Глядя, как он раздевается, я подумала, что статуи с него штампуют не зря. И что последний эксперимент Ингрид Кейн грозит затянуться. Кто я не все ли равно? Мне девятнадцать, а Унго просто великолепен.

— Я не должен нарушать режим, — недовольно заявил он, поглядывая на часы. — От этого портится внешность.

Николь, ты не права, он очень даже забавен. Я поцеловала Унго, и на этот раз его мягкие губы нетерпеливо встретили мои. Уже не выпуская меня, он выключил свет и над нашими головами зажглось звездное небо.

Я проснулась внезапно — будто изнутри что-то толкнуло. Часы показывали четверть шестого. Рядом, привалившись к моему плечу, посапывал Унго. Море исчезло. Через выходящую на улицу стену в комнату проникал тусклый дневной свет, по другой, телевизионной, уже беззвучно мелькали кадры рекламы и спортивной хроники.

Боль в ноге. На ступне — свежая глубокая царапина. Откуда? Я вспомнила, что это Николь поранилась о металлический прут, когда шла за мной в усыпальницу. Я вспомнила все.

Голова после вчерашнего ничуть не болела, мозг работал ясно и четко, и снова я подумала, что молодость — стоящая вещь. Даже если она повторяется. Я лежала в объятиях Унго и скрупулезно, минуту за минутой, перебирала в памяти все события вчерашнего дня.

Итак, можно считать последний эксперимент Ингрид Кейн удавшимся. Теперь меня интересовало другое — эта девушка Николь Брандо, ее непонятное тело, отныне ставшее моим. Странные, бурные эмоциональные ощущения никак нельзя было объяснить просто молодостью. Патологические изменения в мозге, неразличимые даже точнейшими приборами? Но какова их природа, причина?

Даже мое любопытство, кажется, выросло в этом проклятом теле до гиперболических размеров. А я-то полагала, что проживу в нем всего сутки! Действовать. Немедленно.

Я стала торопливо одеваться. Проснулся Унго, взглянул на часы.

— Куда ты? До завтрака еще 47 минут.

— В моем режиме прогулка до завтрака. Улучшает пищеварение. Унго понимающе кивнул.

— Если хочешь, мы можем встречаться. В четверг я свободен. Ты ведь знаешь, где меня найти?

Я не знала, но ответила утвердительно. Просто чтобы отвязаться. Мне уже было не до него.

Утренние газеты извещали о кончине Ингрид Кейн, в прошлом известного нейрофизиолога, ныне содержательницы одного из самых популярных домов "последнего желания" и о конфискации, за неимением наследников, всего ее имущества в пользу государства.

Теперь у меня не было ничего — ни дома, ни имени. Я шла по улицам, безуспешно пытаясь выработать какой-то план. Идти по адресу, указанному в документах Николь, было рискованно, осведомляться о ней — тем более. Нельзя даже просто гулять — ведь в любую минуту мне может встретиться кто-либо из знакомых Николь. Вроде того странного парня с ее лицом.

Время завтрака кончилось, город опустел. Меня подозвал полицейский. Попалась?

— Почему не на работе? Гражданский номер, фамилия? Ничего не оставалось, как назвать координаты Николь. Пока полицейский справлялся у компьютера, я прикидывала, не попытаться ли удрать. Но он повернулся ко мне с улыбкой и козырнул.

— Можешь идти. Извини.

Ну и ну! То ли Николь работала в каком-то ночном заведении, то ли вообще имела право не работать… Интересно…

Одна из улиц была перегорожена — что-то строили. Я пошла в обход. И…

Стоп! Почему именно эта улица? Я проанализировала свой путь и с удивлением обнаружила, что с самого начала шла в определенном направлении, а не блуждала, как казалось. Странно. Район этот был мне незнаком, но я чувствовала, что непременно должна пройти по этой улице. Почему? Куда?

Эта странность опять-таки исходила от тела Николь. Ее дом? Судя по документам, он находился в противоположном направлении. Но документы были подделаны. Однако компьютер в Доме мод признал адрес правильным. Пойти туда? Нельзя. И не идти нельзя — единственная зацепка.

Пока я колебалась и взвешивала, ноги сами вывели меня через переулок к перегороженной улице. Мне хотелось туда, мне нужно было именно туда. А, будь что будет!

