Став на колена пред самым гробом, я прочел тропарь Святителя: «Правило веры и образ кротости» и молился о его ходатайстве за державного Императора, ему тезоименитого, благочестивую Царицу и весь его Августейший Дом и за всех моих близких, особенно за носящих имя Святителя; потом осмотрел внимательнее церковь и, признаюсь, грустно было то, что видел: налой стоял пред самым гробом, и на нем лежала икона Святителя, но не древняя, и древней я не нашел ни одной; и тут же висело серебряное кадило, единственная ценная вещь всей церкви; все будто было готово для молебна, но некому было служить. Иконостас кое-как складен из досок, и в нем три иконы греческие: Спасителя, Божией Матери и Святителя, не совсем дурно написанные, но уже новейшие; недостаток других заменили несколько русских печатных образов, какие продаются у Спасской башни Кремля; видно, что небогатый поклонник, уклонившийся от пути Палестинского, занес их сюда. В алтаре все обнажено; несколько малых икон лежало на каменном престоле, прислоненном к стенке, где совершается ежедневная литургия, когда бывает игумен. Митрополит же Писидийский, пребывающий большей частью на острове Кастел-Россо, служит только однажды в год, в день Угодника Божия, и тогда бывает большое стечение народное, со всех окрестных мест, и даже ярмарка в пустынной Мире…
Когда я поклонился еще раз гробу Святителя и вышел из его церкви, молодой послушник или служитель, по имени Антоний, сказал мне: «Что бы вы ни дали для сей церкви, ближе будет нашему сердцу, если восстановите нам соборную церковь святого Сиона, и неужели вы, русские, сего не сделаете?» Тогда он провел меня к развалинам сего нового Сиона, прилегающим с северной стороны к гробовой церкви, и, пройдя под низкими сводами бокового придела, взошли мы во внутренность великолепного храма, достойного великого святителя. Еще сохранилась вся нижняя часть его до мраморного карниза, идущего вокруг всего здания и изящно изваянного цветами; но помост засыпан землею, и из нее выходят до половины три белые мраморные колонны, еще стоящие, обозначавшие иконостас, вероятно открытый, как у св. Софии Царьграда; четвертая колонна лежит тут же на своем месте, и другие четыре малые столба стоят на месте священной трапезы, как бы ожидая только мраморной плиты для совершения богослужения, прерванного уже столько веков. Еще цело и все полукружие горнего места, вероятно, с сопрестолием и кафедрою, засыпанными землею, и даже полукупол над сей частью алтаря сохранился, но не устоит при обновлении, и только нижняя часть до карниза может оставаться в прежнем виде. Катихумены с северной стороны, или верхняя часть хор, также сохранились отчасти, и тут устроен престол во имя св. Георгия, а под ними была церковь св. апостолов; самый же собор, как и все так называемые Сионы в Грузии, праздновал Успение Божией Матери, потому что к сему дню соединился собор всех апостолов на Сионе Иерусалимском. Но нижняя часть верхних катихуменов и западная совершенно обрушились, и, когда изнутри церкви посмотрел я кверху, увидел, что весь карниз кругом унизан народом: турки и греки, женщины и дети, все собрались и безмолвно смотрели на посетителей, как бы в чаянии чего-либо необычайного. Да исполнится сие чаяние верных и неверных, ибо и они уважают память Святителя, хотя и теснят его достояние…»
Возвратившись в отечество, А. Н. Муравьев употребил все возможные старания, чтобы содействовать возобновлению разрушенного святилища. По Высочайшему соизволению из Святейшего Синода ему выдана была книга для сбора добровольных приношений; через посредство нашей миссии в Константинополе получен был султанский фирман на обновление храма.
Самым деятельным соратником Муравьева в этом деле был русский вице-консул в Родосе г. Дуччи; ему удобнее всего было поручить заведование работами и расходование денег; но это встретило сопротивление со стороны местного духовенства. Митрополит Писидийский требовал, чтобы все собранные деньги были выдаваемы ему; патриарх Константинопольский также не хотел, чтобы работами заведовал иноверец.
