— Вы слышали выстрелы? — торопливо спросил он, подходя.

— Да, — отвечал шейх. — Кто стрелял и что все это значит.

— Откуда мне знать? Я проснулся от шума и увидел, что джелаби рядом нет. Я отправился их искать и услышал выстрелы на востоке отсюда. Вы, кажется, не спали и, значит, должны лучше меня знать, что произошло.

— Мы совершенно ничего не знаем, эфенди. Нам показалось, что это ваше ружье произвело выстрелы, и мы подумали, наверное, появился еще один лев.

— Тогда он, должно быть, проглотил джелаби со всеми потрохами, потому что они как сквозь землю провалились. Нет, здесь что-то другое. Не хочешь ли пойти посмотреть вместе со мной?

— Да, конечно, я пойду.

Шейх едва смог скрыть свое разочарование и ярость оттого, что снова видел проклятого немца живым. Но где же джелаби и что стало с людьми гума? Он весь горел от нетерпения поскорее это узнать и с готовностью согласился на предложение чужеземца.

Когда они подошли к скалам поближе, шейх увидел джелаби, и у него вырвался неосторожный вопрос:

— Вот же они? Но где гум?

— Гум? — переспросил Шварц. — Так ты сознаешься, что знаешь о нем? Вот уж не думал, что ты такой прямодушный человек.

— Гум… Эфенди, гум… это… это… я… — пролепетал в испуге шейх.

— Уже достаточно того, что ты сказал. Свяжите его!

Отдавая этот приказ, он схватил араба обеими руками за шею и так сдавил ему горло, что тот не мог издать ни звука. Руки и ноши шейха были тут же опутаны ремнями, после чего его положили на землю.

Тогда Шварц крикнул ожидавшим у костра хомрам:

— Зуэфэль Абалик, иди скорее сюда! Тебя зовет шейх.

Он знал по имени всех хомров и был уверен, что ему удастся заманить их сюда по одному. Чтобы шейх не предупредил своих, маленький словак склонился над ним, приставив к его груди лезвие своего ножа, и пригрозил:

— Посмей произнести хоть слово, и я проткну тебя насквозь!

Впрочем, это предупреждение было излишним, пленник и так едва был жив от страха. Зуэф пришел и не успел произнести ни одного слова, как его тоже схватили за горло. Так же обошлись и с третьим арабом, которого вызвал Шварц.

Троих оставшихся у костра хомров одолеть было несложно. Двое джелаби остались охранять пленников, а остальные шесть отправились вместе с Шварцем к лагерю арабов и молча бросились на них. Хомры были так ошарашены, что почти не сопротивлялись. Несколько возмущенных вопросов с их стороны и несколько крепких ударов по головам в ответ — и они лежали на земле, связанные по рукам и ногам.

Сюда же перетащили всех остальных пленников. Четыре человека из гума притворялись, что все еще без сознания, но было видно, как они чуть-чуть приоткрывают глаза, чтобы понаблюдать за людьми, которым попали в руки. Троих джелаби Шварц послал за тем разбойником, которого подстрелил Стефан. Он оказался жив, хотя рана была очень тяжелая: пуля раздробила правую бедренную кость. Шварц попытался перевязать рану как можно лучше.

Все эти действия джелаби производили, не говоря ни слова. Пленники тоже предпочитали отмалчиваться, беря пример со своего шейха, который, казалось, решил никогда больше не раскрывать рта.

Затем Шварц взял с собой четверых людей и пошел с ними к месту стоянки гума, чтобы доставить оттуда животных и брошенные рядом с ними вещи. Вернувшись, он установил дозорный пост невдалеке от лагеря на случай, если вдруг Абуль-моут решится предпринять попытку освобождения попавших в плен сообщников.

Когда наконец со всеми делами было покончено и победители уселись вокруг костра, шейх решил, что пришло время потребовать объяснений.

— Ни один человек не смеет вопрошать Аллах о причинах его деяний, — начал он, — но у вас я хотел бы узнать, по какому праву вы схватили и связали меня и моих людей?

— Тебе это известно не хуже, чем нам, — ответил Шварц.

— Мне? Я вообще ничего не понимаю!

— По-моему, вам грех жаловаться на свою судьбу: ведь с вами обошлись гораздо мягче, чем бандиты должны были поступить с нами. Нас собирались убить, вы же пока только связаны.

