– Все очень просто, – сказал Локстер. – Хочешь расшевелить девушку, так запасись всем необходимым. Чем, по-вашему, можно расшевелить девушку, господин Покровский?

– Электрошокером?

– Это на любительницу. Более традиционная схема – цветы, шампанское, сладости, парфюмерия, поездки на природу, драгоценности, спортивные автомобили, яхта, недвижимость на морском берегу…

– Помедленнее, я записываю.

– Итак, господин Покровский, у вас есть с собой что-нибудь из вышеперечисленного?

– Извини, сегодня я забыл свою приморскую недвижимость на тумбочке…

– Как же мы тогда расшевелим девушку?

– Моим личным обаянием? – процедил Покровский. Локстеровские ужимки раздражали его все больше и больше.

– Твоего личного обаяния ей хватит на тридцать секунд, – снисходительно заявил Локстер. – Поэтому… – Он набрал какой-то номер, дождался соединения, назвал какую-то цифру, а потом продиктовал адрес. Поблагодарив собеседника, Локстер убрал мобильник в карман и завершил адресованную Покровскому тираду: – …мы воспользуемся помощью профессионалов.

И Локстер хихикнул.

Минут через двадцать во двор заехала «газель», оттуда вышли двое молодых парней с какими-то сумками и коробками.

– Сюда! – позвал их Локстер, перегнувшись через лестничные перила. Парни поднялись наверх, и Покровский слышал, как в коробках что-то звенело: то ли бутылки с шампанским, то ли флаконы с парфюмерией, то ли развесные бриллианты. Из сумок торчали розы, белые, красные, желтые.

Локстер расписался в квитанции и показал парням на приоткрытую дверь:

– Заносите сюда… Наша подруга – в дальней комнате, она задремала немного, так что вы поставьте все это рядом и осторожно потрогайте ее за плечо… Ну чтобы получился сюрприз, понимаете, да? – Локстер застенчиво улыбнулся, и Покровского вдруг посетило нехорошее предчувствие, не такое сильное, как в избушке под Волгоградом, а иное, словно котенок медленно провел коготками по затылку. Это было не предупреждение типа «побыстрее уноси ноги», а предупреждение типа «смотри и слушай, что сейчас будет происходить».

– Наше дело – заказ доставить, – сказал один из парней. – А сюрпризы уже не по нашей части. Сюрпризами сами занимайтесь…

– Понятно, – вздохнул Локстер и протянул парню стодолларовую купюру. Потом такую же – другому парню. Пока парни зачарованно разглядывали бледно-зеленые бумажки, в руке у Локстера появилось еще несколько купюр; Покровскому показалось, что они вылетели у него из рукава, веером, как карты у фокусника.

Парни потянулись за деньгами, но Локстер спрятал руку с купюрами за спину и сказал:

– Потом. Сначала – сюрприз.

– Поставить коробки рядом и потрогать за плечо? – уточнили парни. – И все?

– И все.

– Ладно. – Они проворно похватали коробки и сумки, вошли в квартиру, и уже из коридора кто-то из двоих поинтересовался:

– Как зовут-то?

– Елизавета, – ответил Покровский. Как он ни старался, но все равно оказался в роли молчаливого истукана, бесплатного приложения к Локстеру.

– Да, – подтвердил тот. – Елизавета… Лиза, Соня, Маргарита… Неважно.

Покровский удивленно посмотрел на него, но ничего не сказал. Некоторое время Локстер и Покровский стояли молча, потом из квартиры послышался какой-то шум, чей-то возглас, опять шум…

И наступила тишина.

– Что… там? – Покровский ткнул пальцем в сторону открытой двери.

– Там? Там все в порядке, – улыбнулся Локстер. – Девушка созрела. Причем… – Он перешагнул порог. – Я же им ясно сказал: поставить коробки и тронуть за плечо. Все. Никто не просил их лезть к девушке с поцелуями, хотя, с другой стороны, кто бы на их месте удержался… Кхм.

