когда-то придется вступить в брак и иметь наследников. Однако теперь пора начинать поиски. Еще будучи при дворе, я увидел настоящую маленькую красавицу, которая теперь выросла и стала невестой, если уже не вышла замуж. Ее зовут леди Индия Энн Линдли.

— Высоко метите, милорд, — заметил Карл. — Леди Линдли — единокровная сестра моего племянника и богатая наследница. Однако припоминаю, что она довольно ветрена и никак не выберет себе супруга. По-моему, родители увезли ее в Шотландию. Но я не слышал о ее замужестве, иначе мой племянник не преминул бы меня известить. Он сейчас при дворе. Кстати, ей уже лет двадцать. На вашем месте я взял бы жену помоложе.

— Советы вашего величества поистине неоценимы, — уклончиво откликнулся Деверелл и извлек из камзола два бархатных мешочка. — Покорнейше прошу ваше величество принять это в дар от верного слуги. — Он протянул первый мешочек из пурпурного бархата. — А это умоляю передать ее величеству, — добавил он, отдавая второй, из белого бархата.