– Не смей смеяться! – возмущенно приказала она.

Логан изо всех сил пытался не расхохотаться, но не мог сдержаться. От унижения у Пайпер запылали щеки. Она хотела гордо выпрямиться, но острая боль пронзила бедро.

– Ненавижу эту лошадь!

– Это не ее вина. Ты пыталась перейти на галоп, еще не освоив рысь. Нельзя научиться ездить верхом всего за один урок…

Он замолчал, когда Пайпер, выгнувшись, попыталась посмотреть себе за спину. Не задавая вопросов, он тут же понял, что произошло, и, не теряя времени, толкнул девушку на землю. Несмотря на яростные возражения, Логан быстро расстегнул ее бриджи и стащил их с бедер.

– Лежи смирно, – приказал он, доставая охотничий нож.

Никогда в жизни Пайпер не испытывала подобного унижения! Ладонь его левой руки лежала на ее обнаженной коже, пока он ножом вытаскивал впившиеся в ягодицы шипы, всего их оказалось пять. Пайпер хотелось вырыть глубокую нору, спрятаться и никогда больше не показываться на свет.

Логан не мог сказать, кому больнее – Пайпер с этими шипами и унижением или ему, мужчине, с его неутоленным желанием, когда все тело пульсирует от боли.

– Как ты смеешь! – шипела Пайпер, извиваясь в тщетной попытке высвободиться.

Наконец Логан закончил и подтянул ее бриджи, хотя и очень неохотно.

– В следующий раз не давай кобыле спешить, или все закончится сломанной шеей, а не занозами в твоей…

– Я знаю, где они были, – перебила Пайпер.

Его серебристые глаза с нарочитой медлительностью скользили по ее телу.

– И я знаю. В одной из самых прелестных попок из всех, какие мне доводилось видеть.

Он и представить себе не мог, насколько ее ранили эти необдуманные слова, но Пайпер не собиралась показывать ему и эту свою боль.

Логан отправился ловить кобылу. Но когда протянул Пайпер поводья, она отрицательно покачала белокурой головкой.

– Я получила первый и последний урок верховой езды. Мы с кобылой расстались навсегда.

– После падения лучше всего сразу снова сесть в седло.

– Нет. – Пайпер воинственно вздернула запачканный подбородок.

– Да. – Логан приподнял Пайпер и быстро усадил ее в седло.

Пайпер болезненно сморщилась и проворчала:

– Никогда не прощу тебя за это.

– Как-нибудь переживу. – И Логан хлопнул рукой по крупу лошади, посылая ее рысью.

Кобыла затрусила вперед, а Логан, скрестив руки на груди, прислонился плечом к дереву. Он и сам не мог понять, почему улыбался. Просто улыбался, и все. Взгляд следовал за стройной красавицей, скакавшей по полю.

Серебристо-белокурые волосы развевались у нее за спиной, словно флаг. Пайпер учла все его наставления, а правильно сидеть в седле ей помогали природная грация и гордая осанка. В восхищении Логан следил за дамой и ее лошадью, несущимися по полю в едином порыве.

Неожиданно, на какое-то мгновение, Логан представил себе эту пленительную фею, летящую по зеленой долине, где находится его ранчо. Но этим грезам никогда не суждено стать реальностью. Завтра утром, в три тридцать, он отправится на запад, а Пайпер поедет на восток в карете, которая должна отбыть из Форт-Смита через два дня.

Они больше никогда не увидятся. Именно этого Логан и хотел, потому что пленительная нимфа одновременно и веселила его, и выводила из себя; потому что ему не понравилось, как замерло его сердце, когда она полетела головой вперед с лошади; потому что Логан не привык бояться, беспокоиться за женщину; потому что ему не нравился неутолимый голод, который он не в силах был преодолеть; потому что одинокий стрелок никогда не желал того, что ему недоступно и не нужно…

Черт возьми, они с Пайпер отличаются друг от друга, словно день и ночь. Ее знания были почерпнуты из учебников, а обширные и разрозненные знания Логана были результатом жизненного опыта, приобретенного в диком краю. Метод проб и ошибок научил Логана почти всему, что было необходимо для выживания на Западе. Он рос, словно сорняк, затаив злобу, чувствуя себя изгоем. Логан попытался прогнать неприятные воспоминания о детских годах.

Пайпер оказалась права. Им движут злоба и жажда мести. Он хотел доказать, что способен жить и среди краснокожих, и среди белых. Логан научился обращаться с оружием, как опытный стрелок, умел драться, словно пантера. И немалые деньги, которые он получал за свое умение владеть оружием, должны были свидетельствовать о том, что он не презренный полукровка, а человек, с которым считаются.

Сначала Логан представлял каждого мужчину, в которого стрелял, своим отцом – тем самым мерзавцем, что изнасиловал его мать. Но годы шли, и постепенно горечь и злость притупились. Сейчас Логан убивал человека, лишь когда не было иного выхода. Но он ни на минуту не позволял себе забыть, что те, кого он вынужден убивать, были такими же убийцами, ворами и насильниками, как его собственный отец.

– Ну как, уже лучше? – спросила Пайпер, соскользнув с лошади на землю.

Логан вдруг понял, что до появления в его жизни Пайпер он никогда не наслаждался обществом женщины. Однако по иронии судьбы этой утонченной аристократке нет места рядом с ним.

– У тебя очень хорошо получается, – похвалил ее Логан. Отбрасывая мрачные мысли, он рассеянно достал из корзинки куриную ножку и принялся жевать. – Когда вернешься домой, купи себе спокойную кобылку и продолжай тренироваться до тех пор, пока не научишься останавливать лошадь, не перелетая через ее голову.

Пайпер опустила глаза. Она не собирается возвращаться домой, пока Грант Фредерикс на свободе и не вернет ее наследство.

– Я буду тренироваться до тех пор, пока не научусь сидеть в седле так же хорошо, как и ты.

Это она могла ему пообещать, не раскрывая своих намерений. Неуверенно взглянув на мускулистого великана, растянувшегося на земле, Пайпер спросила:

– Ты расскажешь мне о себе, Логан?

Неожиданный вопрос удивил его, и Логан растерялся.

– А что ты хочешь узнать?

Если леди спросит, как многие чересчур любопытные люди, скольких Логан лишил жизни, то он просто придушит ее!

– Ты упомянул своих индейских предков, – ответила она, устраиваясь на здоровом боку, чтобы насладиться обедом. – Расскажи о них подробнее.