Вот только есть одна существенная подробность — это не человек, а веральф. Третьего, самого низшего разряда. Руф писал, что веральфы делятся на три категории. По восходящей — Жители, Знать, Аристократы. Руф, правда, не знал, какую роль это деление на сословия играет в жизни веральфов, — Сварог тоже. Руф не знал, есть ли у разных сословий какие-то внешние отличия, — а вот Сварог знал. Выдававшие их знающему человеку ореолы с контурами волчьих ушей были трех оттенков возрастающей яркости — от светло-голубого у Жителей до пронзительно-сизого, похожего на дугу электросварки, у Аристократов. Главный Церемониймейстер был как раз Жителем.

Вообще-то это знание открывало простор для версий. Ну, скажем, Аристократы играют некую роль — правда, неизвестно в чем, Знать — управленцы ступенькой пониже, а Жители — простые исполнители. Если включить фантазию на полную, можно предположить, что Жители, а то и Знать некоторым образом спят — точнее, спит их подлинная сущность, о которой носитель-человек, быть может, и не подозревает до наступления урочного часа. У Руфа есть туманное упоминание о том, что подданные Царицы Волков делятся на «спящих» и «бодрствующих». Быть может, именно это и имеется в виду. Вот только все эти версии остаются бесплодной игрой ума — поскольку не подкреплены реальными доказательствами. Ну да, Главный Церемониймейстер — веральф, и не единственный во дворце. А дальше-то что? Пока — ничего…

Как ему и было приказано, статс-секретарь доложил о появлении в приемной Барзая немедленно, распахнул перед ним дверь, отклонился и дверь бесшумно прикрыл. Барзай был в праздничной, не особенно и роскошной одежде (роскошь у шаманов не приветствуется) и никаких подозрений ни у кого во дворце вызвать не мог — к ратагайцам здесь давно привыкли. Сабли он, разумеется, не носил — ратагайский шаман потеряет всю силу, если умышленно возьмет в руки оружие (случайные прикосновения к оному не в счет). Но и это наверняка никаких подозрений не вызвало — порой Сварога посещали и безоружные ратагайцы вроде городских книжников или купцов, при странствиях по чужим землям оружия не носивших.

Сварог подготовился должным образом — все необходимое принесли буквально минуту назад. Они пожали друг другу руки крест-накрест, и Сварог спросил, как полагается:

— Хорошо ли доехали?

— Не жалуюсь.

— Здоровы ли ваши родные?

— Благодарствуйте на добром слове, не хворают.

— Как ваши лошади?

— Ни одна не стала жертвой волков, ни одна не прихворнула и подков не теряла, — с достоинством ответил Барзай.

Этикет встречи гостя был соблюден, и Сварог указал на один из углов кабинета. Там лежали два коврика для сидения и третий, на котором помещался котелок с носиком, две чаши и пара-тройка блюд с закусками. Как и полагается хозяину, Сварог наполнил чаши чуть ли не дегтярного цвета чаем — ратагайцы заварки никогда не жалели, сыпали полной горстью, на всем Таларе были в ходу пословицы и поговорки, основанные на крепости ратагайского чая.

Тут уж, как говорится, война войной, а обед по расписанию. Даже если прискачет гонец с каким-то известием, требующим немедленных действий, хозяин обязан выставить чай, а гонец, если дело неотложное, — выпить его залпом и изложить, с чем прибыл. В тех случаях, когда есть основания подозревать те самые немедленные действия, чай подается холодным, чтобы гонец справился с ним как можно быстрее и перевернул чашу кверху донышком в знак того, что больше не хочет.

Не самый странный этикет из всех былых и нынешних… Сварог велел подать теплый чай. Это означало, что, выражаясь языком Империи, Белой тревоги нет, но все равно, у хозяина срочные дела к гостю, и с чаепитием следует покончить побыстрее.

Барзай эту тонкость, конечно же, уловил. Залпом не пил, но цедил сквозь зубы быстрее обычного. Зная, что шаман впервые в жизни летел в браганте (да и на самолетах летать случая ему не выдавалось), Сварог из чистого любопытства спросил:

— Как вам показался полет, почтенный?

— Ваше величество, ответить учтиво или правдиво?

— Правдиво, — сказал Сварог.

