– Ты когда-нибудь думал, как выбраться отсюда?

– Частенько, – тихо засмеялся Орлов. – Но пришел к выводу, что это невозможно. Даже если удастся выбраться из камеры, предстоит еще одолеть по крайней мере четыре решетки. Все они заперты и охраняются.

– А если оставить решетки в покое?

– Не понимаю.

Мэннинг уселся на койку.

– Крышу поддерживают громадные деревянные опоры, они стоят на каменном выступе по углам главного зала. А выступ идет вкруговую, по всем стенам.

– И что же?

– Человек ловкий мог бы добраться по выступу до той части галереи, где живут офицеры.

– Отчаявшийся человек, ты хочешь сказать. Ширина выступа – не более десяти дюймов, а до каменных плит внизу – футов восемьдесят.

– Может, попробуем?

– Я бы попробовал, да ты забыл одну маленькую деталь:

сначала нужно выбраться из камеры и дойти до галереи. Как ты рассчитываешь это сделать?

– Мы заманим сюда Сиенегу и освободим его от груза связки ключей.

– Но я ведь уже говорил, – терпеливо повторил Орлов. – Сиенега никогда не входит в камеру без вооруженного охранника, а по ночам он остается здесь один. Даже если мы устроим шум или начнем драться, чтобы привлечь его внимание, он просто встанет у двери и будет наслаждаться зрелищем через окошко.

– Ну а если один заключенный совершит самоубийство? Один из особо важных заключенных? Как он поступит?

– Рохас придет в ярость.

– Вот именно. – Гарри поднялся и осветил зажигалкой потолок. – Так войдет сюда Сиенега, если, заглянув в окошко, увидит, что один из нас висит на крюке?

– Уверен, войдет, – машинально произнес русский и тут же вскочил, вдруг осознав смысл затеи. – Боже правый, ты здорово придумал, Мэннинг. Он войдет, пока будет хоть малейший шанс снять человека с петли вовремя. Страх перед Рохасом выбьет из его тупой башки осторожность.

– Вот. На это и рассчитываю. Меня одно беспокоит. Когда мы нападем на Сиенегу, поднимется шум. Он определенно начнет драться и звать на помощь.

– Никто не обратит внимания. Я же говорил: здесь вопли раздаются каждую ночь.

– Значит, все о'кей! – хлопнул в ладоши Мэннинг. – Теперь нужно только придумать, как изобразить самоубийство.

– Это несложно. Я меньше тебя, а потому займу почетное место. Ты пойдешь к двери и будешь истерически орать. Дай мне свой ремень.

Гарри снял ремень и поднял зажигалку, чтобы русский мог работать при свете. Тот обвязал себя собственным ремнем под мышками, потом пропустил через него другой ремень, сделал петлю и сдвинул ее за спину.

– Господи, надеюсь, я не слишком тяжелый, – весело улыбнулся Орлов.

Мэннинг усмехнулся в ответ. Хотя они только что познакомились, Гарри сразу понял, что представляет собой Орлов. Человека храброго, активного, сильного и умного, с острым чувством юмора обычно легко разглядеть. И невозможно не полюбить.

– А теперь вашу спинку, пожалуйста, – приготовился Орлов к главному моменту инсценировки.

Мэннинг пригнулся. Сергей быстро вскарабкался к нему на спину, а потом очень осторожно встал на плечи, стараясь сохранить равновесие. Зажигалка даже не дрогнула в вытянутой руке капитана. Вдруг тяжесть, давившая на плечи, исчезла. Он выпрямился.

Орлов висел, ухватившись рукой за бревно. В другой руке он держал ременную петлю. Изловчившись, накинул ее на крюк и, набрав в грудь побольше воздуха, мягко скользнул вниз. Только очень сильному человеку мог удаться этот трюк. Теперь его тело раскачивалось в воздухе, крюк отвратительно поскрипывал, а когда Сергей уронил голову набок и изобразил удавленника, иллюзия самоубийства стала полной.

– Как я выгляжу?

– Великолепно, будь я проклят, – одобрил Мэннинг. – Главное, продержись.

Сунув в карман зажигалку, он принялся барабанить в дверь кулаками. Когда удары эхом разнеслись по всему коридору, Гарри прильнул лицом к решетке и заорал по-испански:

– Сиенега, ради Бога, помоги! Он убьет себя.

– Убьет себя, э? – Сиенега грубо захохотал. – Что-то новенькое.

