Хвалислав взял кошель и сунул за пазуху, а потом, не глядя на кормильца, снова сжал руку Далянки.
– Поедем со мной! – закричал он ей в самое ухо. Гром ударил почти над их головами, так что Толига невольно сгорбился и схватился за оберег. – Поедем. Ведь я, может, и не вернусь больше!
– Да ну тебя! – Далянка с досадой вырвала руку. – Себя спасай, дурная голова!
– Не хочешь? – Хвалислав нахмурился. Только что ему казалось, что Далянка, беспокоясь о нем, дает ему надежду, так неужели это обман? – Ну, тогда я вернусь еще! Вот увидишь!
– Поезжай, горе мое, а мне в город надо матушку твою спасать! Долго ты еще меня держать будешь? – орал Толига, с трудом перекрикивая шум ветра и раскаты грома.
Хвалис вопросительно глянул на него.
– К Просиму беги, там Новина с лодкой ждет! Под берегом, увидишь там!
Позади раздался еще чей-то слабый крик. Далянка обернулась и увидела на дальнем конце тропы те две маленькие фигурки в белых рубашонках, которые искала и высматривала везде.
Ахнув, она бросилась навстречу нестерам, которые бежали к ней, и вдруг остановилась: в десяти шагах позади девочек между кустами стоял волк. Он просто стоял, наполовину показавшись из зелени, и внимательно наблюдал за людьми круглыми желтыми глазами. Далянке показалось, что серо-рыжая морда зверя выражает отчасти тревогу, отчасти добродушие – как у умной и преданной собаки.
В первый миг замерев от неожиданности, Далянка сорвалась с места и со всех ног кинулась навстречу девочкам, схватила их обеих в охапку, но поднять не смогла.
– Волк, волк! – лепетали наперебой Аюшка и Малоня. – За нами! Мы заблудились, а он бежал за нами, но не съел!
Далянка снова подняла глаза и посмотрела поверх двух светловолосых головок с короткими косичками. Зверь все так же стол на прежнем месте, глядя на них, совершенно неподвижный среди мечущихся зеленых ветвей. А потом подался назад и мигом исчез за кустами.
От облегчения и волнения у Далянки выступили на глазах слезы. Она стояла, наклонившись и обняв обеих девочек. Волк и не собирался их есть. Он нашел их в лесу и погнал, как пастух овечек, в сторону дома. А теперь ушел восвояси, убедившись, что девочки встретили родню.
Тем временем Толига торопил Хвалиса: он не понял, куда и почему убежала вдруг Далянка, но опасался, что Немигина дочь приведет людей и его воспитанник попадет в руки разъяренных угрян.
– Давай живее, а не то приведет людей, и себя погубишь, и меня, голову мою седую! – тормошил кормилец своего воспитанника. – Девка людей приведет, отцу скажет, и тебя разорвут, и меня заодно!
Хвалис вздохнул и пошел по тропе, не торопясь, не обращая внимания на порывы ветра и первые капли дождя. Уход был не намного лучшим выходом, чем смерть, – ведь никогда он больше не вернется на Угру, не увидит Далянку… Или – еще вернется?
Молния ослепительно вспыхнула над головой, осветив каждую травинку. И в этой яркой вспышке Хвалис увидел, что перед ним стоит женщина – стоит, как сама Громовица Опалена, госпожа этой грозовой стихии. Он узнал Галицу, но сам не поверил глазам. Это была словно бы совсем другая женщина – властная, уверенная. Черты этой женщины и раньше понемногу поступали под привычным обликом послушной и недалекой челядинки, но именно сейчас Хвалис осознал, что перед ним совсем не та женщина, к которой он привык, – словно молния осветила наконец ее глубоко спрятанную внутреннюю суть.
Лютомер остановился посреди поля, подняв голову и подставив лицо струям дождя. Гром гремел прямо над головой, в тучах блестели молнии. И все ближе, все тяжелее нависала градовая туча. После каждой ослепляющей вспышки душа замирала в ожидании оглушительного раската, и Лютомеру, который унаследовал от своего божественного отца неистребимый, вечный, как сама вселенная, ужас перед огненными стрелами Перуна, стоило большого труда не пригибаться, не бежать со всех ног, не искать спасения где-нибудь под корягой…
Уже поздно. Никакими жертвами гнев небес не отвратить. Да и сможет ли он смотреть, как разъяренные угряне будут рвать на части Замилу, если не найдут ее сына?
