Точно! Почти слово в слово. Уже в который раз: Олег вслух произносит мои мысли. И наоборот.

— Дело в том, что я начала за собой замечать… кое-что из того, о чем пишет Володя! И когда я прочла его письмо — мне стало просто страшно! А вдруг он прав, вдруг я тоже стану… опасной для окружающих? Вот, например: мне в последнее время неприятны чужие прикосновения. Я их старюсь избегать. Потому и дернулась, когда вы мне хотели руку поцеловать. Извините еще раз…

Олег очень серьезно кивает.

Шутки в сторону,

— Или если это и впрямь психоз — вдруг это… действительно из-за кассет? Я ведь когда от тех шеетерых отбивалась… я ведь и не помню ничего! Все как в тумане было. Потом прихожу в себя, а они на земле валяются…

— Да, Ольга, мы давно хотели узнать… Вы там на самом деле одна были?

— не выдерживаю я. — Может, вы кого-то прикрываете? Чтоб не подставлять человека? Поверьте, это останется между нами! Можете даже имени не называть. С вами тогда был кто-то еще?

— Одна я шла. Одна! — Ольга едва не срывается на крик и поспешно умолкает.

Я понимаю: она не врет.

— Что мне теперь делать? — тихо спрашивает Ольга. — Мне страшно! Я сама себя боюсь…

— А у вас тоже есть эта кассета, что у Володи?

— Кассеты, — поправляет Ольга. — Две кассеты и альбом.

— Ну да, в рекламке еще написано было, — припоминает Олег. — Может, на второй какая-то зацепка есть?

Он смотрит на меня.

— Может быть, — пожимаю плечами. — Ольга, можно нам будет вторую кассету посмотреть?

— Посмотреть? Вы понимаете… я…

Она резко умолкает под обстрелом наших взглядов.

Кусает губы.

Краснеет.

— Да, можно. — Так скорее заходят в кабинет к стоматологу, а не отвечают на пустой вопрос.

И на том спасибо.

— Мальчики (ишь ты!), а где может прятаться Володя, вы не представляете? — напоминает о себе временно всеми забытая Монахова.

— На конверте штамп 125-го отделения. Отправлено с Левады или с автовокзала. Скорее всего, — сообщаю я Олегу свои выводы.

— Понятно. Ну-ка, давайте еще раз текст посмотрим. Что-то там такое было…

Олег вновь берет листки. Вертит их в руках, быстро бегая глазами по строчкам и шевеля губами.

— Я вначале хотела в милицию обратиться, письмо им показать, — рассказывает между тем Монахова. — Хорошо, что сразу не пошла, сначала знакомому своему позвонила. У него сын — юрист, консультант при Харьковской епархии. Так он, когда это письмо прочел, сразу заявил: «Не вздумайте нести в милицию! Он же пишет, что человека убил! И что он социально опасен. Розыск-то объявят — но, если найдут, посадят непременно. Еще и пару нераскрытых дел на него повесят. Так что не вздумайте…»

— Ну, полагаю, ваш консультант несколько сгустил краски, — спешу я успокоить разволновавшуюся Татьяну. — Но посоветовал верно. В милицию с этим идти не стоит.

— Да, но я хочу его найти! Ведь видно же: ему плохо, ему помощь нужна!…

— Вот, есть! — В голосе Олега пробивается азарт сыщика, напавшего на след. — Монах… Владимир пишет: «Сходил даже на старое место, где мы экзамены сдавали, там аура хорошая. Сидел, три часа медитировал, экзамены вспоминал, тренироваться по-старому пробовал… Не помогает». Ты понял, Димыч?

— Понял!

Я обернулся к скульптурной группе «Недоумение» в лице двух женщин.

— Понимаете, наша школа карате каждый год сдает экзамен. Все группы с инструкторами плюс приглашенные. Так вот, это много лет происходит в одном и том же месте… — Краем глаза я ловлю предупреждающий взгляд Олега и осекаюсь на полуслове. Он прав: не стоит пока говорить Татьяне, где это.

Еще кинется сдуру, спугнет Монаха…

— …а раз Владимир пишет, что он сходил, а не съездил на старое место,

— значит, он окопался неподалеку. И мы подозреваем, где.

— Где?! — Монахова вся подалась вперед, задев столик и едва не расплескав коньяк из рюмок.

— Извините, Татьяна, но пока мы не можем вам этого сказать. Думаю, завтра… нет, завтра не получится!., послезавтра мы сами туда съездим и все выясним. Мы ведь тоже не Шерлок Холмс с доктором Ватсоном. Поймите нас правильно…

Все сходится. Монах отправил письмо с Левады — а электрички на Змиев, через три остановки после которого надо выходить, чтобы попасть на «экзаменационную поляну», уходят именно оттуда! И как раз на той же станции, по другую сторону железнодорожного полотна, имеется вполне приличный дом отдыха, где мы с Олегом отдыхали семьями несколько лет подряд. Пару раз к нам туда на шашлыки приезжали друзья-знакомые — и среди них, кажется, был и Монах.

Сейчас дом отдыха пустует (не сезон еще), но какая-то обслуга из местных там есть всегда, и если приехать да сунуть денег (а деньги у Монаха есть, заработал на бедном Дагласе Дедже)…

— Не волнуйтесь, Татьяна, все будет хорошо! Вот и сын ваш на поправку пошел, и Володя жив, письмо прислал. Мы его постараемся найти. Послезавтра с утра и поедем. Все будет хорошо…

Мне бы и самому хотелось в это верить. Только многое мешает. Теряют на глазах сознание люди на остановке. Обмяк, не дышит старик. Попал в больницу Монахов-младший (слава Богу, очухался парень!). Убит американец. Рассказы Большого Босса и «бригадира» Калмыка, бывшего Олегова одноклассника. Сломанная рука Ленчика. Шестеро насильников искалечены вот этой застенчивой и несчастной девушкой, сидящей напротив меня. «Самая разрушительная система выживания». Как у Миши Успенского: «Всех убью, один останусь…!»

— А сейчас, если вы, Ольга, не возражаете, мы бы хотели взглянуть на вторую кассету.

— Конечно… Она у меня дома. Если хотите, можем поехать хоть сейчас.

— Поехали. Спасибо за угощение, Татьяна, а Владимира мы постараемся найти. Как только что-то прояснится — сразу как минимум позвоним.

— Погодите! Давайте я ему хоть записку напишу, на случай, если вы его найдете…

…за окном, в промозглой темноте, ветреная Геба уныло кормила Зевесова орла. Занятие это, видать, за тысячелетия каторжных работ надоело Гебе хуже горькой редьки, гроза в начале мая выходила нудной и бесконечной, как зубная боль; и громокипящий кубок проливался на землю мелкой, дребезжащей в кронах деревьев моросью.