Annotation

Когда мир построил великий Прародитель, а его дети сделали его прекрасным. То было золотое время для человечества, пока не пришли те, кто разрушил мир и уничтожил древнее благоденствие. Так учат монахи в чёрных рясах, одного из которых странница Ан спасла в руинах древнего города.

Она видела, как мир стал таким, ни в грош не ставит учение о Прародителе, а цель у неё одна — попасть на тот берег реки, пересекающей Город.

Нихилени

1

2

3

4

5

6

7

8

9

10

11

12

13

14

15

16

17

18

19

20

21

22

23

24

25

26

27

28

29

30

31

32

33

Нихилени

1

Перед входом в город Ан пообещала Осану, что он не заметит, как умрёт. Монах вообразил, что она собралась свернуть ему шею и замирал каждый раз, когда Ан оказывалась у него за спиной. Она сердилась на него, но молчала. Глупо утешать человека, который умирает и ждёт смерти, но ей хотелось, чтобы свои последние часы монах провёл, болтая о своём глупом боге, о прожитой жизни и вспоминая их первую встречу в руинах. Тогда еще юному Осану пришло в голову, что он сумеет найти в руинах города душу Прародителя и вернуть его к жизни. В конце концов, глупый юнец угодил в промоину под улицей и сломал обе ноги. Ан дотащила его до монастыря детей Благодеятелей, и все время монашек болтал. В его идеи она, разумеется, не верила. Какая душа Прародителя, когда он давно помер? Но юнец оказался забавным, рассказывал интересные истории, а его многочисленные теории о природе Прародителя и его детей, Благородной Крови, забавляли Ан. Кто знал, что их история ещё получит и продолжение, и настоящий финал? С тех прошло много лет. Ан иногда забредала к монахам, узнавала у них новости и не появился ли отец, а монахи в обмен на стол и кров узнавали у нее новости из мира. Их дружба вышла очень странной, если вообще ее можно было назвать дружбой. Но уж что есть. Поэтом Ан согласилась проводить умирающего старика в его последний путь и старалась всегда быть в поле его видимости, а в последнюю ночь около дома Прародителя перед сном вколола Осану не морфий. Старик умер спокойно, не поняв, что засыпает вовсе не от большой усталости.

Ан похоронила его в старом парке около летнего театра, посидела и, когда небо снова заволокло дождевыми облаками, пошла дальше. Она планировала догнать караван чернорясых монахов, от которого они отделились три дня назад, до Моста, чтобы переправиться на тот берег с ними. Если их предводитель, странноватый многословный и крикливый монашек, не поменял маршрут, то у неё ещё оставалось время. Чернорясые верили, что Город был когда-то построен их великолепный Прародителем и его детьми, и быстро пересекать руины не будут. Чернорясые вообще последние годы стали часто устраивать сюда паломничества. Их унылые караваны тянулись по разбитым асфальтовым дорогам и время от времени оглашали угрюмые остовы нудными гимнами во славу кумиров. Часто караваны не доходили до того берега. Священный страх и последствия катастрофы, окружавший эти места раньше, уже не пугал отщепенцев и изгоев, которых выгоняли в руины из окрестных поселений.

Ан вышла на старый проспект, где обычно проходили паломники и торговые караваны. Он шел через северную часть города мимо покосившихся домов-башен к большой безымянной площади, от которой отходили десятки таинственных улочек. Самая широкая из них вела на следующую площадь с разрушенной старой крепостью. Дальше следовали руины бетонного моста и путь вдоль реки на юг к железному мосту. Большинство караванов гибло после достижения первой безымянной площади. Мало кто знал Город хорошо, а большинство вовсе верило, что каждой ночью здешние дома меняют своё местоположение, и что Город разумен и может поглотить неугоных.

Ан намеревалась перехватить караван до площади. Во-первых, так не придётся искать их по проулкам, во-вторых, она знала дорогу к Мосту. Да и в случае нападения она сумеет отбить хоть кого-то из чернорясых, чтобы тот перевел её на другой берег. Вера в Благодеятелей с каждым годом набирала всё более безумные обороты. И если раньше караваны чернорясых были похожи на вооруженные выезды, то ныне хорошо, если хотя бы у пары монахов были ружья. Остальные же верили, что Прародитель их защитит.

