Итак, все уже известно.

— Да, моя королева. Кажется, вы все про меня знаете.

Королева рассмеялась так звонко, словно зазвенели серебряные колокольчики.

— Здесь ни у кого нет секретов. По крайней мере от меня. Лучше сами мне все расскажите, потому что потом я все равно все узнаю, но из менее надежных источников. Вы же не хотите, чтобы все переврали?

Королева умело задавала вопросы и потихоньку вытянула из Эльвины даже то, что она решила никому не рассказывать. Элеонора слушала весьма заинтересованно, и в глазах ее Эльвина видела понимание и сочувствие.

— Вы любите этого рыцаря, не так ли? — спросила Элеонора, когда рассказ был закончен. — Если Филипп просит у Генриха разрешения на расторжение брака, значит ли это, что он женится на вас?

— Да, я люблю его, но ни слова о браке не было сказано. Филипп хочет избавиться от опасного альянса, но он обеспокоен легитимностью своего наследника. Будь леди Равенна хоть самим дьяволом, Филипп все равно останется ее мужем, если брак — единственный способ защитить имя ребенка.

Элеонора покачала головой.

— Дитя мое, суди по делам, а не по словам. Твой Филипп явно пал жертвой стрелы Купидона, но в одном ты права: он никогда не женится на тебе при данном положении вещей. Может, оно и к лучшему: мой опыт подсказывает, что любовь редко выдерживает испытание браком. Но и у брака есть свои преимущества. Ты выйдешь за него замуж, если он попросит твоей руки?

Эльвина не отказала себе в удовольствии подумать о столь приятной перспективе. Заманчивой, но, увы, несбыточной мечте. Каково это: гордо носить имя Сент-Обен, до конца дней не разлучаться с Филиппом, рожать от него детей и воспитывать их как наследников Сент-Обена, а не как бастардов, стать законной хозяйкой земель Сент-Обена. Конечно, быть хозяйкой — значит принять на себя ответственность, но Эльвина не боялась ответственности, она носила бы. свой титул с честью и гордостью. Но ей ли, выросшей на задворках военных лагерей и привыкшей к мысли о том, что никогда не станет женой даже самого захудалого фермера, мечтать о таком.

Эльвина вздохнула и покачала головой.

— Если бы Филипп любил меня по-настоящему и искренне хотел на мне жениться, тогда я бы, конечно, согласилась. Но он никогда не попросит моей руки, даже если бы по чудесному стечению обстоятельств мог сделать мне предложение.

Элеонора встала, и Эльвина тоже.

— Нет ничего невозможного. Надо только захотеть и приложить усилия. Судьбой можно управлять. Генрих, наверное, вскоре пригласит тебя для разговора. Тебе понадобится приличное платье. Сейчас посмотрю, что могу для тебя сделать.

С этими словами королева ушла. Эльвина смотрела ей вслед. Хорошо говорить о том, как манипулировать судьбой, тем, у кого есть власть. Но что могла сделать Эльвина, если у нее нет не только власти, но и угла своего. И здесь, во дворце, всякий мог распоряжаться ею. Охваченная жуткой усталостью, не имевшей ничего общего с физическим переутомлением, Эльвина прилегла на кушетку и сама не заметила, как уснула.

Солнце уже клонилось к закату, когда Эльвину разбудила горничная, принесшая целый ворох нарядов. Окинув взглядом миниатюрную фигуру Эльвины, горничная разложила перед ней отливавшее золотом платье из тончайшего шелка. Сквозь прорези длинных широких рукавов и разрезы длинной юбки виднелась белая шелковая рубашка. Пояс украшала изысканная вышивка.

Эльвина не надела чепец: волосы, заплетенные в косы и украшенные лентами с серебряной и золотой нитью, были ее гордостью. Но главным украшением был венок из золота — подарок Филиппа. Она по-прежнему одевалась в чужое, но этот наряд действительно нравился ей. И ткань была такой приятной на ощупь, что Эльвина почти любовно разгладила складки.

Филипп встретил ее у подножия лестницы. Увидев Эльвину, он восхищенно улыбнулся. Она тоже заметила элегантность его наряда: поверх бежевой, с золотистым отливом рубахи Филипп надел темно-зеленую тунику. Узкие бедра его охватывал широкий, богато украшенный драгоценными камнями пояс. Таким Эльвина его никогда не видела — перед ней был могущественный и знатный человек, и он улыбался ей тепло и нежно. Отчего же тогда Эльвина вдруг пала духом?

