* См. К.Хорни. «Наши внутренние конфликты». Глава 7: «Экстернализация».
** Поллианна – героиня одноименного рассказа Элеоноры Портер, нарицательное имя для человека чрезвычайно, до слепоты, оптимистичного, склонного во всем видеть только хорошее. – Прим. перев.
Третье основное средство ослабления внутреннего напряжения – тенденция невротика переживать себя по кускам, словно он набор не связанных между собой частей. В психиатрической литературе это известно, как психическая фрагментарность,* изолированность частей личности, и кажется нам не чем иным, как повторением того факта, что у него нет ощущения себя как цельного организма, единого целого, в котором каждая часть имеет отношение к целому и взаимодействует со всеми другими частями. Конечно, только у того, кто отчужден от себя и внутренне раздроблен, может отсутствовать такое чувство единства. Однако я хочу здесь подчеркнуть, что невротик активно заинтересован в своей раздробленности. Он может уловить свои внутренние связи интеллектуально, когда ему их покажут. Но это сюрприз для него, это не затрагивает его глубоко и вскоре исчезает.
* См. Эдвард Штреккер и Кеннет Аппель. «Открывая себя» (Edward A Strecker, Kennet Appel. «Discovering Ourselves», 1943).
У него имеется бессознательная заинтересованность, например, не видеть причинно-следственных связей – того, что один психический фактор следует из другого или усиливает его, что некая установка с необходимостью будет поддерживаться, поскольку защищает важную иллюзию, что любая компульсивная тенденция будет влиять на его отношения с людьми или на его жизнь вообще. Он может не видеть самых простых причин и следствий. Ему странно, что его неудовлетворенность имеет некое отношение к его требованиям, или что его огромная потребность в людях (по каким бы то ни было невротическим причинам) делает его зависимым от других. Для него может быть невероятным открытием, что его поздние утренние подъемы как-то связаны с тем, что он поздно ложится.
У него может быть столь же сильная заинтересованность не воспринимать противоречивости сосуществующих в нем ценностей. Он почти буквально может быть глух к тому, что терпит в себе, и даже лелеет, две осознанных взаимоисключающих системы ценностей. Его, например, может не беспокоить тот факт, что ценя святость, он ценит, когда другие находятся у него на побегушках, или что честность не сочетается со страстью «выходить сухим из воды». Даже когда он пытается исследовать себя, он получает всего лишь отдельные части, словно перед ним рассыпанная разрезная картинка-головоломка: вот робость, вот соперничество, честолюбие, а вот мазохистские фантазии, потребность в любви других и много чего еще. Он может увидеть все кусочки правильно, но ничего не изменится от этого, поскольку он не видит контекста, не ощущает взаимосвязей, процесса, динамики.
Хотя психическая фрагментарность по своей сути – дезинтегрирующий процесс, его функция – сохранить status quo, защитить невротическое равновесие от крушения. Отказываясь задуматься над своими внутренними противоречиями, невротик отворачивается от стоящих за ними конфликтов и тем самым поддерживает внутреннее напряжение на низком уровне. У него нет ни малейшего интереса к ним, и они остаются далеки от его осознания.
Тот же результат получится, если оторвать причины от следствий. Разрывая эти связи, он защищает себя от осознания того, насколько влиятельны и имеют непосредственное отношение к происходящему с ним его определенные внутренние силы. Обычный, но важный пример этого – человек, который иногда испытывает приступы мстительности. Ему бывает невероятно трудно, даже рассудком, уловить тот факт, что эти приступы мотивируют его раненая гордость и потребность восстановить ее, и даже увидев эту связь ясно, он не придает ей значения. Возьмем другой пример. Человек может получить вполне ясное впечатление о вреде своего постоянного самооплевывания. Он может увидеть на дюжине подробных примеров, что такие проявления резкого презрения к себе следуют за «неудачей» – когда у него не получается жить в соответствии с фантастическими предписаниями его гордости. Но и здесь сознание остается невосприимчивым к этой связи, и она распадается. Следовательно, как сила его гордости, так и ее отношение к презрению к себе остаются, в лучшем случае, некими неясными теоретическими построениями – которые освобождают его от необходимости разобраться как следует со своей гордостью. Она сохраняет свою силу, и напряжения удерживаются на невысоком уровне (потому что она не дает конфликтам всплыть), а невротику удается поддерживать обманчивое чувство цельности.
Эти три попытки сохранить подобие внутреннего мира имеют общую черту при них убираются прочь все элементы, которые несут в себе возможность разорвать невротическую структуру – исключается подлинное я, удаляются все виды внутреннего опыта, уничтожаются все связи, которые (будучи осознанными) могли бы нарушить равновесие. Четвертое средство, автоматический контроль, отчасти следует той же тенденции. Его основная функция – наложить узду на чувства. В структуре, находящейся на грани дезинтеграции, чувства – источник опасности, потому что они, так сказать, неприрученная первобытная сила внутри нас. Я не говорю здесь о сознательном самоконтроле, которым мы можем, если так решим, обуздать импульсивные действия, взрыв гнева или порыв энтузиазма. Система автоматического контроля обуздывает не только импульсивные действия или выражения чувств, но сами импульсы и чувства. Она действует как автоматическая сигнализация, выдавая сигнал в виде страха, когда появляется нежелательное чувство.
Но в контрасте с другими средствами данное, как подразумевает его название, является еще и системой контроля. Если из-за отчуждения от себя и психической фрагментарности исчезает ощущение органического единства, необходим некий искусственный контроль, чтобы поддерживать рассыпающуюся на части личность.
Такой автоматический контроль может охватывать все импульсы и чувства – страха, обиды, гнева, радости, дружбы, энтузиазма. Соответствующие физические проявления широкой системы контроля – это мышечное напряжение, выражающееся в походке, позах, жестком выражении лица, затрудненном дыхании, запорах, и т.д. Сознательная установка к самому контролю может быть разной. Некоторые люди еще достаточно живые, чтобы он им мешал, и, по крайней мере, иногда отчаянно хотят свободно ходить, смеяться от всего сердца, влюбляться, увлекаться чем-то. Другие уже закаменели и открыто гордятся этим. Они называют это достоинством, самообладанием, стоицизмом, опусканием забрала, невозмутимостью, «реализмом», отсутствием «сантиментов», нежеланием «все выставлять напоказ».
При других типах невроза контроль более избирателен. Определенные чувства проходят безнаказанно или даже поощряются. Таким образом, например, человек с сильной склонностью к смирению склонен преувеличивать чувства любви или страдания. Через контроль не проходит, в основном, весь ряд враждебных чувств: подозрение, гнев, презрение, мстительность.
Конечно, чувства могут быть сглажены или подавлены в результате многих других факторов, и среди них – отчуждение от себя, запрет со стороны гордости, привычка фрустрировать себя. Но то, что бдительная система контроля действует сверх и помимо этих факторов, видно во многих случаях по реакции испуга при одной перспективе уменьшения контроля – это страх задремать, страх перед анестезией, перед влиянием алкоголя, страх лечь на кушетку и отдаться свободным ассоциациям, страх съехать на лыжах с горки. Чувства, будь то сострадание, страх, жестокость, проникшие через систему контроля, могут возбудить панику. Ее причина может быть в том, что человек боится таких чувств и отрицает их, потому что они подвергают опасности нечто специфическое в невротической структуре. Но причиной может послужить также одно осознание, что не сработала система контроля. При анализе паника ослабевает, и только тогда действительно становятся доступны для работы особые чувства пациента и его установки по отношению к ним.
