Джерваз ни разу словом не обмолвился о своей жизни до поездки в Индию. С усилием овладев собой, он продолжил:

— Точнее, она занималась проституцией для удовольствия, это не было ее профессией. Нет, я не хочу сказать, что Джеффри будет счастлив, узнав о том, чем ты зарабатывала себе и ему на пропитание, но можешь не сомневаться: тебе не удастся ничего скрыть от него, как бы ты ни таилась.

— Я не собиралась заниматься этим вечно, — перебила его Диана. — Через несколько лет моя… цена станет куда ниже. К тому времени, когда мой сын будет понимать больше, я уже оставлю свое дело. Я буду жить достойно.

Джерваз внезапно почувствовал боль, осознав, что ее не будет рядом в будущем. А как было бы замечательно вести такой образ жизни, как сейчас, всегда. Пусть даже ее красота со временем и поблекнет — ведь Диана будет так же дарить ему страсть и уют.

Однако сейчас было не время обсуждать будущее.

— Не думаю, что Джеффри будет плохо думать о тебе, увидев меня единственный раз. Если ты хочешь, чтобы я больше не встречался с ним — изволь.

Диана усмехнулась:

— Похоже, ты не много знаешь о детях.

— Верно, — согласился Джерваз. — Просвети меня.

Сделав глоток бренди, девушка откинула голову на спинку кресла.

— Первое, о чем он спросит меня завтра, — когда ты придешь в следующий раз. Затем Джеффри без умолку станет болтать о том, что у тебя тоже бывали припадки. Ведь для него такое большое событие узнать, что и у других людей случается то же, что и у него. Затем несколько раз он повторит все вопросы, что хотел бы задать тебе об армии, а в конце концов скажет не только мне, но и всем знакомым, что ты пожал лапку Тигра.

Джерваз громко рассмеялся:

— Неужели это правда?

Помолчав, Диана тоже улыбнулась. Несмотря на ее материнские тревоги, ситуация была довольно комичной. Попытавшись вернуть своему голосу суровость, она проговорила:

— Может, тебе все это и кажется смешным: ведь последствия тебя не коснутся. Но ящик Пандоры открыт.

— Ты права, я мало знаю о детях, — признался Сент-Обен, — но Джеффри — очень милый мальчик. Ты должна им гордиться.

Виконт выбрал правильный тон — ему удалось разоружить Диану, но девушка была не в состоянии сразу победить раздражение, поэтому предпочла сменить тему разговора:

— А эти припадки?.. Кажется, у тебя больше их не бывает?

— Нет, с тех пор как мне исполнилось двенадцать или тринадцать лет. — Виконт пожал плечами. — Болезнь преследовала меня в детстве, особенно жестоко она проявлялась до шести лет. Один врач сказал моему отцу, что у маленьких детей такие припадки бывают частенько, а затем, когда дети подрастают, они проходят. Так было и у меня. Надеюсь, что и с твоим сыном дело обстоит не хуже Кивнув, Диана посмотрела на горящие угли.

— Да. Когда Джеффри был младенцем, припадки случались реже, но были продолжительнее. Сейчас они бывают чаще, но проходят быстрее. Всего за несколько секунд, но если бы он делал в этот момент что-то опасное… — Голос Дианы дрогнул. Успокоившись немного, она продолжила:

— Я опросила немало докторов, но ни один из них не сказал мне, что станет с ним в будущем. — Против воли Диана заговорила о том, что больше всего ее тревожило: Если ему станет хуже… Эпилептиков с тяжелой формой заболевания помещают в сумасшедший дом.

— Не похоже, что Джеффри кончит в сумасшедшем доме, — успокаивал ее Джерваз. — Совершенно ясно, что с головой у него все в порядке. Даже несмотря на возможность того, что состояние может ухудшиться, мне кажется, что он или поправится, или его болезнь останется на нынешнем уровне. Конечно, в его жизни будут трудности, но скажи, у кого их нет? Несчастный случай — и здоровый человек в одну секунду может стать инвалидом. Разумеется, Джеффри придется кое в чем себя ограничивать. Отпив бренди, виконт продолжал размышлять вслух:

— Я помню, как тяжело было сознавать, что мой мозг не слушается и предает меня, но, похоже, Джеффри привык к этому. И не думай о том, что у него будет неполноценная жизнь — живут же другие с такой болезнью! Говорят, эпилептические припадки бывают даже у Наполеона.

