– Вчера в галерее мне послышался какой-то шум, – сказала Люба, словно пропустив ее слова мимо ушей. – Я поняла, что кто-то здесь есть. Свалить все на кошку или собаку не смогла по той простой причине, что в клубе нет ни одного животного. Для золотой рыбки ты шумела слишком громко. Я не стала продолжать известной тебе беседы и ушла.

Потом я решила вернуться и посмотреть, нет ли там кого до сих пор. «Я тебя вижу, а ты меня – нет». Я пришла туда с фонариком и обнаружила твою лежанку. Я сразу поняла, чья она, – кроме тебя, под кустами в этом клубе прятаться некому.

– Но я ничего не слышала и никого не видела. Я спала там. Можете не волноваться!

Люба с жалостью посмотрела на нее.

– Всему-то тебя приходится учить! – покачала она головой. – Ну, зачем ты мне говоришь, что ничего не слышала? Тем самым ты только подчеркиваешь то, что разговор был очень значимым. О незначительном разговоре ты не стала бы так говорить. Но мне это не важно. Может, ты хотела донести о нас Ларисе? В виде особой милости она могла бы сократить срок твоего карантина. Я знаю, что многие ради этого идут на все. Или она оказала бы тебе другую услугу, но какую – я не знаю, моя хорошая. Так вот что я тебе скажу! Поскольку ты вела себя очень подозрительно, я на всякий случай обыскала все вокруг твоего укрытия и, конечно, порылась в кадке. Чей это бумажник, я поняла сразу. В боковом кармашке была фотография ее сына. Она мне ее как-то показывала. Красивый парень. Тебе понравился?

– Было темно, я не видела никакой фотографии. Мне было не до этого. Я никому ничего не скажу. Вы правы – я все слышала. Но не видела. И той, кто с вами был, не знаю. Хотя и в это вы можете не поверить, но мне все равно. А Ларисе я вас сдавать не собираюсь. Хотите – верьте, хотите – нет. Больше мне сказать нечего.

Люба задумчиво глядела на нее, потом решилась на что-то и вздохнула:

– Черт с тобой! Верю я тебе или не верю – это вопрос третий. А вот Ларисе правда ничего говорить не советую. Иначе я сделаю одну штуку, которая тебе не понравится.

– С меня достаточно штук. Я от них устала. Скажите, что это такое, чтобы я хоть знала, на что еще способна моя судьба.

– Не плачься на судьбу, во всем виновата одна ты, – оборвала ее Люба. – А штука простая. В твоей комнате этой ночью я спрятала бумажник. Я знаю там один тайничок. Сама однажды пользовалась. Кое-кто поопытней тебя искал очень тщательно, да не нашел. Не найдешь и ты. Так что в случае чего я сразу говорю Ларисе, что ты банальная воровка и украла, во-первых, ее серьгу, которую она ищет с того самого дня, как ты первый раз появилась в клубе, а во-вторых – деньги и карточку Надежды Степановны. Хотя серьгу украла Надежда… – Тут Люба рассмеялась. – Ну, та стащит все, что плохо лежит… Правда, делает это поумней твоего. Ну, вот и все! Запомни и помалкивай.

– Спасибо на добром слове. – Даша нервно раздвинула ворот халата и погладила себе горло. То ли от духоты, то ли от волнения ей трудно было дышать. – Надеюсь, что вы не вздумаете погубить меня просто так, за здорово живешь.

Перестань! Сядь и послушай. Я не стерва. Губить тебя даром не собираюсь. Ты мне нравишься. Да не дергайся! Нравишься не как женщина, дура, а как… Да ладно! – Люба с досадой поморщилась. – Что я тебе объясняю! Сама уже ума лишилась в этом борделе! Словом, я тебе помогу. Я вижу, что тебе нужна помощь. Только сперва ты должна мне все рассказать. Иначе я могу вырыть яму самой себе. Что тебе здесь нужно?

Даша решилась. Скрывать что-либо от Любы она не видела никакого смысла. Та знала о ней слишком много, чтобы поверить ее байкам о случайном проникновении в клуб.

– Мне нужно увидеть одну бумагу, – сказала она, борясь с волнением. – У Ларисы.

– Что за бумага? – молниеносно отреагировала собеседница, ничуть не удивившись такому странному желанию Даши. – К чему она относится?

– К статуям, – ответила девушка, чувствуя, как земля уходит у нее из-под ног. Теперь слова лились сами, ей не надо было пересиливать себя. – Это пустячная бумага, но для меня она имеет огромное значение. Это связано с гибелью моего друга.

