— Понимаю, — закивал головой господин Гризль.

— И еще одно, — сказал Крабс. — Никто об этой статье не должен заранее знать.

— Понимаю. Я сам лично займусь этим делом, — ответил Гризль.

Как только Крабс очутился за дверью, господин Гризль взял свою авторучку, положил перед собой чистый листок бумаги и, склонив голову, принялся быстро писать. Буквы у него получались Какие-то толстенькие и вместе с тем остроносенькие, с длинными, свешивающимися вниз хвостами. При взгляде со стороны казалось, что он не писал вовсе, а аккуратно рассаживал на полочках жирных хвостатых крыс.

Усадив этими крысами всю страничку, господин Гризль нажал кнопку электрического звонка.

— Отдайте это моментально в набор, — сказал он появившейся в дверях секретарше и протянул ей исписанный листок. — Да смотрите — никому ни гуту, — добавил он, прикладывая палец к губам или, вернее сказать, к зубам.

Секретарша моментально исчезла с листком в руках, а господин Гризль принялся думать, где раздобыть денег, чтоб побольше накупить гигантских акций, как только они упадут в цене.

Пока Крабс разговаривал с редактором Гризлем, а потом ездил в банк за деньгами, Мига и Жулио занимались своими делами. Сначала они съездили на вокзал и купили два железнодорожных билета до Сан—Комарика на завтрашний день. На обратном пути они заехали в универмаг, где приобрели достаточно вместительный чемодан, изготовленный из пуленепробиваемого фибролита, а когда ехали мимо кинотеатра, купили два билета на кинокартину, которая называлась "Таинственный незнакомец, или Рассказ о семи задушенных и одном утонувшем в мазуте". Сделав все эти покупки, они вернулись в контору, и Жулио сказал Незнайке и Козлику:

— Вы, братцы, сегодня потрудились достаточно. Вот вам билеты, можете пойти в кино. После кино идите обедать, а на работу явитесь завтра утром. Сегодня сюда больше не приходите. Мы с Мигой за вас поработаем. Вот вам на обед деньги.

Незнайка и Козлик взяли билеты и деньги и с радостью побежали в кино. Мига тут же уселся за стол и принялся продавать посетителям акции, а Жулио забрался в комнату, где стоял несгораемый шкаф, и принялся выгружать из него в чемодан деньги. Когда касса были очищена до последнего фертинга, он вырвал из записной книжки листочек бумаги, накорябал на нем карандашом записку и положил ее в несгораемый шкаф на полочку вместе с железнодорожными билетами.

Вернувшись в контору, Жулио подмигнул Миге и украдкой показал пальцем на чемодан, набитый деньгами. Мига понял, что все готово. Встав из-за стола, он выпроводил из конторы посетителей, сказав, чтоб они приходили завтра. Как только посетители вышли, друзья подхватили чемодан, закрыли контору и моментально уехали.

Минут через десять они уже сидели в гостинице и считали деньги, привезенные Крабсом. Для того чтоб сосчитать два миллиона, потребовалось бы, конечно, немало времени, но так как деньги были сложены пачками по десять тысяч, дело шло быстро. Друзья лишь проверили на выбор несколько пачек. Убедившись, что в чемодане, привезенном Крабсом, было ровно два миллиона, Жулио отсчитал из этих денег сто тысяч и, отдав их Крабсу, сказал:

— Можете получить свои денежки. Они честно заработаны вами. Желаем, чтоб они пошли вам на пользу.

— Благодарю вас, друзья, — сказал Крабс. — А теперь мы с вами должны быстро исчезнуть из города, тем более что по дороге нам предстоит обделать еще одно очень выгодное дело.

— Какое дело? — заинтересовались Мига и Жулио.

— Освобождение знаменитого миллионера Скуперфильда.

— А что с ним?

— Похищен шайкой разбойников, которые требуют за его освобождение большой выкуп, — объяснил Крабс. — Мне случайно стало известно, где разбойники прячут господина Скуперфильда. Таким образом, мы можем освободить его. За приличное вознаграждение, разумеется. Думаю, что можно будет содрать с него крупный чек и получить по этому чеку деньги в банке.

