Эльвина вскрикнула от возмущения, когда он, одним махом подняв ее, понес на кровать. Швырнув ее на перину, Филипп лег рядом. Когда она попыталась откатиться, он привлек ее к себе, давая понять, что снова готов в бой.

— Внезапно я почувствовал вкус к беременным женщинам, хотя ты не выглядишь еще особенно внушительно, — усмехнулся Филипп, накрывая ладонью аккуратный круглый живот.

Эльвина не хотела спорить с ним. Ей нравилась его грубость, как и случайная и редкая нежность, как и его страсть и жар в постели. Эльвину не привлекала изысканная галантность сэра Джеффри, и грубоватая прямота Филиппа возбуждала ее куда сильнее, чем любая самая сладкая лесть. Она предпочитала гнев лицемерию. Эльвина стерпела бы его побои, но только не безразличие. Она любила его и принимала таким, каков он есть, и так, как он позволял ей.

На этот раз Филипп был нежен: он касался губами синяков, оставленных Раймондом, и поцелуи его уносили боль. Они словно открывали друг друга заново и слились воедино без боли и сожаления.

— Если это ненависть, то я боюсь того дня, когда ты полюбишь кого-то, — усмехнувшись, прошептал Филипп и был вознагражден тычком под ребра.

— Ты мерзкий и вредный, и от тебя я научилась не доверять никому из мужчин.

Он слишком глубоко проник в ее сердце, и Эльвина не смела дать ему это понять. Филипп женат, а она всего лишь его любовница, которой уже давно пора бы прискучить ему.

— Вот и славно, так тому и быть. Не доверяй никому. За тем, что тебе надо, приходи только ко мне!

Филипп любовался ее молодой грудью. Взгляд его упал на кольцо, лежавшее в ложбинке. Он приподнял тяжелую золотую цепь и поднес кольцо к глазам.

— Что это? Раньше ты его не носила.

— Это кольцо моего отца. Тильда хранила его у себя, пока ты не отправил меня сюда. Наверное, она надеялась защитить меня с помощью талисмана отца.

Филипп вертел кольцо между пальцами, любуясь игрой света в серебристо-голубых глазах.

— Если это кольцо — то самое, что я вернул ей, тогда оно сильно изменилось к лучшему. Может, все дело в том, кто его носит.

Филипп усмехнулся, переведя взгляд на ложбинку, в которой лежало кольцо, затем положил его на ладонь. Что-то в рисунке, выбитом на кольце, привлекло его внимание, и он поднес украшение к глазам.

— Говоришь, оно принадлежало твоему отцу? Тогда, должно быть, он был богатым человеком.

— Кольцо принадлежало еще отцу моего отца, и он так и не решился расстаться с ним, даже во времена самой сильной нужды. Гаремный костюм и это кольцо — все, что у меня есть, и все, что осталось мне от моей семьи.

Филипп нахмурился и озадаченно приподнял бровь. Эльвина провела ладонью по его груди, желая отвлечь от неприятных мыслей.

— Неужели ты ни разу не замечала этот рисунок на нем? — спросил он, глядя на нее со странным выражением. Таким она видела его впервые.

— Конечно, замечала. Такой же рисунок был на щите моего отца — семейный герб Ферфаксов.

Эльвина не придавала таким вещам, как наличие герба, никакого значения. И рисунок на гербе ничего не значил для нее, разве что был неотъемлемой частью памяти об отце.

— Ты не узнаешь его?

Филипп пытался проникнуть в ее мысли, но встретил лишь невинное удивление. Тогда он применил иную тактику.

— Сколько раз ты проходила через ворота Данстонского замка?

Вопрос был странным, но Эльвина охотно удовлетворила любопытство Филиппа.

— Мы прошли под ними, когда Тильда привела меня туда. Как я выходила из замка, не помню. Потом еще раз мы вошли на территорию Данстона с Мартой, когда я искала тебя. Вот и все. А почему ты спрашиваешь?

— И ты ни разу не обратила внимания на герб над воротами?

Эльвина пожала плечами, и Филипп вздохнул. Она и в самом деле пребывала в неведении. Если кто и знал кое-что и скрывал, то это была Тильда.

— Расскажи мне побольше об отце, — попросил Филипп, но внезапно остановил ее: — Нет, дай лучше я тебе кое-что расскажу. Возможно, ты сочтешь это сейчас не очень значительным, но на будущее все же запомни.