Ан даже подозревала, что таким образом особо ушлые пастыри общин вдоль реки избавлялись от лишних ртов и неугодных, но Осан умер, и спрашивать больше было не у кого.

Остатки каравана нашлись в проулке за площадью. Ослики пропали вместе с двумя телегами. Часть мешков и священных хоругвий валялись на земле вперемешку с трупами монахов. Ан обошла их, тыкая в тела носком сабатона. Но спокойное поведение Кела выдавало, что живых тут нет.

— Ну и что мне делать?

Железный зверь, разумеется, ничего не ответил.

Ан порылась в оставшихся мешках. Напавшие забрали всё съедобное, вывернули карманы и сняли всю обувь с трупов. Чемоданчик с документами и грамотами от пастыря общины тоже пропал. Ан оглянулась на трупы. Несомненно, разграбившие караван вернутся за этим барахлом. Можно будет их убить. Только зачем?

— А вот нечего мне делать, — подвела итог Ан, села на остаток телеги и задумалась.

Можно попробовать выследить напавших и отбить сундучок с бумагами. Это вполне возможно. Или пойти искать прямо сейчас, пока следы не пропали, или подождать возвращения за одеждой и брошенным барахом. Вот только что это ей даст? Сундучок с документами, которыми без чернорясых она может подтереться? Ей нужно на другой берег, а не вернуться к пастырям Серых Холмов с новостью, что лишние рты успешно ликвидированы. Сколько там, шестнадцать было?

— Хм.

Ан пересчитала тела. Одиннадцать. Куда делись ещё пятеро? Она на всякий случай обошла место разгрома ещё раз. Двенадцать. Всё равно, четверо куда-то делись. Она стащила трупы в кучу и осмотрела лица. Ан не могла похвастаться дружбой с каждым из чернорясых. Большую часть совместного пути она провела с Осаном, а его добрые и сострадательные братья были рады спихнуть со своих плеч заботы об умирающем. И всё же Ан узнала большую часть тел. Пропали четверо ещё крепких и здоровых монаховов. Возможно, их захватили, чтобы обратить в рабство.

Или съесть. Человек — не очень питательная тварь, но какое-то разнообразие в рацион местных жителей четверо здоровых мужчин должны были внести. Хотя канибалы вряд ли бы бросили здесь тела. Старики, конечно, не очень вкусные, но голодающие едой не разбрасываются.

— Попробуем найти наш пропуск? — предложила Ан Келу. Зверь равнодушно мотнул тупой железной мордой. Он ковырнул лапой труп монаха. Потом лег на землю и понарошку спрятал нос под лапами. Жрать тухлятину он внезапно побрезговал.

— Как хочешь. Пойдём тогда, найдём тебе что-нибудь посвежее и не такое дряхлое.

Не смотря на дождь и огромные просторы Города, Ан не пришлось долго искать. Напавшая на караван банда особо не скрывалась. Часть напавших то ли отстала, то ли специально покинула их основную стоянку ради развлечения. Дюжина вырожденцев с беспечным гоготом вешала на ржавой электроопоре человеческое тело в бесформенных лохмотьях. Приближающегося в стене дождя чужака они не заметили. Ан несколько минут раздумывала, стоит ли подходить. Тело не подавало признаков жизни, да и сундука с документами рядом не было.

Один из оборванцев пнул тело, и оно дёрнулось, вызвав ещё один приступ гогота. Ан посмотрела на Кела. Зверь нетерпеливо бил себя по бокам хвостом и пристально смотрел вперёд. Дождевые капли скатывались по его широкой угловатой морде. Сколько она уже его не кормила?

Ан погладила железную голову Кела и направилась к банде.

Оборванцы заметили появление из дождя железной фигуры лишь когда Ан свернула одному из них шею. Ещё двоих, попытавшихся кинуться на неё с кусками арматуры, Ан уложила ударами стальных перчаток. Остальных добил Кел. Своих жертв он просто передавил, стащил в кучу и начал неторопливо выедать сердца. Только короткий хвост возбужденно колотится о разбитую дорогу.