Виолетта схватила меня за руку и прошептала:
– Дана, не шутите так! Клянусь вам, что я узнала голос. Голос вы можете вспомнить, если услышите его десятилетия спустя.
– Так что же с голосом? – беспечно заявила я. – Если вы знаете, кому из ваших знакомых или, возможно, экс-пациентов он принадлежит, тогда позвоните в полицию, и мерзавца арестуют. Он что, сидел у вас в психушке?
Доктор Лурье сняла очки и, близоруко щурясь, ответила:
– Я готова поклясться, что и голос, и почерк принадлежат моему отцу, Вулку Климовичу!
В голове у меня была каша.
– Но уважаемая госпожа доктор, ваш отец Вулк Климович, согласно приговору народного суда Социалистической Конфедерации Герцословакия, был расстрелян двадцать лет назад.
– Во время оглашения приговора мой отец… он кричал, что вернется и отомстит всем, кто разрушил его жизнь, – сдавленным шепотом сказала Виолетта. – Я посещала архивы и рылась в документах. Все его угрозы зафиксированы в стенограмме. Профессор Компанеец была в комиссии психиатров, которые пришли к выводу о вменяемости Вулка, что, в свою очередь, привело к его казни.
– И вы хотите сказать, что ваш батюшка восстал из мертвых, дабы мстить за поруганную честь? Он вселился в тело какого-нибудь бедолаги, овладел его разумом, к нему присоединился и мятежный дух Вулка Сердцееда, убивавшего проституток в 1923 году? И вся эта гоп-компания шастает по современному Экаресту в поисках виновных?
Виолетта сердито парировала:
– Задача следствия – установить личность виновного. Я же могу дать руку на отсечение, что это был голос моего отца! И почерк на открытке тоже его!
– Этого не может быть! – отрезала я, чувствуя, что мне сделалось не по себе. В подземных казематах Института судебной психиатрии бесновался кто-то из пациентов, завывая по-волчьи и перемежая это диким, нечеловеческим хохотом.
– Тишайший и милейший человек, – повторила я, внимая переливам волчьего воя. – Доктор, а вам не страшно работать в подобном месте?
– Нет, я привыкла, – ответила Виолетта, но в ее глазах мелькнули зловещие искорки. – Моя задача – не карать или осуждать наших пациентов, а облегчать их страдания и вникать в суть их проблем, чтобы эффективно бороться с подобными явлениями у других людей.
Я взяла домашний телефон Виолетты Лурье, мы договорились, что навестим профессора Компанеец в девять утра. Доктор проводила меня до выхода, я миновала надутых охранников, показала им язык и поехала домой.
Только в пути я ощутила усталость и напряжение последних часов. Сколько же всего произошло! Я все возвращалась в мыслях к разговору с Виолеттой. Она уверена, что слышала голос отца, а субъект, напавший на профессоршу, подает себя, как реинкарнацию двух Вулков. Наверняка Виолетта ошиблась – она ведь пережила так много, поэтому не исключено, что подсознание сыграло с ней жестокую шутку: подспудно страдая от отсутствия отца и одновременно вынужденная его ненавидеть, Виолетта искала Вулка, и когда неуравновешенный тип заявил на всю страну, что он – Климович, наступило временное затмение разума, и доктор уверила саму себя, что услышала голос отца.
Обитала я в элитном жилом комплексе под названием «Авалон» – судя по всему, архитектор был большим поклонником фэнтези. Бетонно-стеклянная башня располагалась на берегу Экарест-реки. Я миновала шлагбаум с постом охраны и прошла в холл, выложенный цветными мраморными плитами. Вулк, даже если захочет, не проникнет ко мне в апартаменты – в отличие от здания, где жила Кира, «Авалом» охранялся на редкость добросовестно.
Через минуту я была дома. Первым делом я приготовила себе чашку крепчайшего эспрессо и включила компакт-диск с ноктюрнами Шопена. Удостоверившись, что на автоответчике только два сообщения (причем оба – от разумницы Веточки, напоминавшей, что курить… мда…), я позвонила малышке, пожелала ей спокойной ночи и, прихватив начатую бутылку белого вина, отправилась принимать ванну. Погрузившись в горячую воду, покрытую радужной пеной, я прокрутила в уме сценарий завтрашней программы. Отпивая из бокала вино, я никак не могла забыть события прошедшего дня. Мне даже показалось, что кто-то смотрит мне в затылок, поэтому пришлось поменять позу в ванне и развернуться к двери лицом. Страх не исчез, он перебрался на периферию сознания. Опустошив бутылку, я самоизвлеклась из остывающей воды и облачилась в махровый халат.
