— Думай о том, что скоро ты станешь невестой Астарота!
Фигура в черном указала на паука. Глаза Селестины были широко распахнуты.
— Думай о нем! Он жаждет тебя! Он защитит! Спамет! И даст власть!
Селестина лежала не шевелясь, и пламя свечей бросало на ее тело жутковатые отблески. Все было настолько нереально, что я ущипнула себя за щеку.
— Расслабься, кроткий агнец, — человек в черном заговорил потише, — ты должна подготовиться к своему величию.... И тогда те, кто сейчас над нами, падут ниже нас...
По-видимому, Селестина уснула. Тихими шагами человек в черном ушел, осторожно притворив дверь, а я метнулась к алтарю.
Прежде всего я осуществила задуманное: оделась. Кучка одежды оказалась нашими с Селестиной вещами. Раздумывать, как вещи попали с пляжа в подвал, не было времени.
Я подошла к Селестине. Глаза закрыты, дыхание ровное, но очень медленное...
— Просыпайся! — крикнула я ей прямо в ухо.
Селестина даже не вздрогнула. Очевидно, ее погрузили в состояние глубокого транса. Что бы я ни делала, все — впустую. Я трясла ее, даже посадила, но она тут же завалилась набок.
— Просыпайся!
Селестина не открывала глаза.
И тогда я ударила ее — сначала по одной щеке, потом по второй. По одной, по второй. Веки Селестины дрогнули и приподнялись. Селестина смотрела на меня, не узнавая.
— Мне больно, — произнесла она отрешенно.
— Нам надо бежать, пока не вернулся этот козел.
— Не трогайте меня.
И закрыла глаза. Я снова принялась тормошить Селестину, приговаривая:
— Милочка, если мы не уйдем, случится нечто ужасное... Не сопротивляйся, доверься мне...
Селестина отвечала, не поднимая век:
— Не трогайте меня.
Я принялась хлестать ее по щекам, стянула с алтаря и попыталась поставить на ноги.
— Идем, Селестина! Ну идем же!
Ноги не держали ее. Когда Селестина чуть не упала на алтарь, я просто-напросто заехала ей кулаком в бок. Девица встрепенулась и ткнула меня локтем. О, это уже неплохо. Пусть бьется или ругается, но побыстрее выходит из транса. Однако активность Селестины быстро сменилась апатией, и место на алтаре снова оказалось занято.
И тут я поняла, как спасу и себя, и Селестину. Джонни Рио всегда недоверчиво относился к моим идеям, но это обычная предубежденность закомплексованного человека. А идея у меня была просто блестящая: заставить Селестину поверить, что человек в черном балахоне вернулся.
Сделав свой голос как можно более низким, я произнесла:
— Встань, кроткий агнец. Ты отдохнула. Тебе пора на свежий воздух.
Селестина приподнялась, все еще не открывая глаз. Я схватила ее за руку и потащила за собой. Ноги Селестины передвигались, и это было хорошо. Подведя девушку к одежде на полу, я остановилась.
— Обуйся, кроткий агнец.
Я подняла сандалии и сунула их Селестине. Веки ее оставались сомкнуты. Конечно, если бы я не помогла, Селестина сама не обулась бы. Одежду я связала в узел и прихватила с собой.
— А теперь, кроткий агнец, следуй за мной.
Я крепко держала ее за локоть — так, как это делал человек в черном. Не буду рассказывать, как мы миновали все коридоры и вышли к деревянной двери, которая все это время оставалась раскрытой. Я вытолкнула Селестину в пещеру и захлопнула дверь. Осторожно свела девушку по лестнице вниз.
— Здесь темно, — прошептала она.
— Значит, ты уже раскрыла глаза? — обрадовалась я, но, вспомнив о своей роли, добавила чуть ли не басом: — Кроткий агнец, потерпи, скоро будет совсем светло.
— Что?
— Идем вперед, к свету!
Голос мой захрипел: я поняла, что долго разговаривать басом не смогу, поэтому дальше изъяснялась не словами, а толчками и легкими пинками.
Выход из пещеры показался делом куда более приятным, чем вход. Я издали заметила пробившийся свет и вскоре вывела Селестину на поверхность. Прежде, чем покинуть пещеру, выглянула наружу: не болтаются ли здесь скауты и их очаровательный вожатый? Мне не хотелось встречаться и уж тем более объясняться ни с Альфредом, ни с мистером Робинсоном. Я не знала, как мой «кроткий агнец» отреагирует на чужих людей и как скауты отреагируют на голую Селестину. Не нанесет ли это непоправимый удар по скаутскому движению?
