Она открыла рот и покорно позволила ему проникнуть внутрь. Кайрен глубоко вздохнул, зажмурился, когда она принялась сосать любовное копье.

— Ах, моя Фортейн, что ты со мной делаешь! — бормотал он, ощущая, как плоть набухает все больше, пока не заполнила теплую пещерку. И только тогда неохотно отстранился.

Фортейн трясло от возбуждения. В самых смелых мечтах она не представляла, что возможно такое. Неужели другие женщины ублажают мужчин таким же манером? Ее груди налились и ныли до такой степени, что, казалось, вот-вот взорвутся, заветное местечко увлажнилось хмельным вином сладострастия и стало невероятно чувствительным. Но тут муж скользнул вниз, закинул ее ноги себе на плечи и припал к вратам ее лона.

— Пожалуйста, — охнула она. — Пожалуйста! Настоящий мед и мускус. Жаркая, влажная и такая желанная! Ее крохотная горошинка распухла и пульсировала. Он коснулся ее кончиком языка, и Фортейн громко ахнула. Но Кайрен продолжал играть со сладким бугорком, а Фортейн извивалась и стонала, пока волна экстаза не накрыла с головой. И в эту минуту он вошел в нее, попав в шелковистые тенета и медленно проникая все дальше. Фортейн самозабвенно обхватила его ногами.

— Бесстыжая маленькая ведьма, — простонал он, двигаясь все быстрее, — Я люблю тебя!

Он нашел губами ее губы и стал жадно целовать, не заботясь о том, что причиняет боль. Но и Фортейн было все равно. Их страсть превосходила все мыслимое и немыслимое.

— Ты так ненасытен, муж мой, — прошептала она. — Надеюсь, ты не изменишься с годами. Ах! Ах-х! Ах-х!

Блаженство росло, росло и снова раскрыло ей свои объятия.

— Я тоже люблю тебя, дорогой, — выдохнула она, накрывая одеялом себя и мужа.

Они проснулись на рассвете, когда солнце протянуло в комнату золотые лучи-щупальца. Огонь давно погас: большой чан мешал теплу распространиться. Фортейн чихнула — раз, другой, третий. Муж пошевелился, тихо выругался и подошел к камину, чтобы отодвинуть чан, но места не было. Встав на колени, он разворошил угли, но они давно прогорели. Кайрен тоже чихнул.

— Вот черт! — выругался он. — Похоже, у меня лихорадка.

— Да и у меня тоже, — вздохнула Фортейн. — Ты не мог бы развести огонь?

— Придется спуститься вниз и принести угля. От этого осталась одна зола, — пробормотал Кайрен, шмыгая носом.

Фортейн, не выдержав, громко хихикнула и поспешила успокоить расстроенного мужа:

— Впредь нам урок, Кайрен: прежде чем любить друг друга, нужно сначала хорошенько вытереться и не спать на влажной постели в холодную ночь. Пожалуй, лучше нам одеться и пойти погреться в зале. Слуги приберут комнату и выльют воду из чана. А мне не мешало бы съесть немного овсянки и выпить горячего сидра с пряностями.

— Согласен, — усмехнулся он, смешливо сверкнув глазами. — Зато вчера мы неплохо развлеклись, моя ненасытная женушка, верно?

Фортейн засмеялась.

Закончился апрель, и настала пора расставания с Ольстером. Кайрен собрал католические семьи, а также холостяков и незамужних женщин, согласившихся покинуть родину. Всего было четырнадцать человек, в основном фермеры, кроме Брюса Моргана, находившегося в подмастерьях у отца и успевшего стать хорошим кузнецом. Собирались в дорогу также медник, кожевенник, сапожник, два ткача, два рыбака и знахарка мистрис Хэппет Джонс, приехавшая из Эннискиллена, откуда ее изгнали протестанты, считавшие ведьмой. Прежде чем они решились покарать «нечистую силу», мистрис Джонс собрала вещи и улизнула в Магуайр-Форд. Она не принадлежала ни к какой религии, просто слышала, что в Магуайр-Форде относятся к иноверцам куда терпимее, чем во всей Ирландии, поэтому с тех пор жила здесь.

— Ты занимаешься колдовством? — откровенно спросил Кайрен.

— Конечно, нет! — негодующе воскликнула мистрис Джонс, пухленькая розовощекая брюнетка с милым круглым личиком и ярко-голубыми глазами. — Невежды всегда пытаются объяснить то, чего не понимают, ведовством или проделками сатаны. Я применяю на деле знания, полученные от своего отца. К тому же унаследовала дар матери. Я исцелила столько народа в Эннискиллене, что оба городских лекаря сгорали от зависти. Я не только лечила лучше их, но к тому же была женщиной, а все мужчины уверены, будто женщина годится лишь для того, чтобы вынашивать детей и вести мужнин дом.

— Но у тебя не было мужа, — удивился Кайрен.

— Времени на него не нашлось, — язвительно бросила она.

— Джонс — не ирландское имя.

— Мои родители родом из Энглси, а дед был доктором в Бомарисе. Мать происходила из семьи купцов, торговавших с Ирландией. Поскольку у моего деда было два сына и оба пошли по его стопам, отцу как младшему пришлось покинуть Энглси в поисках такого места, где его ремесло пригодилось бы. Я — единственное дитя своих родителей — была совсем маленькой, когда мы прибыли в Эннискиллен.

— В Новом Свете жизнь нелегка, мистрис Джонс, — предупредил Кайрен. — С тобой никто не поедет?

— Только Тэффи, — тихо призналась она. — Меня обвиняют в колдовстве и из-за него тоже.

— Почему?

— Он карлик, сэр, и к тому же немой. Но умен и понимает все, что ему говорят. Мать бросила его при рождении. Я вырастила его как собственного сына. Он помогает мне и составляет лекарства из трав. Он совсем не урод, просто очень маленький. У меня есть еще собаки, сэр. Кошку, к сожалению, держать не могу по вполне очевидным причинам.

Кайрен засмеялся. Эта женщина понравились ему, и Фортейн наверняка тоже ее полюбит.

— Но вы должны захватить с собой кое-какие вещи. Есть у вас деньги на их покупку? Если нет, мы вам поможем. Ваши знания — твои и твоего помощника — будут для нас бесценным приобретением.

— Когда мы уезжаем? — спросила мистрис Джонс.

— Через несколько дней мы с женой отправляемся в Шотландию, а потом в Англию, — объяснил он. — Там меня представят лорду Балтимору, который возглавляет эту экспедицию, и моя теща попробует убедить его взять нас с собой. Мои люди останутся в Ольстере, пока я не пошлю за ними. Это может случиться летом или в будущем году. У нас есть корабли, которые захватят переселенцев. Ни к чему сначала плыть в Англию, — пояснил Кайрен. — Вас отвезут в порт на лошадях.