Повернувшись к лысеющему джентльмену, генерал сказал:

— Разрешите познакомить вас с доктором Вайсманом. Произношение доктора Вайсмана говорило о том, что этот человек появился на свет значительно южнее Линии Мейсона-Диксона[6].

— Очень рад познакомиться, мистер Мэйсен. Мы просто счастливы видеть вас нашим гостем и тешим себя надеждой, что, вернувшись в Англию, вы расскажете о нас своим соотечественникам много хорошего.

Генерал Филдинг посмотрел на меня (мне показалось, что его желтый глаз видит меня насквозь) и сказал:

— Дэвид Мэйсен принес с собой пути решения одной из наших самых острых проблем. — Не может быть! — восхитился доктор Вайсман. — Насколько я понял, у них имеется промышленная установка, именуемая процессором Мэйсена-Кокера, которая преобразует масло триффидов в высокооктановый бензин. Я не ошибся, Дэвид?

Я молча кивнул, но внутренний голос говорил мне, что я, пожалуй, слишком щедро делюсь с нашими американскими друзьями информацией о технических достижениях обитателей острова Уайт. Если американцы не имеют свободного доступа к нефти или нефтепродуктам, то процессор окажется для них курицей, несущей золотые яйца. Впрочем, как бы то ни было, я уже успел распустить язык, и истина вышла наружу. Оставалось только надеяться, что в будущем мне не придется пожалеть о своей бездумной болтовне.

Доктор Вайсман тактично удалился, якобы для того, чтобы наполнить свой бокал, оставив генерала Филдинга, Керрис и меня допивать коктейли. Генерал указал на пару бархатных диванов рядом с кофейным столиком. На диванах сидели гости, но, заметив жест Филдинга, они поспешно освободили место. Мы с Керрис уселись на диван, генерал Филдинг занял место напротив. Сидя друг против друга, мы продолжали светскую беседу, а наш слух услаждала прекрасная музыка Штрауса.

К этому времени я вполне оправился от изумления, которое испытал, увидев желтый глаз генерала. По правде говоря, я уже не раз наблюдал подобное. Глаз становится желтым в результате попадания триффидного яда. Тридцать лет назад мой отец лишь чудом избежал подобной участи. От окончательной потери зрения его спасли мгновенная промывка глаза оказавшимся под рукой соляным раствором и последовавшая за этим квалифицированная медицинская помощь. Генералу Филдингу повезло меньше, он ослеп на левый глаз.

Однако своим здоровым глазом он смотрел мне в лицо так, словно читал открытую книгу. Передо мной сидел человек, способный за доли секунды оценить характер собеседника и действовать в соответствии с тем, что увидел.

— Скажите, Дэвид, на острове Уайт у вас осталась семья? — спросил он.

Я сказал, что у меня дома остались отец, мать и две сестры.

— Надеюсь, они пребывают в добром здравии?

— Да. Отец продолжает трудиться, и эта работа для него — своего рода священная миссия.

Генерал хотел узнать о моем отце как можно больше. Я рассказал ему, как отец тридцать лет назад сумел избежать слепоты и спастись после вторжения триффидов. Генерал поинтересовался, как прошел переход через Атлантику, спросил о состоянии экономики острова Уайт и его инфраструктуре, а затем — как бы между прочим — задал вопрос о вооруженных силах нашей колонии.

«Не раскрывай свои карты, Дэвид, — приказал внутренний голос. — Обойдемся на сей раз без болтовни».

— О, мы располагаем некоторым числом военных кораблей и самолетов, — дипломатично улыбнулся я.

— Да, я слышал, что вы разбили свой реактивный самолет. Истребитель, если меня не обманывает память?

— Истребитель-бомбардировщик.

— И в качестве моторного топлива вы использовали масло, полученное из триффидов?

— Да. Одну из его модификаций.

— Но у вас наверняка должны возникать проблемы с запчастями и боеприпасами.

— Мы наладили производство запчастей, — сказал я, — так же как и боеприпасов.

Внутренний голос оказался гораздо умнее меня, это он посоветовал мне вложить в голову генерала идею, что мы вовсе не беспомощная сельская община, а колония, способная в случае необходимости показать клыки. Генерал кивнул и спросил в лоб:

— И сколько же реактивных истребителей у вас имеется?

— Для оборонных целей достаточно, — ответил я, послав ему улыбку если и не полномочного посла, то уж временного поверенного в делах — точно.