Яркий свет неприятно поразил Селестину.
— Очень светло. Моим глазам больно, — сказала она морщась.
— Потерпи.
Но Селестина морщилась, отворачивалась, стонала. Только теперь я поняла, что не имею ни малейшего понятия, как вывести бедную девочку из сомнамбулического состояния. Бороться с чужой волей хуже, чем странствовать по пещере нагишом.
— Идем к побережью, кроткий агнец, — сказала я, решив, что, быть может, вода очистит Селестину и вернет ей память.
К счастью, мистер Робинсон увел своих подопечных куда-то, и мы никого не встретили на тропинке. На пляже я приказала Селестине снять сандалии, а затем скомандовала:
— Плыви, кроткий агнец.
— Я не умею, — захныкала та.
Я поверила бы ей, если бы не видела своими глазами, как еще часа два назад она чуть не уплыла в Австралию.
— Плыви!
— Я хочу вернуться на алтарь! Я невеста Астарота!
— Ты — несовершеннолетняя дура!
Я не выдержала, заорала и что есть силы влепила ей пониже спины — так, что рука заныла.
Селестина тоже заорала, встрепенулась и бросилась в воду. Я со страхом ждала, что будет дальше. Если Селестина все еще находится в трансе и убеждена, что она — невеста Астарота, а это существо не умеет плавать, то неминуемо начнет тонуть. Спасу ли я ее? Успею ли?
Однако то ли мой шлепок по мягкому месту подействовал, то ли холодная вода, но движения Селестины стали все более точными, слаженными. Она плыла! А это означало только одно — мы победили силы тьмы!
Я с удовольствием растянулась на песке.
Через несколько минут стало ясно, что Селестина пришла в себя. Океанская купель оказалась действенным средством. На берег Селестина вышла прежней — такой, какой я ее знала прежде. И сразу закричала:
— Зачем ты ударила меня, Мэвис?
— Извини, но так было нужно.
— Почему у меня здесь болит? — Она потрогала свой бок. — И щеки горят... Ты била меня?
Ее глаза смотрели со страхом и недоверием.
— Что это было, Мэвис? Ты ведь знаешь, да?
Она опустилась рядом со мной на песок.
— Что-то случилось... Где я была? Ничего не помню...
— Ну и не надо.
— Мэвис, что ты говоришь! Со мной произошло... нечто. Я хочу понять, что именно.
— Ладно, скажу, — пробурчала я. — Тебя чем-то напичкали. А может, загипнотизировали. Я сама еще не во всем разобралась.
— Кто это сделал?!
— Не знаю.
Я подробно рассказала обо всем, что происходило с того момента, когда я проснулась и обнаружила, что исчезла вся одежда. Вначале Селестина слушала невнимательно, поглаживая затылок, который, надо полагать, побаливал. Про боли в тех местах, к которым прикасалась я, Селестина больше не заикалась. Но когда я стала рассказывать про пещеру, Селестина вскочила на ноги, а, услышав мое описание подвала и алтаря, чуть не заплакала. Руку от затылка она не отнимала: наверное, боль усилилась.
— Я кое-что вспомнила, — прошептала Селестина, снова садясь на песок. — Я вспомнила этого чудовищного паука на стене... Но тогда... там... он не казался мне чудовищным. Наоборот, он мне нравился. Я хотела уснуть на алтаре...
Тихие слезы полились из ее глаз.
— Я что... испорченная?
— Не сходи с ума! — прикрикнула я на нее. — Тебя загипнотизировали или вкололи какой-нибудь дряни. Лучше расскажи, что было, когда я уснула.
— Да, ты уснула... Я лежала рядом. Потом подумала, что для первого раза солнца может оказаться слишком много, и встала. Пошла к скале, где лежала наша одежда. Нагнулась, чтобы взять юбку... А дальше... Ничего не помню... Нет, был чей-то голос. Мне говорили, что я должна делать. И я делала. Я была уверена, что поступаю так, как надо. Понимаешь? Никто меня не принуждал.
Неожиданно она опять вскочила на ноги.