Франц смотрел на новый лист бумаги перед собой, пока Лонарди озвучивал написанное:

- Цель фонда имени Франца Варгаса помочь самым бедным слоям населения. В планах строительство бесплатных больниц, поликлиник, приютов для стариков и бездомных, временного жилья для рабочих, интернатов для детей-сирот. Мы общественная организация, существующая на добровольные пожертвования. Все сотрудники фонда волонтеры. Каждый может обратиться в фонд Франца Варгаса, чтобы получить помощь или оказать её.

- Мне нужна твоя поддержка, сын, - сказал в завершение Эдуардо и стиснул локоть Франца.

- Конечно, - он кивнул, вместе они направились к двери.

- После своей речи пригласишь на трибуну Лонарди и поручишь ему руководство фондом в твое отсутсвие.

Выходит не меньше триста пятидесяти дней в году, посчитал Франц. Он не помнил, когда последний раз гостил на родине больше пяти дней.

- Что у тебя запланировано на завтра? - спросил Франца Лонарди, когда они вышли в коридор.

Светлые стены, потолок и пол.

- Пока ничего.

- Хорошо. Завтра в два часа дня мой шофер отвезет тебя в офис фонда. Пообщаешься с волонтерами и посетителями, - Эдуардо отпустил локоть сына. - Пригласи на это время журналистов, Лонарди.

- Конечно.

- Не волнуйся, Франц. Это займет всего лишь час твоего времени. Просители будут заранее проверенными людьми, Лонарди перешлет тебе инструкции, что говорить. Если что-то пойдет не так, мы вырежем, перед тем как пускать в эфир, - сказал Эдуардо. - А теперь прости меня. Перед приемом мне нужно сделать пару звонков.

Он оставил Франца на пороге большого зала. Потолок-купол, тихая музыка, нарядные гости. Мужчины в черном. Женщины в светлых как шляпки поганок платьях. Неожиданная ассоциация напомнила Францу о убийстве собаки. От людей Франц перевел взгляд на картины. Коллекцию собирала его мать. Когда она была жива, на стене в семейной столовой висела кроваво-красная бесформенная куча.

Франц усмехнулся, кроваво-красная куча непонятно чего, возможно, если в детстве каждый день смотришь на такое дерьмо, естественно, что тебя потом клинит на ролике с расчленением собаки?

"Мерзость" , - услышал он в голове голос Сабрины. Вместе они посещали уроки латыни. Сабрина изучала историю искусств, Франц - социологию. Мерзость, сказала бы Сабрина о ролике. По семейной коллекции постмодернистской живописи она бы тоже прошлась. Сказала бы что-то в стиле: как забавно, люди забыли о смысле явления постмодернизма. Постмодернизм родился из бунта против традиции украшать дома предметами искусства, но прошло время, и люди втиснули его в старые и удобные шаблоны.

- Хочешь выпить? - спросил Франца Лонарди.

В отличие от отца, он не собирался оставлять Франца наедине с толпой незнакомцев. Они держали в руках бокалы, переговаривались, перешучивались и расступались перед Францем. Пожирали его глазами и улыбались Лонарди. Он отвечал им тем же. В арсенале Лонарди было больше дюжины разных улыбок. Он растягивал губы в тонкую линию, приподнимал правый уголок, потом левый, иногда показывал зубы. Последнее, видимо, было знаком особого расположения, потому что именно с такой широкой и открытой улыбкой Лонарди повернулся к Францу, когда они добрались до бара. На вкус Франца, улыбка Лонарди была искусственной. Впрочем, как и все здесь. Слишком яркий свет, слишком блестящая стойка. Разноцветные бутылки в стеклянном шкафу.

- Советую попробовать местный ром, - подмигнул Лонарди.

- Виски, - в пику ему заказал Франц.

Света в зале было столько, что вместо тени стакан отбрасывал на стойку солнечные зайчики. Люди вокруг тоже лишились теней.