– Так-так-так… – быстро говорила Люба. – Кто был твой друг?

– Он выполнял заказ для клуба. Его кто-то убил. Когда я увижу эти бумаги, мне станет ясно, какие основания были у того человека, которого я подозреваю, убить его. Для вас, для вашего клуба все это не имеет никакого значения.

Глаза Любы потеряли выражение. Она уставилась на Дашу так, что та решила, будто сморозила страшную глупость и теперь последует оскорбление, отказ, а то и донос на нее.

– Если я хочу слишком многого – так и скажи – виновато произнесла девушка. – Но мне нужно увидеть эту бумагу. Иначе не стоит жить.

Люба наконец опомнилась. Она часто-часто заморгала и плеснула себе воды в лицо. Отфыркиваясь, она произнесла:

– А скажи, пожалуйста… Тьфу… кого ты подозреваешь? Если не секрет, конечно?

– Джакометти, хозяина той мастерской, где работал мой друг. Эти бумаги должны прояснить отношения между ним, хозяйкой и клубом.

Она с надеждой посмотрела на Любу, а та отвела взгляд и уставилась себе на грудь. Помолчав минуту, сказала:

– Я все поняла, но по-прежнему не могу связать эту историю с твоим появлением здесь. Разве бумаги можно просмотреть так просто? Неужели ты на это надеялась?

– Да. Это очень наивно, но другого выхода у меня нет.

– Ты что, так его любила? Постой, я его, кажется, даже видела… В клубе так редко бывают мужчины, что всякий бросается в глаза… Такой худой блондин с красивыми глазами?

– Верно. – Даша разволновалась. – Боже мой, ведь он был совершенно безобиден, никому не смог досадить так, чтобы его могли убить! Это убийство просто ужасно! Это все равно что убить ребенка!

– Ты его любила… – уверилась в своей мысли Люба. – Надо же, это был твой парень! Да сядь ты, дай подумать! Значит, ты считаешь, что, найдя бумаги, ты найдешь убийцу?

– Да. Ничего другого мне не остается. Я могу поклясться, что когда я доберусь до бумаг, то не прочту ни одной из тех, что меня не касаются. Только эту!

Люба исчезла под водой с головой и оставалась там секунд пять. Наконец она вынырнула и принялась ополаскиваться под душем.

Даша молча следила за ней, не решаясь продолжить разговор. Ею овладело чувство полной опустошенности. Выдав тайну, она перестала волноваться за собственную судьбу.

«Может быть, я подписала себе смертный приговор, и меня сейчас же выкинут на улицу. Но теперь мне все равно. Человек не может так долго молчать и быть один. А я совсем одна. Совсем».

Внезапно Люба протянула руку в ее сторону и поманила к себе. Даша подошла так близко, что брызги щедро летели ей на лицо и халат, но она не отходила, чтобы не упустить ни одного из слов Любы. А говорила та быстро, негромко, закрыв глаза и подставив лицо под струи воды. Даша слышала ее с трудом, а тот, кто вздумал бы подслушивать, не понял бы вообще ничего.

– Все бумаги переводятся в компьютер. Он стоит у Ларисы. Ты видела? Прекрасно. Ты включишь его, нажмешь для этого две кнопки – на процессоре и на задней панели экрана. Разберешься?

– Я никогда… – начала было Даша, но Люба оборвала ее:

Ничего, это всякий сумеет! Компьютер включится, загорится экран, по нему пройдет текст на языке программирования, но ты его не читай, он тебе не нужен. Потом текст остановится. Появится надпись по-русски: «Введите код». Ты напечатаешь буквально следующие слова: «Мария-Антуанетта 1987». Тогда экран поменяет цвет и станет голубым. Вверху увидишь русские слова «Загрузить», «Печатать», «Отменить» и прочее. Тебе все это не нужно. Нажимаешь на пробел и подводишь белый квадратик-курсор к слову «Выход». Когда он покроет его, нажми «Ввод». Не ошибешься, это самая широкая клавиша на клавиатуре. Экран снова поменяется, и перед тобой окажется список названий. Среди них найди сокращение латинскими буквами «М-А 1987». Это то же самое, что «Мария-Антуанетта». Подведи к этому названию курсор с помощью клавиши со стрелкой и снова нажми «Ввод». Тогда перед тобой появятся те самые бумаги, которые ты так хочешь просмотреть. Прочти их и выключи компьютер теми же кнопками, какими включила. Это все.