А его едва ли найдут. Еще вчера вечером Лютава созвала волков. Теперь, когда она носила на плечах волчью шкуру в знак того, что стала волчицей, и ей было по силам созвать лесных братьев и попросить их о помощи. Несколько молодых волков, высланных для этой цели вожаком стаи, бежали за ней, пока она указывала дорогу через лес.
На том месте, где она сама потеряла след, Лютава попросила волков искать дальше. И они взяли след, но довели ее только до того бревна, где она повстречала Галицу. Волки сгрудились возле ямы под корнями выворотня, нюхали ее, кружили, не отрывая носа от земли, но смотрели на Лютаву виновато: прости, но дальше следа нет!
Лютава была озадачена. Чтобы волки не взяли сегодняшний след, человеку нужно улететь с этой полянки на крыльях! Кто бы такое сумел? И где эта Галица, чтоб ее леший взял!
Не желая мириться с пораженим, Лютава отпустила волков и пошла обратно, собираясь призвать на помощь Лютомера. Пусть попробует сам. А если и он не сможет, то она снова призовет своего Черного Волка!
Лютомер не отказал бы сестре в помощи, но понимал, что теперь поздно. Даже если он сумеет быстро найти виновника, гнев богов уже не отвратить. Легко догадаться, что творится сейчас в волости. По всем весям хозяйки с размаху выбрасывают через окрытые двери во двор всякую печную утварь: кочерги, заслонки, решетки. Мужчины стреляют по туче из луков, мечут вверх копья, пытаясь разбить ее, расколоть и не дать дойти до полей. Старики бросают куриные яйца, стараясь перебросить через полевые наделы, таким образом отвращая град от посевов. Но едва ли это все поможет. Гнев Громовицы Опалены слишком велик. Доведенный до отчаяния народ, уже видящий голодный год и близкую погибель, кинется в Ратиславль, туда, откуда к ним пришло это несчастье. Лютомер уже слышал рев и гул толпы, женские крики, отчаянные вопли Замилы, звон железа, треск ломаемых ворот и дверей… Племя угрян останется и без урожая, и без князя, останется беззащитным и обреченным на почти верную гибель…
Вновь сверкнула молния, но вместо грома послышался свист и вроде бы смех. Лютомер вскинул голову. Живая молния летела, пронзая тучи, извивалась, играла, кувыркалась, и сквозь свист и гул ветра он разбирал раскатистый задорный хохот.
И Лютомер узнал своего брата, младшего Велесова сына.
Змей Летучий! Летавец, тот, кто пригоняет тучи и может увести их прочь!
Вмиг все силы в нем вскипели: Лютомер мгновенно перекатился через голову и помчался по тропе на четырех волчьих лапах. Ни на какой охоте он так не бегал – словно старался выпрыгнуть из собственной шкуры. Не разбирая дороги, он стлался над землей, как белая молния, и летел, едва касаясь мокрой травы и грязи, разбрызгивая воду из-под лап. Новая надежда несла его быстрее ветра – только бы успеть!
Путь его лежал недалеко – на Громовую горку. Это место пользовалось особой славой – никто здесь не жил, не пахал пашню и даже не пас скотину, хотя на сухом бугре имелось много травы и рос даже мелкий березовый лесочек. Но во время каждой грозы сюда обязательно били молнии, поэтому на Громовой горке приносили летом жертвы Перуну.
Из последних сил ворвавшись на вершину горы, белый волк поднял морду и завыл. Его пронзительный, призывный вой разлетелся под небом, отразился от низких тяжелых туч, раскатился над лесом. Его услышали даже в Ратиславле, где насквозь мокрая толпа еще кипела под запертыми воротами, но большинство народа ливень и гром разогнали по домам. Белый волк выл, призывая своего брата, и тот услышал.
С воем и свистом пронзая небеса, свиваясь в кольца, рассыпая тучи искр, резвясь и играя, Змей Летучий пролетел над Громовой горкой, сделал круг, стал снижаться. На лету он вертелся, хохотал и свистел – гроза и буря, его стихия, наполняли Летавца невиданной силой, которую он мог истощить и усмирить только тогда, когда тучи растеряют свои запасы огня и воды.