Он остановился, и Покровский остановился рядом с ним. Это была та же большая комната, только теперь она не выглядела пустой, и пыль на паркете была потревожена ногами двоих парней, которые прошли по ней, но лишь в одну сторону. Судя по положению тел у дальней стены, шансов на возвращение не было никаких.

Девушка стояла у окна, опершись руками о подоконник. Она потягивалась, как после долгого сна, и Покровский зачарованно смотрел на тонкую фигуру, подсвеченную скудным осенним солнцем.

– Я не выспалась, – тихо проговорила она. – Я никогда не высыпаюсь.

Не глядя в их сторону, она спросила:

– Что вам от меня нужно? Я же сказала Леонарду, что не хочу его видеть…

– Он дал тебе время отдохнуть, – сказал Локстер. – Но сейчас пора вернуться к делам. Пора заняться нашим общим другом.

– Он дал мне время? – с недоверием переспросила девушка у окна. – Я как будто пять минут назад задремала, а вы уже тут с вашими… – она качнула головой в сторону неподвижных тел, – подарками.

Она оттолкнулась от подоконника и неторопливо двинулась к Локстеру и Покровскому, наступая на высыпавшиеся из сумок розы. У нее были длинные рыжие волосы, бледная кожа и ярко-красные губы, будто только что накрашенные.

– Не надо меня так разглядывать, – сказала она и скрестила руки на груди. – Я знаю, что ужасно выгляжу. Эти волосы… Ногти… А это кто, Локстер?

И кончик ее указательного пальца машинально провел по приоткрытым губам.

На самом деле она назвала его не Локстером, а немного иначе, но дело было не в этом. Дело было в том, что она смотрела на Покровского. А тот смотрел на нее.

– Это Артем, – сказал Локстер. – Он работает с нами. Он…

– Я вижу… – перебила его Елизавета. – Артем… Помоги мне собрать мои вещи.

Несколько дней спустя, в темном конце коридора на верхнем этаже заброшенного санатория, Покровский собрал всю имеющуюся у него силу воли и сказал:

– Подожди…

Она не сразу его расслышала; горячая, быстрая, решительная… Нет, пожалуй, решительная – это еще слишком мягко сказано. Покровский словно имел дело не с женщиной, а с природной стихией, которая не спрашивает разрешения, не назначает свиданий, не утруждает себя формальностями; она просто приходит и берет то, что считает нужным. А потом идет дальше.

Ее плащ валялся на полу, платье полетело туда же, и Покровский, чувствуя ее пальцы, ее язык, ее дыхание, стал задыхаться, но все же смог в три приема проговорить с почти умоляющей интонацией:

– По-до-жди…

Дыхание Лизы над его ухом стало выравниваться, словно двигатель замедлял обороты.

Потом она посмотрела ему в глаза и недовольно спросила:

– Что?

– Я… – Покровский замотал головой, чувствуя, что в этот совершенно неподходящий момент с него стали сползать штаны. – Я не могу…

– Это ведь Леонард, да? Что он сказал? – Ее голос звучал угрожающе, но в следующую секунду Лиза укусила Покровского за мочку уха, превращая происходящее в игру, где всем достается одно лишь веселье.

– Он сказал, чтобы… Чтобы я с тобой не целовался.

– Неужели?

– Даже если…

– Неужели?

– Ли… – прошептал Покровский и несколько секунд спустя закончил: – …за…

– Тебе не нужно меня бояться, – сказала Лиза, теснее прижимаясь к Покровскому. – Запомни, тебе не нужно меня бояться…

Блеск ее глаз и облако рыжих волос, лежащее на обнаженных плечах, быстрые пальцы и сильный язык; все это должно было сообщить Покровскому простую мысль, а точнее, передать ему одно особенное ощущение – ощущение, что все только начинается.

Но он все равно ее боялся, просто потом научился лучше прятать этот страх, искуснее маскировать. Он боялся ее и тогда, в темном коридоре, и позже, февральской ночью у дома Гарджели, и еще позже, на пражских улицах…