— Наконец-то, — пробормотал он, — ты моя! Серене казалось, что он заполнил все ее тело без остатка. Ей хотелось, чтобы это ощущение длилось вечно, и она сомкнула руки вокруг широких плеч, удерживая его.

— Подожди. Не двигайся. Мне так… Несколько секунд он оставался неподвижен, но затем не выдержал:

— Я так не могу, милая. Я должен двигаться.

— Хорошо. Просто…

Серена умолкла, поскольку Гидеон начал совершать ритмичные движения, и она снова задохнулась от накатившей на нее волны невыносимого жара. Ее спина выгнулась. Ей хотелось получить как можно больше, и она неосознанно помогала своему партнеру.

— Гидеон…

— Я знаю, — тяжело дыша сказал он, — но я не могу остановиться. Слишком долго мне пришлось ждать. — Он закрыл глаза. — Мне хочется остаться в тебе навсегда.

После этого Гидеон начал двигать бедрами во все нарастающем темпе. Казалось, их взаимное возбуждение крутой спиралью взметнулось в самое небо, а затем рассыпалось фейерверком ослепительных огней.

Гидеон в изнеможении прильнул к ней.

— Неужели это не сон? — Он поднял голову и посмотрел на Серену сверху вниз. — Моя. Теперь ты моя. Ведь я же говорил тебе, что мы принадлежим друг другу. — Сказав это, он запечатлел на ее щеке поцелуй, полный благодарности, и продолжал: — Неужели ты сама не чувствуешь этого, милая? Почему ты не хочешь признать, что я был прав все это время и что мы родились для того, чтобы счастливо жить друг с другом.

Серена дышала так же учащенно, как и он, а ее сердце продолжало свой безумный бег. И все же она не смогла удержаться от смеха.

— Гидеон, ты неисправим! Ты играешь нечестно, пользуясь моим беспомощным положением.

Его глаза блеснули.

— Ты ощущаешь себя беспомощной? Интересно, почему? Ах, конечно же, неприступная крепость взята штурмом! — Он приподнялся на локтях и накрыл ладонями ее груди. — И некоторые наружные гарнизоны сдались. Но я все же не понимаю, что может заставить тебя ощущать собственную беспомощность. — Его руки уже не просто мягко поглаживали ее груди, а настойчиво, даже требовательно мяли их. — Интересно, смогу ли я заставить тебя вновь пережить те же ощущения?

Губы Гидеона опять сомкнулись на ее груди, его зубы нежно прикусили сосок, и Серена судорожно втянула в себя воздух.

— Гидеон… Постой… Так скоро?

— Меня это тоже удивляет, милая, но мне кажется, я настолько изголодался, что никогда не сумею насытиться тобой.

Ритмичные движения его бедер возобновились, а Серена подумала, что она, пожалуй, тоже никогда не сумеет вдоволь насытиться Гидеоном.

Прикосновение его губ к ее щеке было таким же мягким, как солнечное тепло. Странно, но Серена, даже находясь в полусне, сразу же ощутила его ласку и повернула голову навстречу его губам. Можно было подумать, что она ощущала эти ласковые прикосновения не на протяжении нескольких последних часов, а тысячи раз до этого. Она узнала бы их даже в том случае, если бы была глуха и слепа.

— Открой глаза, милая.

Серена подняла тяжелые веки и увидела склонившееся над ней лицо Гидеона. В глазах его светилась нежность. Она с трудом протянула руку и погладила морщинки возле его глаз.

— Уже утро?

— Нет. — Гидеон повернул голову, поймал губами кончики ее пальцев и, прежде чем отпустить, подержал их несколько секунд во рту. — Еще не утро, но я уже скучаю. Я хочу, чтобы ты хотя бы ненадолго удостоила меня своим вниманием.

Серена засмеялась и обвила руками его обнаженные плечи.

— Я даже сосчитать не могу, сколько раз за эту ночь я удостаивала тебя своим вниманием. Но я, как всегда, готова подчиниться.

Сказав это, она лизнула впадину в его ключице. На вкус кожа Гидеона оказалась чуть солоноватой.

— Не такой уж я сатир, каким ты меня себе представляешь, нимфоманка ты эдакая, — со смехом ответил Гидеон и откинулся назад, увлекая ее за собой. Затем он покровительственным жестом положил ее голову себе на плечо. — Ты до сих пор не поняла, что я — страшно чувствительный парень. И между прочим, помимо физических, у меня существуют еще и духовные потребности.