Однако наша миссия устроила дело таким образом, что господину Дуччи предоставлен был негласный надзор и отчет в деньгах, а для местного надзора за работами избраны были старейшины из жителей острова Кастель-Россо. Едва успели отделать внутренность новой церкви, где находится гроб Святителя, и заказать для него мраморные украшения по древнему образцу, как вспыхнула Восточная война, и работы остановились. Только в 1858 году был опять испрошен фирман султана и выдана новая книга для сбора пожертвований, а господин Дуччи приступил к выбору старейшин и заготовке материала. Случайно приехал в Родос из Палестины известный французский архитектор и археолог Зальцман. Дуччи пригласил его осмотреть развалины Мирского храма: это спасло их от окончательного разрушения. Не имея руководителя, выборные старейшины, вместо того, чтобы откопать древнюю церковь, хотели разрушить ее окончательно и из обломков выстроить новую. Хотя было уже истрачено до тысячи рублей на эту работу, но Зальцман решился остановить ее и остался на шесть недель в Мирах для надзора за открытием древней базилики. Оказалось, что базилика представляет превосходный образец церковного зодчества TV столетия. Зальцман снял верные копии драгоценных фресок и мозаик, открытых им в развалинах, и составил проект реставрации здания.
Приводим план Мирликийской базилики в том виде, в каком сделан он на месте Зальцманом, в письмах его к Дуччи. Мирликийская церковь (см. рисунок-план отрытой части базилики) имеет в плане вид четырехугольника, которого длина втрое более ширины; внутренность ее (cella) разделена на три части стенами с широкими отверстиями для прохода в боковые нефы (bb); стены эти заменяют колонны древних базилик. Боковые нефы (bb) оканчиваются двумя притворами (ее) и двумя приделами (dd), украшенными живописью TV в.; пред тремя нефами (abb) расположена внутренняя паперть (?) (exonarthex), которой предшествует двор (?) (exonarthex); постройка последнего относится к VIII или IX веку; им замещен древний атриум (atrium), разрушенный пожаром. Подобное же расположение повторяется и во втором этаже боковых галерей, что представляет новое доказательство глубокой древности здания. Известный французский писатель и профессор истории архитектуры Ленуар основательно доказывает, что двухэтажные базилики древнее прочих, приближаясь по своему расположению к синагогам и к гражданским базиликам Рима, в которых женщины помещались во втором этаже на хорах, в гинекее.
План древней базилики св. Николая в Мирах Ликийских
Помост (area) составлен из камней различного цвета, окаймленных мозаикою самой любопытной работы; этот помост, за исключением некоторых частей, разбитых упавшими с верха камнями, сохранился в совершенной целости; он продолжается до той части, которая отделяла нее от святилища. Святилище (g) возвышено над прочей частью здания; пол его составлен из таких же материалов, как в главном нефе, но по другому рисунку. Между нефом и святилищем расположены четыре колонны: средние две толще и выше боковых, промежутки заграждены частью мраморной балюстрадой и закрывались занавесами. В святилище находится престол (т) с сению (ciborium) купольной формы на четырех колоннах. В апсиде расположены ступени (subsella), посреди которых возвышалась кафедра епископа. Под ступенями есть проход, теперь не вполне отрытый и ведущий вероятно к подземной пещере, которой существование, впрочем, еще не доказано. Посреди главного нефа устроен амвон (1)для чтения Св. Писания. Прежде все здание было украшено стенной живописью; теперь она сохраняется только в угловых приделах (dd) и в двух сенях или притворах (ее) (narthex). Эта живопись, хотя принадлежит ко времени упадка искусства, но весьма интересна, как единственный почти образчик того времени. Два притвора, о которых говорено выше, были отрыты при Зальцмане. Один из них, с дверью в главный неф, был достаточно освещен для того, чтобы скопировать живопись: она представляет причащение. Справа шесть человек, без сомнения Апостолы, приближаются к столу, у которого стоит Сам Иисус Христос, отличающийся от других пурпуровой одеждой; слева – тоже изображение, только Иисус Христос держит в руке сосуд, который подает приобщающимся. Выражение лиц удивительно схвачено: трудно представить более осязательно в одно время и благоговение и христианское смирение. Типы голов, группировка и драпировка фигур напоминают древние предания и, несмотря на некоторую тяжеловатость, общее впечатление картины величественно.