— Понимаю. Вы не склонны рассказывать о своем вооружении. Что же, весьма разумно. Ведь нам неизвестны намерения друг друга. Не так ли?

Я согласился, изобразив все ту же дипломатическую улыбку.

— Нам пора освежиться, — сказал Филдинг и едва заметно кивнул. К нам тут же устремилась официантка с уставленным напитками подносом. — Что еще я мог бы предложить вам, Дэвид? Хотите сигару? Может быть, вы голодны?

— Спасибо. Ничего не надо, я чувствую себя превосходно.

— Если быть до конца откровенным, Дэвид, мы видим свою главную задачу в установлении контактов с другими поселениями, где бы те ни находились. Керрис, наверное, вам об этом уже говорила? — Не ожидая ответа, он продолжил: — Мы установим торговые связи, будем обмениваться знаниями и людьми.

— Но некоторые поселения не склонны к общению, — заметил я.

— Именно. Несколько наших людей были зверски убиты, несмотря на то что шли на встречу с белыми флагами. И это — одна из причин, в силу которых мы развиваем свои вооруженные силы.

— Неужели вы хотите с помощью оружия принудить тех, кто... как бы получше выразиться... не очень склонен идти на контакты, сесть за стол переговоров?

— Ну что вы, Дэвид! Конечно, нет. Но мы должны иметь возможность защитить как свой город, так и морские пути.

— И какова же ваша конечная цель, генерал Филдинг?

— Мировое господство, разумеется. — И он устремил на меня внимательный взгляд, оценивая реакцию. Ни один мускул на моем лице не дрогнул. Генерал широко улыбнулся, шрамы вокруг невидящего глаза побелели еще сильнее.

— Или, если быть более точным, — продолжил он, — наша конечная цель — восстановление мирового господства. Для всех нас. Для человечества. Мы должны стереть с лица земли истинного врага.

— Триффидов? Он молча кивнул.

— Но это ведь более чем грандиозная задача.

— У меня есть оружие, Дэвид. Великолепное оружие!

— Атомная бомба?

— Это добро у нас, понятное дело, имеется, — решительно произнес генерал. — Но это, если можно так выразиться, слишком грубое средство. И слишком грязное. Какой смысл в том, чтобы сжечь триффидов и получить взамен миллионы акров радиоактивных земель? Нет, я говорю об ином оружии. Об оружии, так сказать, абсолютном. Это самое древнее и самое мощное оружие из всего того, что есть на нашей планете. — Он сурово улыбнулся и склонил голову, предоставив мне возможность строить догадки.

— Весьма заинтригован, — сказал я. — Полагаю, это просто потрясающее оружие.

— Вот именно. — Он наклонился ко мне, наслаждаясь моментом. — Это оружие — Человек! Или вернее — люди. Не дюжина и даже не тысяча. Миллионы и миллионы мужчин и женщин! — Генерал произнес эти слова с энтузиазмом, но чуть приглушенно. — Представьте, — продолжал он, — что этот город превращен в гигантскую фабрику. Если вы спросите, что эта фабрика производит, я отвечу. Она производит людей!

— Значит, люди — и есть ваше секретное оружие?

— Именно. Взгляните на Нью-Йорк. Население возрастает такими темпами, что грядет демографический взрыв. — Мне показалось, что его желтый глаз засиял собственным светом. — Через десять лет численность населения возрастет настолько, что даже такой огромный город, как Нью-Йорк, не сможет вместить всех. Границы рухнут, и люди начнут растекаться по округе, втаптывая триффидов в грязь, чего те, собственно, и заслуживают.

— А вы не опасаетесь, что для такого количества людей не хватит пищевых ресурсов?

— Что же, угроза голода — дополнительный хлыст, чтобы погнать людей на триффидов. — Однако мне представляется, что более медленное, постепенное вытеснение триффидов будет более безоп... — К дьяволу безопасность, молодой человек! Это — война. Война людей с триффидами. Жизни против смерти. Конечно, мы понесем потери, но, имея огромный резерв живой силы, сможем их мгновенно возместить. На место одного павшего в борьбе с триффидами встанут трое новых бойцов. — Но на увеличение численности населения до такого уровня потребуется очень много лет. — Именно поэтому мы и поставили процесс рождения детей на индустриальную основу, — сказал генерал. — Перенесли технологии массового производства в сферу деторождения. В современных условиях мы не имеем права позволить женщине тратить девять месяцев на производство единственного ребенка.