– Денис, – сказал Смайли, который был чуть выше сидящего на земле Дениса Андерсона, – поедем домой?

– Домой? – переспросил Денис и вытер с разбитого рта кровь. Было странно смотреть на тощего бледного парня с длинными спутанными волосами, в грязной одежде, с разбитым лицом и понимать, что сейчас он в некотором смысле являлся центром вселенной; во всяком случае, для Смайли, королевской фамилии Андерсонов и еще многих-многих…

Он осмотрелся кругом, словно хотел получше запомнить это место, прежде чем покинуть его навсегда…

Или как будто искал кого-то, не особенно, впрочем, надеясь найти…

– Настя?

Пальцы Армандо соскользнули с ее плеч.

– Настя?!

«Вот так, значит, это будет, – пронеслась мысль где-то на дальних рубежах ее сознания. – Ни тебе цветов, на белых коней, ни вечерних платьев, ни симфонического оркестра в кустах. Пожарище, трупы и куча солдат в качестве свидетелей. Романтика, блин…»

Денис побежал к ней, спотыкаясь, маша руками и приобретая на ходу тот особенный идиотский вид, который свойствен влюбленным молодым людям в периоды сезонного обострения этой влюбленности. Настя просто стояла и ждала, потому что бежать, кричать и делать еще что-нибудь подобное у нее не было никаких сил. У Дениса сил оказалось тоже немного, во всяком случае, за пару шагов до нее он снова споткнулся, упал, не стал подниматься, а просто ткнулся Насте головой в живот, обхватил за ноги…

И Настя поняла, что он плачет.

– Ну, – сказала она каким-то не своим, деревянным голосом, – ничего-ничего. Все уже кончилось. Все будет хорошо.

И погладила его по голове, наконец-то вспоминая, как это – гладить Дениса по голове; как это – чувствовать его руки; как это – быть с ним…

22

И вот так день, который начался кошмаром и продолжился им же, только удесятеренным, внезапно получил благополучную развязку, в которую Настя так до конца и не могла поверить. Похоже, что не одна она.

– Я, конечно, понимаю, что выгляжу как последний идиот, – ворчал Смайли. – Но я просто должен сделать это… Встаньте поближе, пожалуйста…

Денис и Настя ткнулись плечами друг в друга, обменялись неуверенными улыбками и посмотрели в объектив камеры. Смайли нажал кнопку, потом еще раз, посмотрел на дисплей и, как будто засомневавшись в увиденном, показал снимки одному из своих спутников. Тот уверенно кивнул, но Смайли этого было мало, он ткнул мужчину в бок, и тот процедил:

– Нормально.

– Тогда отправляй, – сказал Смайли и повернулся к Денису и Насте. – Мы уже сообщили королю, но со снимками оно как-то надежнее…

Денис молча кивнул.

– Не хочешь переговорить с королем?

Денис так же молча покачал головой.

– Тогда позже, – сказал Смайли. – У вас еще будет время. Много времени.

– Звучит угрожающе, – мрачно ответил Денис. – И раз спешить нам некуда, то, может быть, отойдешь в сторону, займешься какими-нибудь безопасными делами, а?

– Повинуюсь, – сказал Смайли, развернулся и зашагал к машине, напомнив Насте обиженного ребенка, который выполнил все родительские поручения, но все равно был в девять часов изгнан из-за игровой приставки и отправлен спать.

Денис увидел на Настином лице эту тень сочувствия и пояснил:

– Ничего, с ними только так и надо.

Настя не совсем поняла – с кем это с ними, с гномами, с королевскими подданными? Она только неожиданно уловила в голосе Дениса жесткие повелительные нотки, которых никогда прежде не слышала, хотя откуда бы ей их слышать? Кому он мог приказывать прошлым летом? А сейчас, пусть ободранный и усталый, он быстро вернулся к положенной ему по рождению манере поведения, словно вставил ноги в ботинки с серебряными пряжками, которые до поры до времени стояли у порога, да и зашагал по королевской дороге из розового мрамора. Настя подумала, что совершенно не знает его с этой стороны; впрочем, и другие, некоролевские, стороны Дениса Андерсона вспоминались ей не слишком четко. Как выцветшие картины нуждались в реставрации, а завядшие цветы требовали воды, все, что было между Настей и Денисом, следовало проговорить и провспоминать заново, им двоим, сидя бок о бок, держась за руки, глядя друг друг в глаза…

– У нас с тобой ведь тоже будет много времени? – спросила Настя.