Эльвина была в недоумении.

— Милорд, вы намерены мне что-то рассказать?

Никогда Филипп не вел себя подобным образом. Он ничего не желал рассказывать сам, без ее просьб. Что это на него внезапно нашло?

— Разве барон должен что-то рассказывать своей шлюхе?

Зеленые глаза Филиппа, как всегда, вспыхнули от восхищения. Так бывало всякий раз, когда Эльвина вставала в позу. Но сейчас во взгляде его было нечто иное. И это чувство Эльвина боялась определить. Взгляд Филиппа был почти нежен. Он ласково провел ладонью по ее щеке.

— Возможно, придет время, когда я смогу рассказать тебе обо всем, но это время еще не наступило, колдунья моя. Радуйся, что я не взгрел тебя, как ты того заслуживаешь.

Взгляд его был нежен, и эти слова не стоило принимать всерьез.

— Когда сэр Джеффри отыскал меня и рассказал о том, что Раймонд в моем замке, добавив, что твой дюжий приятель каждую ночь проводит с тобой в спальне, я всерьез решил всех вас перерезать. Мне и Джеффри хотелось убить.

Встретив гневный взгляд Эльвины, Филипп прищелкнул языком и пощекотал ей нос серебристой прядью.

— Если мне доведется еще раз встретиться с Раймондом, я, не колеблясь, проткну его вонючее тело своим клин ком. Он у меня в долгу не только за сегодняшний день.

— Об этом ты и хотел рассказать мне, милорд? Опять глупая бравада?

Эльвина слишком много выстрадала и знала, что ей еще многое предстоит выстрадать ради Филиппа, чтобы воспринимать его слова легко, как шутку.

— Если бы ты не была такой несносно упрямой, то поняла бы, что я пытался сказать тебе. Я не сэр Джеффри. Я не умею обольщать красивыми фразами и раздавать обещания, которые не могу выполнить.

Эльвина действительно не понимала, что значили его слова.

— Я слушаю, милорд, — отозвалась она.

— Я был на пути в Лондон, когда Джеффри встретил меня.

— Так, значит, ты взял замок? А потом, наверное, отправился в Данстон? Ребенок здоров?

— Замок взят, барон в плену у людей короля. Я должен был отправиться в Лондон, не заезжая в Данстон. Тильда и Шовен остались с ребенком. С ними ему будет безопаснее, чем со мной в данный момент. Они прислали мне письмо, в котором сообщают, что мой наследник ползает весьма проворно. Может, тебе это приятно будет узнать.

Эльвина просияла. Она почувствовала, как напряглись руки Филиппа, когда чмокнула его в щеку. Он сохранит в памяти этот миг. Он будет вспоминать его, пока им придется жить в разлуке.

— А теперь, если ты готова помолчать немного, скажу, что должен немедленно отправиться в Лондон — до того, как моя жена узнает о моих намерениях и примет меры. Я потребую, чтобы брак был аннулирован, но лишь при условии, что мой сын останется наследником Сент-Обена. — Эльвина повела плечами, пытаясь высвободиться, но Филипп, словно не замечая ее беспокойства, продолжал: — Мне наплевать на Данстон, хотя кольцо, что ты носишь на груди, говорит о том, что впоследствии я могу пересмотреть свое отношение к этому месту. Я намерен привезти моего сына в Сент-Обен как наследника, а не как бастарда. Ты меня понимаешь?

Эльвина вглядывалась в изумрудные глаза Филиппа, но так и не поняла, что он хочет ей сказать. Может быть, он любит своего сына настолько сильно, что желает обеспечить ему будущее? Но в это трудно поверить, поскольку Филипп ни разу не пожелал взглянуть на собственного ребенка.

— Так ты привезешь мальчика сюда? — осторожно спросила Эльвина, боясь поверить своему счастью.

— Да, чтобы он жил с тобой и этим, другим, которого ты родишь мне. И никаких больше разговоров о хижинах. Ты останешься здесь и будешь растить моих сыновей под моим покровительством и защитой.

— А если брак не аннулируют? Что, мне боль, где никогда так и не увидеть моего первенца?

— Я привезу его сюда, что бы ни случилось. Это его земли, и мне пора о них позаботиться.

— А я? Едва ли леди Равенне понравится, что известная шлюха растит наследника ее земель, даже если эта шлюха — мать ребенка.