— Ричард, — прошептала она.

— Боюсь, наш сын не выказывает талантов государственного деятеля, в то время как Мэтт здесь… — В темных глазах промелькнуло злорадство, Эдвард притянул к себе золотоволосого мальчика, обвив забинтованной рукой его талию так, что ладонь легла на его плоский живот, едва не касаясь золотистого пушка у него на лобке. — Мэтт обнаружил большие способности. Возможно, Ричард займет не столь важное место в политике, есть ведь и другие деятели, готовые позаботиться о его будущей карьере.

Эдвард говорил сейчас тем же тоном, что и тогда, когда отверг ее сексуальные авансы. Самодовольный. Всемогущий. Наплевательски относящийся к любой жизни, кроме своей собственной.

Элизабет больше не могла мыслить разумно. Она прожила с этим человеком шестнадцать лет. Она вела его хозяйство, агитировала за него на выборах, жертвовала ради него своими женскими желаниями и потребностями. А он изуродовал ее сына.

— Ты презренный ублюдок! — вскричала она, рванувшись вперед, подгоняемая материнским инстинктом, требовавшим мести за зло, причиненное ее ребенку.

Чьи-то крепкие руки остановили ее. Тяжесть в груди Рамиэля не была вызвана тяжестью тела Элизабет в его руках. Он не хотел, чтобы она узнала. Ну хотя бы не таким образом. О Аллах! Ее отец в женском платье, муж с торчащим из штанов членом, а между ними голый мальчик чуть старше ее сыновей.

— Отпусти меня! Ты сам ублюдок. Отпусти меня немедленно!

— Развод, Петре. Быстро и без проблем. Иначе тебе никогда не быть премьер-министром — это я гарантирую.

— Цена — ее молчание, Сафир.

— Пусть будет так.

— Никогда! — Элизабет изо всех сил пыталась вырваться из его рук. — Он надругался над моим сыном.

Рамиэль наклонился к ней.

— Подумай о Ричарде, Элизабет. Ты же ничего не сможешь доказать. Петре засудит тебя, а оба твоих сына достанутся ему.

Элизабет не сопротивлялась, пока он выводил ее из комнаты, спускался вместе с ней в холл и дальше по лестнице на свежий воздух на улицу. Напротив дома ждал экипаж Рамиэля. На козлах восседал Мухаммед, не глядя по сторонам.

— Ты знал, — произнесла Элизабет срывающимся голосом. — Все это время, что я спрашивала тебя, кто любовница моего мужа, ты знал.

— Тебе следовало дождаться, когда я проснусь, — ответил он бесстрастно.

— И ты бы тогда сказал мне?

— Теперь ты никогда этого не узнаешь, верно?

Он открыл дверцу экипажа. У нее дрожали губы.

— Я хочу мой кеб.

— Ты хотела правду, ты получишь ее. Причем всю целиком. Садись.

У Элизабет не оставалось иного выбора, как подняться в экипаж. Она уселась в дальнем углу, отодвинувшись как можно дальше от него. Рамиэль пригнулся, чтобы подняться в экипаж вслед за ней. В тот же миг он увидел, что она схватилась за ручку противоположной дверцы.

С быстротой молнии — точно так же, как он захлопнул ящик письменного стола на руке Петре накануне — Рамиэль рванулся вперед и схватил ее за руку.

— Я же сказал, что не отпущу тебя.

— Куда ты везешь меня?

— Туда, где все это началось.

— Ты знаешь, где мой муж и мой отец стали любовниками? — спросила она с горькой усмешкой.

Рамиэль не ответил ей. Вместо этого он принялся внимательно рассматривать ее.

— В этой карете я ласкал твою грудь, доведя тебя до исступления. А вчера я так глубоко вошел в тебя, что ты закричала. А потом ты взяла мой член в рот и заставила закричать меня. И все равно ты мне не веришь.

— Ты позволил ему надругаться над моим сыном. — Ее страх и шок обратились в ярость. Элизабет гневно повернулась к Рамиэлю. — Почему ты ничего не сказал мне?

Он не отвел глаз.

— А ты бы мне поверила?

Рамиэль видел сомнение в ее глазах. Сомнение и… подозрение.

— А скажите, пожалуйста, лорд Сафир, как это вы оказались в доме Эдварда в нужный момент?

— Мухаммед разбудил меня, сообщив, что ты сбежала из дома в одиночку. И я знал, что ты либо вернешься к мужу… либо отправишься выяснять отношения. Но я не успел перехватить тебя вовремя.