Пока Франц тянул виски, Лонарди трепался о новом банановом роме. Запатентованный два года назад уникальный продукт совершенно не пригоден для экспорта, потому что иностранцы не догоняют его тонкий вкус. Нужно родиться вблизи тропического леса, чтобы почувствовать...

Франц рассматривал гостей. Независимо от алкогольных пристрастий иностранцы, и правда, выделялись на фоне местной публики. Они предпочитали иное сечение роскоши. Роскошь обернутая в небрежность, но все равно остающаяся роскошью из-за дотошного внимания к деталям и дорогим брендам.

Через полчаса Франц заметил среди гостей отца. Еще через пол - началась официальная торжественная часть.

После двух бокалов виски внимание Франца рассеялось ровно настолько, что его перестали волновать взгляды любопытных. Он приблизился к кафедре. Пластиковая прозрачная подставка на тонкой ножке формой напоминала театральный пюпитр. Ничего общего с университетской кафедрой, с которой Францу приходилось делать доклады прежде. Он улыбнулся, представляя, как смешно будет смотреться, если надумает почесать ногой ногу. Защелкали фотоаппараты.

Приложив правую ладонь к сердцу, Франц сказал, что счастлив находиться здесь и поздравил отца. Счастлив, восхищен, воодушевлен, почитает за честь. Смотрел он при этом на плечи собравшихся: оголенные плечи дам и затянутые в черное - мужчин.

Аплодисменты напоминали звуки водопада. Сходство стало почти совершенным, когда женщина в красном уронила бокал и вскрикнула. Франц чувствовал себя как в лесу. Хотелось скривиться, во рту напомнило о себе горькое послевкусие виски. Вместо этого Франц поднял руки. Публика притихла. Раздался последний резкий хлопок, и Франц заговорил о фонде. Лонарди тут же оказался рядом. Когда речь зашла о нем, поклонился и оскалился. Купаясь в аплодисментах, он тянул подбородок к потолку, будто боялся утонуть. При этом Лонарди постоянно искал зрительный контакт с Францем. В результате Франц заразился его улыбкой и рассмеялся.

Стоило им отступить от трибуны, их окружили журналисты. Женщина и мужчина в вечерних нарядах - больше прессы было бы на приёме дурным тоном. Каждый журналист задал по два вопроса. Лонарди избавил Франца от необходимости придумывать ответы. Пока журналисты кивали как болванчики, Франц мечтал о глотке свежего воздуха.

Посреди очередной тирады Лонарди он развернулся и направился к веранде. Вокруг приоткрытой двери как белые паруса развевались занавески.

Дорогу ему преградила девушка. Одного взгляда на нее было достаточно, чтобы понять, она иностранка.

- Мистер Варгас, ваш фонд будет помогать только бедным жителям столицы или по всей стране? Вы собираетесь строить приюты для престарелых и сирот или сначала отреставрировать существующие бедные районы? Вы знаете, что на свалке около Гото живут люди? Для них вы тоже собираетесь построить приют? Или временное жилье как для рабочих? Вы знаете, что в трущобах каждый второй дом находится в аварийном состоянии? Вы знаете, сколько бедняков погибает каждый год под завалами в трущобах столицы, потому что у дома или церкви обрушилась крыша? - она чеканила слова настойчиво и отчетливо. Будто хорошо подготовилась, будто доказывала теорему.

Вокруг собрались люди. Но девушка не обращала них внимания. На первый взгляд она была ровестницей Франца. Он мог легко представить ее в университетской аудитории. В ее голосе угадывались интонации докладчика. Такая не позволит себя перебить или втянуть в глупый спор. Её внешний вид подчеркивал ее самоуверенность: высоченные шпильки, обтягивающее красивую фигуру платье и ни грамма косметики. Ни одна женщина в Лумбии не вышла бы на люди с такими бесцветными ресницами и бледными губами.