— Сколько же можно потребовать с этого скряги за освобождение? — спросил Жулио.

— Миллион, думаю, можно.

— Миллион?! — воскликнул Жулио.

— А что, по-вашему, это много? — забеспокоился Крабс.

— По-моему, мало, — ответил Жулио. — Меньше чем за два миллиона и браться за такое дело не следует.

— Ну что ж, возьмем с него три миллиона, и дело с концом, — предложил Мига. — Как раз по миллиону на каждого из нас.

— Это резонное предложение! — одобрил Жулио. — Едем.

Господин Скуперфильд между тем потерял всякую надежду на освобождение. В тот момент, когда Крабс привязал его к дереву, он так опешил, что не мог подыскать подходящего объяснения происшедшему. Все, что случилось с ним, показалось ему неслыханной дерзостью. До тех пор никто никогда не привязывал его к деревьям, к тому же таким бесцеремонным образом. Тряпка, которой коварный Крабс заткнул ему рот, нестерпимо воняла бензином. От этой вони у Скуперфильда мутилось в голове. Бедняга чувствовал, что Вот-вот грохнется в обморок, и, наверно, грохнулся бы, если бы не был надежно прикреплен к дереву. В конце концов он все же потерял сознание, а когда пришел в себя, принялся дергаться всем телом, стараясь разорвать путы. Все эти усилия привели лишь к тому, что веревки, которыми он был связан, еще глубже впились в его тело, что причиняло невыносимую боль.

Растратив понапрасну силы и убедившись, что попытки освободиться ни к чему не ведут, Скуперфильд застыл на месте. От неподвижности руки и ноги и даже туловище у него одеревенели, сделались как бы не свои, то есть Скуперфильд не чувствовал, что они у него есть. Все тело у него как бы исчезло, а вместе с ним исчезло и ощущение боли.

Теплый, ласковый ветерок налетал порывами и шевелил на деревьях листочки. Скуперфильду казалось, что деревья приветливо машут ему сотнями своих крошечных зеленых ручек и что-то потихоньку шепчут на своем лесном языке. В траве пестрели розовые и нежно—голубые цветочки. Скуперфильд не знал, как они называются, но смотреть на них ему было чрезвычайно приятно. Вверху в ветвях деревьев порхали маленькие красногрудые птички, наполняя воздух веселым чириканьем. Некоторые из них слетали в траву, что-то клевали там, а потом опять взмывали кверху. Скуперфильд никогда не видел лесных птичек вблизи, и смотреть на них доставляло ему величайшее наслаждение.

Видя, что Скуперфильд неподвижен, некоторые из птиц перестали бояться и пролетали у него под самым носом. А одна пичужка даже села ему на плечо. Должно быть, она приняла Скуперфильда совсем уж за какой-то неживой предмет, вроде обгорелого пня. Сидя на плече, она поглядывала по сторонам, наклоняя голову то на один бок, то на другой, а потом вспорхнула и улетела, задев Скуперфильда по щеке краем крыла. Это привело Скуперфильда в умиление. Ощутив нежное прикосновение этого милого существа, Скуперфильд расчувствовался и даже заплакал.

"Как прекрасен мир и как хороша жизнь! — подумал он. — Почему я раньше не замечал этого? Почему никогда не ходил в лес и не видел всей этой красоты? Клянусь, если останусь жив, если вырвусь отсюда, обязательно буду каждый день ходить в лес, буду смотреть на деревья, буду смотреть на цветочки, буду слушать нежный лепет листочков, и радостное щебетанье птиц, и веселый стрекот кузнечиков и на бабочек буду смотреть, и на стрекоз, и на милых, трудолюбивых мурашек, и на гусей, и на уток, и на индюков, и на все, на все, что только на свете есть. Никогда мне это не надоест!"

Поплакав, Скуперфильд несколько успокоился. Настроение его улучшилось, и он сказал сам себе:

— Не будем, однако ж, терять надежды. Кто-нибудь в конце концов придет и освободит меня.