— Вот этого я как раз и не заметила, — насмешливо ответила Серена, лениво перебирая пальцами курчавые завитки волос на его груди. Эти волосы были выжжены солнцем — так же, как и упрямый вихор на его голове. — Согласись, если этой ночью ты что-либо и демонстрировал, то уж никак не свою тонкую душевную конституцию. С моей стороны было вполне естественно предположить, что ты снова хочешь того же самого. — Серена приподнялась на локте и посмотрела на Гидеона сверху вниз, а ее волосы шелковым покровом упали на его грудь. — Так или иначе, обуздай ненадолго свою чувствительную душу. Я жду, затаив дыхание.

Внезапно Серена заметила, что в его взгляде промелькнуло разочарование, и поняла, что он не шутил. В мгновение ока она словно отрезвела и мягко сказала:

— Скажи мне, что тебя тревожит. Он тряхнул головой.

— Я не склонен к мелодраматическим эффектам. Единственное, что мне хотелось, это увидеть, как ты просыпаешься рядом со мной, и держать тебя в своих объятиях, вот и все.

Серена почувствовала, как у нее сжалось сердце. Она опустила голову ему на плечо, до самой глубины души тронутая простыми словами Гидеона. Каждая мелочь вокруг нее вдруг наполнилась особым смыслом — ажурный потолок над их головами, отблеск толстых оконных стекол на полу, мерцание медного светильника в изголовье постели, который Гидеон включил после того, как они вернулись с озера. Здесь. Сейчас. Суждено ли ей хоть когда-нибудь еще испытать подобное блаженство?

Пальцы Гидеона перебирали мягкие волосы на ее виске, а его голос негромко рокотал возле ее уха подобно звуку океанского прилива:

— Знаешь, когда я был подростком и болтался с одного места на другое, у меня была мечта: иметь что-то свое. Что-то прекрасное и неизменное, которое останется моим, пусть даже весь мир перевернется. — Его палец прикоснулся к уголку ее губы и обвел ее контур. — Насколько я помню, это причиняло мне невыносимую боль. Я был страшно ревнив. Я ревновал даже своих друзей, мечтая стать для них всем. — Губы Гидеона ласково прикоснулись к ее лбу. — Со временем я усвоил горький урок, который заключался в следующем: чем сильнее я стремился привязать к себе того или иного человека, тем сильнее я отталкивал его от себя. Нельзя заставить людей насильно открыть для тебя их души и сердца. Ты не можешь ворваться в их жизнь незваным гостем.

Голос Гидеона дрогнул. Он ненадолго замолчал.

— К чему я все это говорю? Я хочу, чтобы ты знала: если я начну давить на тебя, требовать от тебя того, чего ты не хочешь, ты имеешь полное право без малейших угрызений совести послать меня к чертовой матери. Ты была совершенно права, называя меня бульдозером. — Пальцы Гидеона прикоснулись к ресницам Серены, на которых уже блестели слезинки. — Видишь ли, я наконец-то нашел то, что считал самым прекрасным, и я не хочу с этим расставаться, даже на самое короткое время. И пусть даже я буду знать, что причиняю тебе боль, Серена, я ничего не могу с этим поделать. Ты уж прости меня.

Каждый вдох причинял ей боль, а ее руки сцепились за его спиной с такой силой, что стали ныть мышцы. Ей было жаль его до слез. Она жалела его за бесприютное детство, за боль и одиночество, выпавшие на его долю, которые, впрочем, не помешали ему стать честным и чутким человеком.

По щекам Серены текли слезы. Одна из них упала ему на плечо, и тело Гидеона напряглось. Он поднял голову и заглянул ей в глаза.

— Эй, что за слезы? Что оплакиваем?

— Да так, ничего. Я просто подумала, что не так уж и плохо иметь рядом с собой бульдозер.

Он пытливо смотрел ей в лицо.

— Навсегда?

Серена замерла, ощутив, как внутри ее поднимается волна страха. Но это же безумие! Гидеон — самый лучший мужчина на свете, почему же она боится сказать короткое «да»?

На его лицо набежало облачко разочарования.

— Хорошо, не надо. Сейчас слова ни к чему. Так или иначе, то, что случилось этой ночью, уже является своего рода обещанием. Не будем торопиться.