— Ты великолепна. Когда Генрих изъявил желание видеть тебя сегодня вечером у себя, я забеспокоился: возможности отвести тебя к белошвейке у меня нет, но ты выглядишь даже лучше, чем я смел ожидать. Как тебе это удалось?

— Это королева нарядила меня. Ты говорил с королем?

Что он решил?

Филипп взял ее за руки и, глядя ей прямо в глаза, сказал:

— Король желает видеть тебя, моя любовь. Ты, должно быть, и сама понимаешь, как трудно другим поверить в то, что случилось с нами, особенно при отсутствии доказательств. Генрих хочет услышать обе стороны, прежде чем принять решение. Что бы ни случилось, мы все равно вернемся в Данстон за ребенком. Тебе нечего бояться.

— Ты не думал о том, что леди Равенна может что-нибудь сделать с нашим сыном, если узнает, где мы были? Она постарается сохранить Данстон во что бы то ни стало.

— Пусть оставляет Данстон у себя. Мне все равно. Единственное, чего я боюсь, так это того, что она станет удерживать ребенка в заложниках. Пока он с ней, Равенна чувствует себя увереннее. Вот почему я хочу, чтобы мое дело побыстрее разрешилось. Говори с Генрихом откровенно, он выслушает тебя.

Филипп и Эльвина вошли в зал, и все повернули головы. Безусловно, они были красивой парой, но повышенное внимание к ним вызывалось в основном слухами. Филипп сел за стол напротив короля, Эльвина — рядом с ним. В зале зашептались, поглядывая на них.

Эльвина вежливо слушала комплименты соседей по столу, любезно улыбаясь, но мыслями была с могучим мужчиной во главе стола. Ей хотелось больше узнать о молодом короле, прежде чем говорить с ним.

Генриха тяготила необходимость сидеть за столом и, не дожидаясь конца трапезы, он вскочил и начал прохаживаться вдоль столов, обмениваясь репликами со своими придворными, особенно с теми из них, кто отличился на королевской службе. Хлопнув Филиппа по плечу, Генрих остановился и с откровенным интересом уставился на Эльвину.

— Я хорошо помню вашего отца, миледи. Как-то он пригрозил отлупить меня, если я не буду его слушать.

Эльвина удивленно подняла глаза.

— Вы знали его, сэр?

— Граф Данстон был одним из моих самых верных вассалов, вот только не любил, когда его перебивают. Он вернулся в Англию по моему приказу, хотя я и не знал о тех бедах, что свалились на него по моей вине. После того как мы отужинаем, вы, надеюсь, расскажете мне о нем подробнее.

Будь Эльвина самозванкой, она бы помертвела от страха, а так расцвела в улыбке.

— С огромным удовольствием, сэр.

Филипп хмуро наблюдал эту сцену. Он не мог, как бы ему ни хотелось, демонстративно обнять свою возлюбленную, давая понять королю, что дама занята, но когда Генрих отошел, почувствовал себя намного лучше. Теперь можно было отвлечь Эльвину от мыслей о властителе Англии и переключить на себя.

— Подожди, пока я уложу тебя в постель, разбойница, и тогда посмотрим, способны ли мы найти себе занятие получше, чем обмениваться любезностями с королем, — прошептал он ей.

Эльвина рассмеялась. Впервые за этот вечер у нее стало хорошо на душе. Король был вполне приятным молодым мужчиной и к тому же знал ее отца. А уж в том, чтобы провести ночь с Филиппом, тем более не было ничего неприятного. Она тихонько пожала ему руку, шепнув:

— С нетерпением жду, когда подадут десерт.

И все же, оказавшись наедине с королем, Эльвина испытала волнение. С этим грозным мужчиной, привыкшим повелевать армиями, шутки плохи.

— Филипп сказал мне, что вы мать его ребенка. Выходит, что я заставил Филиппа вступить в брак с женщиной, заполучившей его обманным путем. Меня нельзя назвать слишком легковерным, поэтому вам придется потрудиться, дабы убедить меня в том, что Филипп говорит правду.

Эльвина смотрела в разом потемневшие глаза короля, от души жалея о том, что, встретив Филиппа в тот день в конюшне, не бросилась наутек. Лучше бы все это никогда не начиналось. Увы, теперь ей не оставалось ничего, как пожинать плоды того, что она когда-то совершила.