Часы показывали без пяти час, я включила телевизор. Новости уже прошли, уступив место старым фильмам ужасов, второсортным триллерам и эротическим «шедеврам». Я остановила свой выбор на третьей части «Кошмара на улице Вязов»: красномордый дядя Фредди Крюгер, которому не помешало бы почаще пользоваться кремом против обветривания и пилингом с абрикосовыми косточками, гонялся по котельной за очередной чересчур грудастой школьницей-переростком. И в итоге прикончил Лолиту, выпрыгнув на нее из клубов пара и вонзив в грудь стальные когти. Подобные сцены меня всегда забавляли. Монстр в старой шляпе и полосатом свитере давно превратился в комического персонажа и, вместо того чтобы нагонять страх, заставлял смеяться. Или в жизни всегда так: то, что вначале кажется нам пугающим, превращается со временем, от переизбытка страха, в смешное? В случае с Фредди в подобной реакции виноват клишированный сценарий, навязчивый пиар и безбожная эксплуатация запоминающегося образа. Хотя в одном создатели киноэпопеи о Фредди правы – море крови всегда привлекает к себе внимание толпы и служит великолепной рекламой всяческой чуши.
Мне подумалось, что ситуация с Вулком сходная: кто-то пытается уверить общественность в том, что Сердцеед и Климович воскресли, вернее, слились воедино. Дешевый пиар! Мне стало стыдно за свои страхи, хотя непонятное мерзкое чувство, как скользкая змея, притаилась где-то в душе.
Я не заметила, как заснула в мягком кресле. В себя я пришла от какого-то постороннего шума. Встрепенувшись, я на мгновение поверила, что ко мне в квартиру проник Вулк. Потом я поняла, насколько смешны мои страхи – Фредди закончился, его сменили девицы с силиконовыми прелестями, соблазнявшие бравых полицейских. Терпеть это было не в моих силах, я решила отправиться в постель.
Сонливость, как это и бывает после недолгого, но интенсивного всхрапа, исчезла, однако стрелки часов убедили меня, что пора баиньки. Я же обещала Виолетте Лурье в девять часов как штык прибыть в мемориальную больницу. А сейчас без семи минут два.
Я направила свои стопы в спальню и, проходя мимо резного столика, заметила, что мигает красная лампочка автоответчика. Пока я проспала большую часть злодеяний Фредди, кто-то позвонил мне. О, только бы не беспокойная Веточка, готовая осчастливить меня своей «гениальной» идеей в три часа ночи и желающая напомнить, что капля никотина убивает тираннозавра. Или это доктор Лурье, которая отчего-то не горит желанием навестить профессоршу. Они что, на ножах?
Почесав левую пятку, я решила заслушать сообщение. Я нажала клавишу, раздалось шипение и хрипы, и знакомый сиплый голос оповестил:
– Дана, я рад, что ты снова внимаешь моим словам. Ты познакомилась с моей дочкой, она ведь красавица, правда? Но это не убережет ее от трагического финала – открою тебе свое сокровенное желание: я всегда хотел убить ее! И скоро, очень скоро, я это сделаю. Но прежде я разделаюсь с Кирой. И с тобой. Уверен, что ваши сердца придутся мне по вкусу! Кстати, жди сюрприза! Доброй тебе ночи и сладких грез, Дана! До скорой встречи. Твой Вулк.
В глазах у меня потемнело, я пошатнулась и, не удержавшись, шлепнулась на мягкий пушистый ковер. Как этот сумасшедший узнал мой телефонный номер?
Я стерла запись, вырвала телефонную вилку из розетки и отправилась на второй этаж, чтобы пасть в объятия Морфея. Но заснуть я, конечно же, не смогла.
Я проворочалась с боку на бок до начала четвертого. Несмотря на приказ телу расслабиться, мой мозг лихорадочно анализировал события. Время от времени я приподнимала голову, поглядывая на второй телефонный аппарат, установленный на трюмо у изголовья. Время тянулось нескончаемо медленно. Без десяти четыре я поднялась с кровати и спустилась на кухню. Что меня так взбудоражило – кофе, знакомство с Виолеттой или… телефонный звонок человека, заявившего, что он – расстрелянный два десятилетия назад Вулк Климович? Ах да, Климович вкупе с Сердцеедом.