Ну ладно, подумал я, если у нас будут ранние пассажиры, я их покатаю. Я вытащил свой ящик с инструментами и мы стали осматривать большой двигатель его самолета.

– Все такое новенькое, – промолвил он. – Вероятно, просто какие-то соединения разболтались и дали течь.

Отчасти это так и было. Несколько стыков в маслопроводе были слабо затянуты, их гайки пришлось повернуть на целый оборот, чтобы они встали на место.

– Теперь все должно быть в порядке, – сказал он после получаса возни. – Давай попробуем.

– Я заведу двигатель.

Я вставил ручку в соответствующую часть двигателя и подумал, что для хорошего стартового рывка она слишком маленькая и легкая.

– Она малость тонковата, эта заводная штуковина, – сказал Нельсон из кабины. – Когда вернусь домой, нужно будет ее усилить.

Я сделал три оборота и ручка переломилась в моих руках пополам.

– В чем дело? – спросил он.

– Спенс, дружище, боюсь, что тебе придется ее усилить прежде, чем ты вернешься домой.

– Неужели она поломалась?

– Так точно, сэр.

– Ладно, пойду найду в городе место, где ее заварят. Хотя с тем же успехом ее можно теперь выбросить.

Он подобрал обломки и направился в город. Если это будет у него единственная неполадка за два дня, то, пожалуй, у него весьма успешно получается быть бродячим пилотом.

Подкатил автомобиль, его водитель поглядел на самолеты.

– Вы на них летаете?

– Разумеется, – ответил я, подходя к окошку «шевроле». – Вы бы хотели прокатиться?

– Не знаю, – произнес он задумчиво.

Рядом с ним в машине сидела совершенно очаровательная молодая женщина, у нее были длинные черные волосы и огромные темные глаза.

– Утром город чертовски красив… воздух свеж и спокоен, – сказал я. – Кроме того, там вверху прохладнее.

Мужчину это заинтересовало, он заколебался на границе между обыденностью и приключением, но девушка, не промолвив ни слова, глянула на меня, словно испуганная лань.

– Как по-твоему, мне слетать? – спросил ее мужчина.

Ответа не последовало, ни единого слова. Она лишь едва заметно отрицательно покачала головой.

– Не помню пассажира, который бы не восхищался полетом, – если не понравится, получите свои деньги назад.

Я сам удивился этим словам. На самом деле мне было не важно, полетит мужчина или нет – позже пассажиров будет полно. Возврат денег – это был удачный ход, который, однако, до этого момента даже не приходил мне в голову. Мой мир и мир этой девушки схлестнулись, и мужчина был полем нашей битвы.

– Пожалуй, я слетаю. Это долго?

– Десять минут, – я победил, причем так быстро…

– Скоро вернусь, – сказал он девушке. Она испуганно посмотрела на него глубокими темными глазами, но все же не произнесла ни слова.

Мы летали десять минут, и я из любопытства то и дело поглядывал вниз, на «шевроле». Дверца машины не приоткрылась и в окне не виднелось лицо девушки, всматривающееся ввысь. Что-то непонятное с этой женщиной, и от этой мысли яркий летний день сделался каким-то мрачным и неуютным.

Приземлились мы нормально, абсолютно нормально, так же, как приземлялись все эти дни. Мы уже катились по траве на скорости где-то 40 миль в час, когда внутренний голос вдруг сказал мне: «Сверни вправо, уйди резко вправо». Непонятно, зачем это было нужно, но я послушался, сам этому удивившись.

В то мгновение, когда биплан подался вправо, слева от нас пронесся самолет, садящийся в противоположном направлении; двигался он со скоростью около 50 миль в час.

На момент я остолбенел, по телу моему пробежал холодок. Я не видел этого самолета, а он, ясное дело, не видел меня. Если бы мы не ушли вправо, скитаниям на биплане пришел бы быстрый и зрелищный конец. Тот другой самолет развернулся, снова поднялся в воздух и исчез. Я поблагодарил голос, эту ангельскую мысль, и решил, что поскольку инцидент исчерпан, лучше не придавать ему особого значения, а еще лучше, вообще о нем не говорить.

Мужчина вручил Стью три долларовые купюры и сел в свой автомобиль. Девушка не пошевелилась и не промолвила ни слова.

– Большое спасибо, – поблагодарил мой довольный пассажир, и укатил прочь вместе с этой странной загадочной личностью. Больше мы их не видели.