Элизабет отвернулась и уставилась в окно.

Не было никакой возможности подготовить ее к тому, что ее ждало. Единственное, что он мог ей предложить, это подтверждение единения их душ и тел. И надеяться, что ей этого хватит. Как хватило ему самому.

— Ты можешь, конечно, звать меня лордом, обращаться ко мне на вы, только это не поможет стереть из твоей памяти то, что ты видела сегодня. Да, мы занимались с тобой любовью так, как это делают дикие животные на природе. И мы снова будем это делать. Но только не надо путать прекрасное с тем, что вытворяли твой отец с твоим мужем. Животные не занимаются тем, чему ты стала свидетелем сегодня.

Элизабет не отвечала, а ему хотелось, чтобы она с ним поговорила. Ему хотелось, чтобы она повернулась к нему и сказала, что не прогонит его.

Рамиэль смотрел, как Элизабет разглядывает мелькающие за окном дома и кварталы. Наверняка она узнает эти места. Наверняка она догадывается, что она еще только на подступах к правде. А может быть, и нет. Он мог бы, наверное, уберечь ее от этого, но Рамиэль знал, что она не будет в безопасности до тех пор, пока сама не переживет последнее предательство.

Когда экипаж затормозил, Элизабет удивленно воззрилась на него.

— Почему мы здесь остановились?

Открыв дверцу, он вышел из кареты и протянул ей руку.

Она вся сжалась на заднем сиденье.

— Нам незачем посвящать во все мою мать.

Рамиэлю стало муторно на душе от ее ограниченности.

— Тебе ничего не придется ей рассказывать. Матери есть что рассказать тебе.

— Откуда ты знаешь? Моя мать вообще не будет разговаривать с типами вроде тебя.

— Пошли, Элизабет. — Рамиэль притворно опустил ресницы. — Или ты стыдишься своего любовника?

Она неохотно придвинулась к нему и позволила помочь ей выйти из экипажа.

— И вовсе ты не мой.

Но он был им. Он чувствовал, как ее лоно сжималось под его ладонью, и знал, что она полностью приняла его — бастарда, араба, животное, мужчину.

Элизабет упрямо вздернула подбородок. У нее еще доставало наивности бросить ему вызов:

— Здесь нет никакой необходимости сопровождать меня.

— Именно здесь-то и нужно сопровождать тебя.

— Я хочу остаться наедине с моей матерью, — холодно возразила Элизабет.

Но Рамиэль уже направлялся к особняку эпохи Тюдоров. Слуховое окно над входной дверью было подобно недремлющему оку. Два белых мраморных столба охраняли вход.

Он попытался представить себе, что Элизабет выросла здесь, но так и не смог. Ребенок должен был всосать в себя с молоком матери чопорность и испорченность, но она устояла. Это не укладывалось в его воображении.

Старый, сутулый слуга, которому давно уже пора было на пенсию, открыл дверь. Он посмотрел на Рамиэля водянистыми глазами.

— Добрый день, сэр.

— Нам нужно видеть миссис Уолтерс.

— Если вы будете настолько любезны, что дадите мне вашу визитную карточку, сэр, я посмотрю, сможет ли она…

— Все в порядке, Уилсон. — Элизабет выступила из-за спины Рамиэля. — Моя мать дома? Дворецкий утвердительно кивнул.

— Доброе утро, мисс Элизабет. Так приятно видеть вас здесь и в добром здравии. Миссис Уолтерс не говорила мне, что вы уже оправились от этого кошмара. Она отдыхает.

Элизабет поджала губы при упоминании о слухах, которые дошли не только до газет, но и до слуг.

— Спасибо, Уилсон. Скажите матери, что я буду ждать ее в гостиной.

— Слушаюсь, мисс.

Рамиэль молча отступил в сторону, пропуская Элизабет вперед.

Зажав в руках сумочку, Элизабет присела на набитый конским волосом диван. Рамиэль безостановочно ходил из угла в угол.

— Пожалуйста, не рассказывай ей насчет… — Она следила за ним взглядом. — В этом нет необходимости. Это только причинит ей боль.

Рамиэль отошел к камину позади дивана, на котором она сидела, подальше от ее глаз. Он поднял фотографию ее сыновей, по-видимому, недавнюю. Филипп, одетый пиратом, улыбался в фотоаппарат, Ричард, инженер, смотрел изучающим взглядом.