– Да, конечно, только…

– Я хочу все вспомнить, Денис, я хочу понять…

– Настя, – он огляделся по сторонам: пара солдат, внимательный врач, ждущий своего времени, чтобы осмотреть наследника престола, Армандо… – Я тебе должен кое-что сказать. – Он понизил голос, а потом зашептал ей в ухо…

Обычно в таких случаях говорят – земля уходит из-под ног, но у Насти было совершенно противоположное чувство: все вернулось на свои места, все окончательно стало реальным, миражи рассеялись, как и положено миражам. Она сильнее, чем прежде, ощутила запах гари от сожженного дома, боль в ноге и в каждой царапине на своем теле, почувствовала, как обветрена кожа на ее лице и как потрескались губы, как ноет голодный желудок и болят мышцы, как трещат где-то моторы и как смеются солдаты…

Инстинктивно, безо всякой злобы, Настя отстранила Дениса рукой, оборвав поток уже совершенно ненужных слов, и пошла куда-то, наугад, потому что в этот день ей было всё равно куда идти, ибо раз за разом возвращалась она на одно и то же место, черное и безнадежное, как пепелище дома старейшей.

Кажется, Армандо попытался ее остановить, но она отмахнулась и шла, шла…

Пока вдруг не поняла – становится слишком шумно. Какие-то крики, топот ног…

Она все еще не понимала, что происходит, и окончательно ее встряхнул вид бегущего Смайли – гном что есть силы переставлял маленькие ноги, однако его легко обгоняли солдаты, и на лице Смайли было написано отчаяние, но не из-за того, что он проигрывал соревнование в скорости, а из-за того, что случилось нечто плохое.

Случилось там, у Насти за спиной.

Она медленно развернулась.

Опять какая-то свалка, только на этот раз в центре ее не молодая Горгона, а тот солдат в защитной маске, который рубил головы Горгонам. Почему-то его держат за руки, почему-то с него стаскивают маску…

А тесак лежит на земле.

И еще на земле лежит человек. Настя не видит, кто это, он лежит на боку, к ней спиной.

Настя пытается отыскать в толпе Армандо или Дениса, чтобы спросить – что, черт побери, у вас тут творится? Неужели вас, мужиков, на минуту нельзя оставить без присмотра, а?!

Она не может найти ни Армандо, ни Дениса, зато, когда она смотрит на палача Горгон, лишившегося наконец маски, она понимает, что уже видела этого человека.

То есть нет, не человека.

– Марат?! – тихо произносит она, но у вампира превосходный слух, он оборачивается к Насте:

– Он самый! Привет!

Тут его толкают вниз, лицом в землю, выворачивают руки, сцепляют запястья наручниками. При этом с лица Марата не сходит эта безумная торжествующая улыбка; он ловит растерянный Настин взгляд и подмигивает ей.

– Что ты сделал? – спрашивает она.

– Я? Я стал знаменитым! – смеется он, а потом на мгновение становится тем серьезным парнем, каким Настя впервые увидела его в Старых Пряниках на заднем сиденье вампирского «БМВ»; серьезным парнем, озабоченным вопросом праведного отмщения.

– Я сделал то, что нужно, – говорит он.

Марата оттаскивают в сторону, и Настя видит, что лежащее на земле тело теперь перевернуто на спину.

Она видит лицо.

Денис выглядит очень спокойным, как будто в запасе у него все время этого мира.

Настя отворачивается. Ей кажется, что она понимает смысл слов, сказанных Люциусом некоторое время назад:

– Теперь просто некуда идти…

Да, действительно, она уже не сможет вернуться туда, где когда-то ей было хорошо и спокойно, будь то место, или время, или сплетение эмоций. Стоит лишь отвернуться, и того, что было, уже нет; город перестроен, стрелки часов убежали вперед, чувства высохли, как листья между книжных страниц…. И люди, да, люди, как самый ненадежный компонент окружающего мира, имеют дурную привычку уезжать, менять имена, меняться самим…