— Вас хотели убить? Кто?

— Гум, о котором ты сам недавно говорил.

— Я понятия не имею ни о каком гуме!

— Не лги! Вы давно сговорились убить меня. Думаешь, я не почувствовал, когда ты дотронулся до моей руки, когда приходил к нам в лагерь, чтобы проверить, крепко ли мы спим? А после этого ты разыскал гум и привел его сюда.

— Боже праведный! — только и смог вымолвить шейх в первое мгновение. Теперь он понимал, что запираться дальше бесполезно, но все же решил стоять на своем до конца и, собравшись с духом, закричал в притворном гневе:

— Что за клеветник наговорил тебе все это? Мы верно исполняли свою службу и вправе были ожидать от тебя благодарности. А ты вместо этого держишь нас в плену и обвиняешь во всех смертных грехах. Кто поставил тебя судьей над нами, свободными бени-араб? И кто дал тебе право так с нами обращаться? Я требую, чтобы ты немедленно вернул нам свободу!

— А вот этого я сделать как раз и не могу. Ты ведь сам только что сказал, что я не имею права судить вас, значит, я не должен выносить над вами ни обвинительный, ни оправдательный приговор. Ваша судьба находится не в моих руках, а в руках мидура из Фашоды, которому мы передадим вас завтра, а точнее — уже сегодня.

— Боже милостивый! — испуганно воскликнул шейх, — но ведь мидур наш враг!

— И у него для этого есть все основания, так как он враг всякого беззакония. Вам не поможет избежать встречи с ним ни ваша священная Фатха, ни сура «Йа син», ни уж тем более я! Так что советую не тратить времени на уговоры, потому что ни угрозы, ни мольбы не заставят меня сжалиться над вами. Приберегите их для мидура: он выслушает наши обвинения и ваши оправдания и затем решит, что с вами делать.

— Но подумай о том, что своим поступком ты навлечешь на себя месть всего племени хомров!

— Я презираю племя, чей шейх трусливо прячется, заслышав рычание льва, в то время как «жалкие» джелаби находят в себе мужество вступить в бой с Отцом Грома.

— Так побойся, по крайней мере, Абуль-моута, более сильного, чем мы.

— Этого смельчака, который так торопился убежать от меня, что даже позабыл захватить с собой своих верблюдов? Повторяю, не трудись, не трать зря сил!

Шейх предпринял еще несколько тщетных попыток заставить немца отпустить пленников, после чего разразился яростными проклятиями и замолчал. Остальные подавленно молчали, но в глубине души лелеяли надежду, что Абуль-моут придет им на помощь.

Эти ожидания отчасти оправдались: через некоторое время явился джелаби, который был выставлен дозорным, и сообщил, что он только что видел похожее на гиену животное, в чьем облике он заметил что-то странное. Шварц и Отец Одиннадцати Волосинок немедленно поднялись, чтобы следовать за ним. Часовой привел их на то место, где он видел гиену, но там уже никого не было. Все же Шварц решил обойти скалы кругом и, пройдя некоторое расстояние, действительно разглядел в темноте какую-то фигуру. Предполагаемый зверь стоял к ним спиной и, казалось, не подозревал, что за ним наблюдают.

— Сейчас я застрелю эту любопытную гиену, — сказал Стефан, поднимая ружье.

— Не стреляй, — остановил его Шварц. — Это никакая не гиена, а человек, который движется на четвереньках, чтобы обмануть нашего часового. Давай подберемся к нему поближе. Он медленно идет к скалам и, похоже, не заметит нас, пока мы его не схватим. Любая, даже самая никудышная, гиена уже давно почуяла бы нас.

Они легли на землю и быстро подползли вплотную к таинственной фигуре. Это действительно был человек, скорее всего имевший принадлежность к гуму. Чтобы его труднее было заметить на фоне серых камней, он, как незадолго до этого Шварц, снял свою светлую накидку. Судя по его поведению, он не чувствовал никакой опасности и открыто, внимательно рассматривал скалы.

Когда преследователи подошли к нему совсем близко, словак выпрямился и, прыгнув вперед, с такой силой обрушился на свою жертву, что перелетел через нее и несколько раз перекувырнулся через голову. Лазутчик вскочил и хотел убежать, но попал в руки немца, который схватил его и заломил ему локти за спину.