Спенс вернулся с заваренной ручкой. Новая рукоятка была из хорошего металла, так что выдержала бы вес целого самолета.

– Эта должна со своей работой справиться, – сказал он. – Давай еще раз попробуем.

Двигатель сразу же запустился, и он для проверки поднялся в воздух. Когда через десять минут он вернулся, у всасывающего патрубка были мельчайшие брызги масла.

– Ну и ну! – сказал он. – Все-таки я избавлюсь от этого масла.

– Спенс, это же патрубок! То, о чем ты говоришь, – это масляный туман. Немногих я знаю странствующих пилотов, которые бы беспокоились по поводу масляного тумана в двигателях их самолетов. Здесь нас волнует, чтобы крылья были в порядке и не отвалились, понимаешь?

– Хорошо. Но все-таки мне это не нравится в моем новом Тревлэйре.

Спенс взял следующих двух пассажиров – мужчину и его сынишку. Он усадил их, пристегнул ремнями, потом опустил свои летные очки, нажал на газ, и самолет побежал по траве, готовясь взлететь. Я обернулся к Стью.

– Здорово, когда кто-то другой работает, так что мы… – пораженный, я оборвал фразу на полуслове.

Двигатель Тревлэйра заглох на взлете.

– О, нет!

Сегодня явно не наш день, подумал я в сотую долю секунды.

Большой самолет спланировал и приземлился на траву, беззвучно покатившись к дальнему концу полосы. Двигатель заглох почти сразу, поэтому посадка вышла быстрой и безопасной.

Еще через мгновение мотор снова ровно затарахтел, но Спенс еще раз взлетать не стал. Он порулил назад, к нам.

– Интересно, что обо всем этом подумают пассажиры, – сказал Стью, чуть улыбнувшись.

Самолет подкатил, и я открыл дверцу их кабины.

– Коротковат получился полет? – спросил я спокойно.

Если бы мне довелось сидеть на их месте, когда заглох двигатель, я пришел бы в ужас.

– Да нет, не коротковат, только вот поднялись не очень высоко, – ответил мужчина, помогая сыну выбраться из кабины на землю.

Это он хорошо сказал, я почувствовал к нему уважение.

– Может хотите покататься в Корабле Номер Один?

– Нет, спасибо. Вы этот отремонтируйте… а мы ближе к вечеру придем полетать.

Я углядел в этом извинение и для себя вычеркнул их из списка тех, кто когда-либо отважится стать пассажиром биплана. Они уехали, и мы занялись делом.

– Очевидно, прекратилась подача бензина, раз мотор так заглох, – сказал я.

– Грязь в топливных магистралях? – высказал предположение Спенс.

– Похоже на то. Давай поглядим.

Двигатель пылился на складах в Аризоне, и в топливном фильтре обнаружилась столовая ложка песка.

– Так или иначе, часть проблемы была в этом, – сказал Спенс. – Давай попробуем снова.

Мы попробовали еще раз, но двигатель брызгал маслом, чихал и наконец вовсе заглох.

– Как у тебя с топливом?

– Есть полбака. – Он о чем-то подумал и снова заглушил двигатель. Тот работал прекрасно. – Центральный бак, – пояснил он. – Все прекрасно работает, когда топливо поступает из верхнего бака.

Он поэкспериментировал, и оказалось, что пока двигатель получает топливо из большого бака, расположенного по центру верхней пары крыльев, его заглушить никак не удается.

– Вот оно в чем дело, – наконец заключил он. – Топливный горизонт не в порядке, или что-то в карбюраторе. Когда выжимаешь полный газ, ему нужно это дополнительное давление.

Неполадка была устранена, и мы решили отметить это прыжком с парашютом. Стью не терпелось занести в свой список прыжков надпись: «прыжок из Тревлэйра». Где-то около полудня мы поднялись в воздух и строем из двух самолетов стали набирать необходимую для прыжка высоту.

На высоте 2500 футов я от них оторвался и стал кружить, ожидая, когда Стью полетит вниз.

Если прыжок пройдет, как мы рассчитывали, то нам придется потрудиться – толпа вокруг взлетной полосы собиралась немалая. Но прыжок вышел не совсем таким, как было задумано. Стью не попал в нужную точку приземления. Я опускался следом за ним, соображая, что с моей позиции нельзя точно сказать, куда он приземлится. Однако чем ниже мы спускались, тем яснее становилось, что на полосу ему не попасть и что все может закончиться тем, что он зацепит телефонные провода, идущие к югу через пустырь.