Человек с лишаем вновь оказался рядом. Меч он доставать не стал: много чести для молокососа-актеришки! Костлявые пальцы мертвой хваткой, клешней бешеного краба вцепились в глотку, грозя сломать кадык, силой и болью подымая юношу на ноги.

Сейчас.

Сейчас…

Кажется, в последний момент он все же понял свой промах, этот гордый князь ночных трущоб, — но знамена южан еще падали в грязь, и Смерть плясала в душе Мотоеси. Присвистнул радостно короткий меч, меняя владельца, мертвая отныне кисть так и осталась висеть на горле юноши, забыв разжать пальцы; обратный взмах — и под ухом у человека с лишаем нехотя распахнулась багровая щель.

Сейчас… о, сейчас!…

Кровь хлещет Мотоеси в лицо, кровь ударяет в голову, и юноша уже сам не понимает: что за багровая пелена застилает взгляд? снаружи она или изнутри? Страшная, животная ярость выплескивается наружу нутряным ревом, и молодое сильное тело актера вдруг начинает жить своей жизнью, жизнью, имя которой — Смерть!

Идзаса— сэнсей был бы доволен, увидь он сейчас своего ученика. Обладатель шипастой дубинки успел замахнуться всего разок, чтобы

ткнуться носом в землю, вываливая наружу небогатое содержимое черепа.

Второй грабитель, закрываясь тесаком, попятился, споткнулся о труп предводителя — и, не удержавшись на ногах, упал прямо в объятия безногого калеки.

На миг лицо нищего отразило дикую радость — столь похожую на ярость, пылающую в глазах юноши, что их можно было спутать. Руки калеки сплелись, расплелись, коротко хрустнули позвонки; и вот уже нищий отпускает безжизненное тело, давая ему сползти наземь.

— Прости, молодой господин, что не дал тебе самому отправить в преисподнюю этого мерзавца… — Старик попытался согнуть спину в поклоне, но все равно было видно: между морщинами бродит кругами, то показываясь на миг, то вновь прячась, хитрая улыбка — Жаль, четвертый убежал. Он в конце переулка стоял, на страже. Тоже из этих…

Но Мотоеси не слушал.

Не смотрел.

Глубоко внутри медленно таяла, растворялась в безликости маска гневного воина, бедного, но гордого самурая — чьи сюзерены постыдно проиграли битву при Ити-но и которому пришлось переступить через свою гордость: отказавшись вспороть живот, он, безногий калека, остался жить, зарабатывая подаянием на жизнь своей молодой жене и ребенку.

Тридцать лет назад… да, господа мои, время-времечко!…

Схватив за ремень сумки, юноша бегом припустил в сторону дома.

А тем временем старый нищий, деловито обыскав убитых и в итоге значительно обогатившись, поспешно катил прочь на своей тележке, отталкиваясь от земли двумя деревяшками с отполированными до блеска рукоятками…