— Мне не кажется, что жизни Бонапарта можно позавидовать. Впрочем, я согласна с тобой. — Диана вздохнула.

Виконт не сказал ничего такого, о чем она не думала сотни раз, но ей было приятно услышать от другого человека подтверждение собственным мыслям. Благодаря уму и хорошему нраву ее сына хорошо приняли в школе. Нет сомнения и в том, что он будет благоденствовать.

— Знаю, что слишком переживаю. Мне хочется не беспокоиться постоянно о сыне, но я ничего не могу с собой поделать. Как хорошо, что у нас с ним есть Мадлен и Эдит.

— Эдит? — переспросил Джерваз.

— Да. Она была в комнате вместе с Мэдди, когда ты вошел. Она заботится о Джеффри, о доме, да и вообще обо всем. По сути, она Джеффри как бабушка, а Мадлен — как тетя. — И вдруг неожиданно Диана призналась виконту в одной из своих тайн:

— Мы все просто обожаем его, но мальчику не хватает мужского общества. Поэтому он так тобой и заинтересовался.

— А его отец жив?

Сент-Обен сразу же понял, что не следовало задавать этот вопрос. Ледяным голосом Диана отчеканила:

— Я не хочу обсуждать с тобой отца моего сына.

Что ж, у Джерваза были свои тайны, и Диана имела право на собственные секреты, но виконту почему-то ужасно хотелось узнать что-нибудь об отце ребенка. Диана могла быть вдовой. Не исключено, что Джеффри — незаконнорожденный ребенок, и этим объясняется, почему его мать избрала древнейшую из профессий. Признаться, Джерваза возмущала даже мысль о ее прошлых любовных похождениях, а теперь еще и Джеффри добавил масла в огонь его ревности. Мальчик был связующим звеном между его матерью и ее бывшим любовником: каждый раз, глядя на сына, она вспоминала о человеке, соблазнившем ее. Ведь это случилось, когда Диана еще сама была ребенком.

Джерваз умел отлично представлять себе целую картину, увидев лишь ее фрагменты, поэтому, сопоставив все, что он узнал о Диане прежде, с тем, что он увидел этой ночью, молодой человек пришел к выводу, что она, пожалуй, была дочерью процветающего торговца, а то и мелкого дворянина. Она наверняка влюбилась в какого-нибудь красавца, негодяя, разумеется, который совратил ее, а узнав о беременности, тут же бросил. После чего семья не захотела видеть ее в родном доме.

Эти мысли были невыносимыми. Он вдруг понял, почему Диана так тщательно охраняла свою домашнюю жизнь. Ей отлично удавалась роль любовницы, у которой нет прошлого, и виконт принимал ее в этой роли.

Но это не могло продолжаться дольше. Глядя на ее чистый профиль, Сент-Обен вдруг понял, что ни слово «любовница», ни тем более «шлюха» ей не подходит Она была просто Дианой — женщиной, сумевшей доставить ему такое наслаждение, какого он до нее и не знал. Ее сегодняшний гнев и враждебность были даже милы Джервазу. Но она перестала казаться Джервазу дивной игрой воображения, превратившись просто в женщину, которая беспокоится за своего ребенка, которой пришлось немало пережить.

Сидя в нескольких футах от нее, Сент-Обен вдруг почувствовал необычную близость с нею, которая была значительно ощутимее той, что они испытывали в постели.

— Приезжай в Обенвуд на Рождество, — вдруг предложил он.

Диана изумленно посмотрела на него, но в полумраке Джерваз не смог разглядеть ее выражения.

— Ты хочешь, чтобы я приехала в твой дом?

— Почему бы и нет? Конечно, все станут судачить, но господа из Лондона тоже вольны вести себя в собственных поместьях, как им вздумается.

Улыбка мелькнула на лице Дианы, когда она услышала его циничное замечание.

— Соблазнительное предложение, но, к сожалению, я не могу его принять.

— Конечно. — Допив бренди, он с силой грохнул бокал об стол. — Я и забыл, что ты не сможешь принимать других клиентов целых две недели. Ведь ты не захочешь их огорчать, не так ли? — Джерваз сам был удивлен своей грубости.

— Нет, дело не в этом, — спокойно произнесла Диана. — Большинство светских господ уедет на праздник из города, так что я вполне тоже могла бы покинуть Лондон. Но не смогу же я оставить сына на Рождество. Эдит и Мадлен — его семья.