Зверское лицо охранника появилось по ту сторону решетки, и Мэннинг на шаг отступил назад. Через минуту луч мощного фонаря пронзил тьму и остановился на фигуре под потолком. Тело ритмично раскачивалось, неподвижные глаза выкатились, язык вывалился изо рта.

Сиенега издал вопль гнева, и свет фонаря погас. Потом он начал возиться с замком, и дверь распахнулась. Охранник ринулся к самоубийце. Орлов подтянулся, покрепче ухватился за перекладину и изо всех сил саданул кубинца в лицо обеими ногами. Тот отлетел к стене, выронив фонарь, который покатился по полу. Когда Сиенега попытался приподняться, рядом уже оказался Мэннинг. Он двинул коленом прямо в разбитую, окровавленную физиономию тюремщика, но огромные ручищи обхватили его поперек туловища и начали сдавливать.

Чувствуя, как из легких уходят остатки воздуха, Гарри отчаянно вырывался. И тут на сцену выступил Орлов. Он направил свет фонаря в лицо Сиенеги и с размаху нанес удар в правое ухо. Глаза кубинца закатились так, что стали видны одни белки, хватка ослабла, и он рухнул на пол, перевернувшись лицом вниз. Тогда Орлов врезал ему по затылку.

Ключ торчал в замке вместе со связкой остальных, и пленники быстро заперли дверь. Несколько секунд они постояли, прислушиваясь, но все было спокойно. В тускло освещенной галерее царила тишина. Перебирая ключи, Мэннинг наконец отпекал нужный, и они поспешно покинули мрачный отсек, заперев за собой решетчатую дверь.

Холл на первом этаже освещала лишь одна лампочка, крыша здания тонула во тьме. С проволочной сеткой проблем не возникло. Потянув на себя, беглецы отодрали ее от стены и протиснулись в образовавшуюся большую дыру.

Первая деревянная опора стояла в трех футах от них. Мэннинг вздохнул поглубже и осторожно обошел ее. Все получилось на удивление просто, Подождав Орлова, он прижался лицом к стене, распростер руки и мелкими шажками двинулся вперед по каменному выступу. Упрямо продолжая свой путь, он не замечал течения времени и с некоторым удивлением почувствовал, как его пальцы дотронулись до второго столба. Отдыхая, снова подождал Орлова. Лицо Сергея покрылось потом, но он сумел все же озорно улыбнуться и шепнуть:

– Пошли дальше. Ночь на исходе.

Оставалось еще три столба. Гарри двинулся вперед. Собственное дыхание казалось ему неестественно громким. Вдруг внизу хлопнула дверь. Он приклеился к стене и, опустив глаза, увидел, как холл на первом этаже пересек солдат. На мгновение он ступил в озерко электрического света, остановился, прикуривая сигарету, и скрылся за дубовой дверью. Мэннинг снова пошел по выступу, медленно переставляя ноги. Еще две минуты – и он вскарабкался на балюстраду, оказавшись на противоположной галерее. Орлов не заставил себя долго ждать.

Постояв немного в темноте, они прислушались. Где-то опять отворилась дверь и раздался смех. Потом дверь закрылась и все замерло.

– Я знаю эту часть крепости, – сказал Орлов; – В конце коридора есть служебный лифт. На нем можно спуститься вниз, в подвал, там живут ординарцы. Лучше всего идти этим путем, подальше от главного входа.

Гарри кивнул, и Сергей пошел вперед по коридору. Двери лифта, новенькие и сверкающие, казались здесь как-то не на месте. На фабричном клейме отчетливо читались слова: «Сделано в Детройте». Очевидно, это означало что-то важное, но что – сразу не приходило в голову.

Когда лифт открылся, они быстро шагнули в кабину и поехали вниз. Лифт остановился, и капитан почувствовал, как у него засосало под ложечкой, но в огромном подвале было тихо и пусто. А перед беглецами тянулся длинный ярко освещенный коридор. Дверь слева оказалась чуть-чуть приоткрыта, из комнаты доносились голоса. Мэннинг краем глаза заметил солдат, ужинавших за столом, и быстро последовал за Орловым, который встал возле другой двери и прислушался. Когда подошел Мэннинг, он распахнул ее. В комнате жило примерно с полдюжины бойцов. Койки стояли рядами, одеяла были аккуратно свернуты. Автоматы и винтовки лежали на козлах в углу. Мундиры и другое снаряжение находилось в крошечных шкафчиках, стоявших возле коек.