— Не скажу, чтобы полет на меня произвел особенное впечатление, — сказал Барзай с непроницаемым лицом. — Довелось мне однажды в городе ехать в карете, чувства примерно такие же: сидишь в сделанной руками человека коробке, а это неуютно. Я привык по-другому летать, гораздо свободнее себя чувствуешь, не в ящике заперт, все от тебя самого зависит…

Сварог почувствовал себя чуточку пристыженным — в самом деле, нашел кого удивлять брагантом. Ратагайские шаманы испокон веков ночами летали над степью то в облике филинов, то бестелесно. И это наверняка в самом деле вольготнее и приятнее, чем сидеть в сделанном руками человека ящике (неважно, как он называется — брагант или карета), пусть даже превосходящем в скорости шаманов лет…

Допив чай, Барзай аккуратно поставил чашку на коврик вверх донышком — ну конечно, все понял, не мог не понять…

— У меня к вам, оказалось, неотложное дело, почтенный Барзай, — сказал Сварог, видя, что этикет соблюден полностью.

— Всегда можете на меня рассчитывать, ваше величество, — без всякого проявления эмоций ответил шаман.

С ним не требовалась ни дипломатия, ни окольные разговоры. И потому Сварог сказал напрямик:

— Когда мы беседовали о Белой Волчице и веральфах, вы говорили: иногда удавалось остановить вовремя собравшуюся было уйти к волкам женщину. Вовремя заметить в ней что-то…

— Волчью Отметину, иные ее еще называли Волчьим Клеймом, — спокойно сказал Барзай. — Ну, вы, конечно, понимаете, ваше величество, что это не обычное клеймо, что это — некое чужеродное присутствие в человеке, словно бы опухоль внутри, но бестелесная… Вы достаточно хорошо разбираетесь в магии, чтобы понимать: человеческими словами точнее не выскажешь…

— Я понимаю, — сказал Сварог. — Да ну и того, что вы сказали, достаточно… Последний раз, когда мы были в Пуште, вы видели у моей жены волка за спиной. Ну, а внутрь вы не заглянули? Или не умеете?

— Умею, — сказал Барзай. — Я просто не решился, ваше величество. Это все же ваша жена. Вы могли что-то почувствовать, обидеться или рассердиться. А мне не хотелось ни обижать вас, ни сердить, вы этого не заслужили…

— Так, — сказал Сварог. — А если я… (он запнулся на миг, подыскивая нужное слово — приказывать ратагайским шаманам никак не следует). А если я вас попрошу взглянуть? Прямо сейчас? Очень попрошу?

Недолгое время стояла тишина.

— Вы думаете, у нее есть волчье Клеймо? — тихо спросил Барзай.

— Не знаю, — сказал Сварог. — Я сам такие вещи видеть не умею. У меня есть лишь смутные подозрения, но события оборачиваются так, что мне этого мало. Я должен знать точно. Поможете?

— О чем разговор, ваше величество. Вам помочь — в чем угодно, лишь бы моего умения хватило…

— Вот и посмотрим, — сказал Сварог. — Она сейчас в наших покоях, совсем недалеко отсюда, ничем особенным не занята. Барута вас отведет. Конечно, она, как и я, умеет безошибочно отличать правду ото лжи. Но вы-то ей скажете чистую правду: что прилетели ко мне по важному и срочному делу, и я вас просил зайти к ней, засвидетельствовать почтение, передать степной гостинец, — он кивнул на принесенный шаманом небольшой холщовый мешочек. — Алатай[8] ей всегда очень нравился. Даже если она почувствует, что вы чего-то недоговариваете, непременно решит, что вы по моему приказу умалчиваете о каких-то подробностях дела. Это ее ничуть не встревожит и не удивит — я порой не рассказываю ей каких-то подробностей, если они ей не нужны и не касаются ее вовсе. Самое обычное дело, она ничуть не стремится знать о моих делах все… Согласны?

— Конечно же, ваше величество.

— Сколько времени это у вас отнимет?

— Несколько мгновений, — уверенно ответил Барзай. — Больше и не нужно. Это либо сразу видишь, либо не видишь вообще, что означает, его нет…

— Отлично, — нетерпеливо сказал Сварог. — Просто прекрасно. Идите прямо сейчас, не откладывая. Разговор не затягивайте: я не вникал в ее умения полностью, кто знает, что может произойти. — Он натянуто улыбнулся. — В одном я уверен: даже если она что-то почувствует, вреда вам не причинит.