И я пошла. Миновав эту улицу, свернула на другую, на третью. Несколько раз меня останавливали полицейские и каждый раз, извинившись, отпускали. Сколько еще идти? Видимо, Николь нравилось ходить пешком. Город кончился, потянулись виллы, но я не думала ни об усталости, ни о том, что так и не позавтракала. Я почти бежала. Я знала, что сейчас приду.

Здесь. Стандартная вилла, которую я безошибочно выделила среди сотни других, похожих на нее, как две капли воды. Сердце билось, будто после чашки крепкого кофе. Если это дом Николь, она должна знать шифр замка на входной двери. Но он стерт из ее мозга вместе с другими сведениями. Позвонить нельзя. Оставалось снова лезть через забор, хотя мой экстравагантный наряд для этого никак не годился — край юбки пришлось держать в зубах. Мне повезло — в саду было пусто. Только два робота, закончившие утреннюю уборку участка, неподвижно стояли под навесом, поблескивая выключенными глазами.

Я беспрепятственно вошла в дом. Ни души, тишина. Шторы на окнах спущены, ковры скатаны. В безлюдном полумраке комнат мои шаги отзывались гулким эхом.

Меня не покидало смутное ощущение, что я уже бывала здесь прежде. Как если бы я когда-то видела все это во сне. И вместе с тем это не был дом Николь, что я установила по отсутствию характерных признаков, которые отличают жилище женщины.

Кто он, этот мужчина? Его непонятная власть над Николь, которую даже смерть не могла стереть…

— Нельзя! — вдруг рявкнуло за спиной. Из стенного отсека, угрожающе раскинув щупальца, прямо на меня двигался робот, Я попятилась и стала втолковывать ему, что я Николь Брандо, гражданский номер такой-то… До сих пор это выручало, но на сей раз сработало, кажется, в обратную сторону.

— Николь Брандо. Нельзя, нельзя, нельзя! — заревел он, продолжая теснить меня к двери.

Я не стала дожидаться, пока меня коснутся его ледяные лапы, и повиновалась. Это чучело шло за мной до самых ворот. По дороге я пыталась что-либо у него выведать, но он был из еще более молчаливой серии, чем мой Жак, и на все вопросы лишь тупо и раскатисто повторял:

— Николь Брандо. Нельзя. Нельзя.

Ладно, времени у меня много, в девятнадцать лет можно не торопиться.

Неподалеку в ресторанчике я с аппетитом пообедала. На крыше была стоянка аэрокаров. Я взяла напрокат двухместную «Ласточку» и, развернув ее так, чтобы интересующая меня вилла была целиком в поле зрения, стала с крыши наблюдать.

Ждать пришлось долго. Очень хотелось вылезти из машины и размяться, надоедали мухи и мужчины. Но я терпела. Любопытно, как быстро человек привыкает ко всему. Даже к внезапно вернувшейся молодости. Мне уже казалось невероятным, что еще вчера утром я не могла пройти без одышки и сотни шагов, едва не померла от превосходного бифштекса, а эти увивающиеся сейчас возле моей машины парни годились бы мне в правнуки.

Только смазливое лицо Николь в зеркале над рулем… Туда я старалась не смотреть.

Уже смеркалось, когда на крыше виллы возле черного аэрокара появились две фигуры. Высокий мужчина и женщина, закутанная в сиреневый плащ. Их аэрокар повернул к Столице, моя «Ласточка» взвилась следом.

Были как раз часы пик, скорость ограниченная, и обе машины шли на автопилоте. Это облегчало преследование-расстояние между ними не сокращалось и не увеличивалось.

Внезапно черный аэрокар пошел на снижение и исчез. Разноцветные квадраты городских крыш, почти на каждой стоянке, почти на каждой — черные аэрокары. Кажется, проворонила. Я приземлилась на первой попавшейся крыше и отправилась на поиски пешком, твердо уверенная в их полной бесполезности. Искать иголку в стоге сена…

Возле ярко освещенного подъезда ночного клуба толпился народ.

— Что здесь? — спросила я у одной из девиц, безуспешно пытающейся протолкаться к двери.

— Дэвид Гур, — бросила она и снова, зажав под мышкой сумочку, ринулась в толпу.