— Нет, не надо! Пожалуйста! К ним никто не должен прикасаться… — Зип непроизвольно попытался преградить дорогу вооруженному незнакомцу. Лошадь позади яростно заржала и забила копытами.

Зип прикрыл голову руками и бросился на землю: лошадь неслась прямо на него.

Незнакомец медленно повернулся и поднял свое копье. Лошадь тут же застыла как вкопанная, опустила голову и зафыркала.

Зип поспешно встал.

— Послушайте, я говорю правду, к этим камням никто не должен прикасаться…

Незнакомец неспешно качнул головой, и из-под забрала глухо донеслось:

— Этот первый.

Он указал на один из камней, потом, заметив, что Зип лишь изумленно глазеет на него, повелительно качнул копьем.

— Вот этот. Бери.

Зип вдруг обнаружил, что держит в руках камень. Потом взял другой, — тот, на который указало копье. И еще один. И еще. Зип работал, повинуясь указаниям копья, до тех пор, пока небо не стало ало-золотым. Тяжело дыша, Зип поднял последний камень.

Он нерешительно замер над почти завершенной работой, боясь положить замковый камень, — ему казалось, что тот снова рухнет, увлекая за собой остальные. У Зипа невольно вырвалось:

— Ты уверен?

Незнакомец утвердительно качнул головой и повелительно указал копьем на алтарь.

Зип положил последний камень поверх остальных. С камня сорвалась искра и впилась ему в ладонь. Потом жгучая боль перетекла в запястье.

Зип отшатнулся и краем глаза заметил, что камни алтаря внезапно сделались яркими, словно их охватило пламя. Зип заслонил глаза рукой, защищая их от ослепительной вспышки. «Шуточки рассвета», — сказал он себе, когда открыл глаза и увидел, что алтарь находится на прежнем месте, и на нем нет ни огня, и ни малейших следов копоти.

Он стоял! Грубый каменный улей, такой же крепкий, как и храмовая стена, в тени которой он притулился. Наконец-то получилось! На Зипа нахлынула волна облегчения. Прежде чем успел осознать, что делает, он упал на колени и попытался заглянуть в отверстие в алтаре, чтобы узнать — там ли бог?

Он действительно увидел что-то красное, нетерпеливо мерцающее в долгожданной темноте. Зип прикоснулся к камням: они были холодными.

Зип потрогал один из камней. Тот не шелохнулся. Толкнул второй. Тот же эффект. Зип счастливо рассмеялся. Прижался щекой к холодному камню. Теперь он знал, что вспышка, причинившая ему боль, была чем-то сродни холодному огню светлячка, а все прочее было иллюзией, мгновением пробуждения мечты.

Бог не гневался на него! Он поселился в храме, который построил для него Зип!

Зип радостно завопил что-то нечленораздельное и только после этого вспомнил о вооруженном незнакомце. Он обернулся, широко раскинув руки, чтобы поблагодарить незнакомца, но рядом никого не было. Никого. Ни человека в доспехах. Ни лошади с чепраком из шкуры пантеры.

Ничего. Только дневной свет, заполнивший переулок, куда заказан вход любому илсигу, даже Зипу, офицеру милиции города Санктуария.

— Я должен идти, господин, но я вернусь, — пробормотал Зип и в последний раз перед тем, как уйти, погладил камни алтаря. — Я вернусь.

Чалая лошадь Камы умчалась в ночь. Она каким-то образом ухитрилась избавиться от сбруи и удрать. Крит был уверен, что кто-то забрался в сарай и украл кобылу, но Кама покачала головой:

— Она постоянно откалывает такие номера. Я не знаю двери, которой эта скотина не могла бы открыть, и узла, который не смогла бы разжевать. Она где-нибудь у казарм пасынков, попомни мое слово.

На этом и разговоры о чалой, и попытки Камы подбодрить Крита закончились. Казармы пасынков больше не существовало — их осталось слишком мало, и никто из оставшихся не жил в казармах. Слишком уж там стало пусто и неуютно. Из них устроили склад для снаряжения и конюшню для лошадей. А еще там жил Крит, если не ночевал в доме у Развалин; Страт же… Страт жил там, где жил. Рэндал, которого тоже можно было причислить к пасынкам, жил в Гильдии магов, а сама Кама предпочитала постели любовников — пусть даже случайных, — одиночеству в обществе невеселых воспоминаний.

— Пойду, поищу ее, — неубедительно промямлила Кама. — Тебе все равно пора на службу. Ну что, встретимся сего… попозже?

— Меня устроит «сегодня», — мягко сказал Крит, а потом добавил уже с большей страстностью:

— Если хочешь, давай объединимся против Ишад. Я не могу допустить, чтобы Страт пропал. Я хочу вытащить его из этого дерьма.

— Почему?

Когда они вернулись на сторожевой пост, чтобы написать рапорт, Страт уже ждал их там, переполненный предостережениями от Ишад и искренним интересом. Но Крит не пошел на откровенность. И не позволил Страту сделать первый шаг к примирению.

— Она сказала, — начал Страт (в разговорах он никогда не называл Ишад по имени. Просто «она»), — что из этого дома может истечь такое количество неприятностей, с которым вам будет не под силу справиться. Оставьте это дело нам, идет?

Крит молча посмотрел на Страта. Обычно человека, на которого был обращен подобный взгляд, тут же охватывало желание провалиться сквозь землю. Кама очень надеялась, что Крит промолчит, но тот после долгой паузы произнес:

— Вот как? Нам? В смысле — тебе и ей? Или кому-нибудь из бездушных зомби, которыми вы командуете?

Страт отнесся к этим словам довольно спокойно. Кама же уселась за стол, сделала вид, будто не понимает, что происходит, и хотела предложить всем позавтракать… Сделать хоть что-нибудь, только бы не быть немым свидетелем разрыва священной клятвы братства.

Страт произнес в ответ:

— Крит, я ведь не лезу в твои командирские дела. Вам не справиться с этим заданием. Все, что касается Тасфалена… это наше дело. И Хаут — тоже. Присмотри, чтобы твои люди держались от них подальше, — это все, что я хочу тебе сказать. — И с этими словами он вышел.

В былые времена Кама просто прижала бы Крита к груди. И потом думала бы, что кое-что этим выиграла. К сожалению, Криту не нужно было то утешение, которое она могла дать. Даже если бы они проявили чудеса изобретательности в любовных утехах и, обессиленный, Крит уснул, это не помогло бы ему избавиться от боли и беспокойства.

— Я вернусь вечером, — сказала в конце концов Кама и вышла. Она думала, что, если дела со Стратом будут идти хуже и хуже, Криту все же может понадобиться ее помощь. Нужно, чтобы рядом с ним был хоть кто-нибудь. Тогда она постарается сделать все, что только будет в ее силах, и плевать, если это осложнит ее отношения с Молином или с кем-либо еще.

Влюбленные есть влюбленные. Даже в Санктуарии.

Оставшись в одиночестве, Крит решил поработать над графиком дежурств и занимался этим, пока у него не заболели глаза. Крит сдался, мало что, успев сделать, и сложил бумаги. Ему пришла в голову идея, сходить на Караванную площадь и постараться подыскать для Камы другую лошадь.

Но когда он уже собрался уходить, появился Гейл, бормоча, что «там снаружи какая-то свинья, на которую вам лучше бы взглянуть лично, сэр».

— Я не в настроении! — огрызнулся Крит, но тут же взял себя в руки. — Извини, Гейл, ты тут ни при чем. Это все этот чертов Зип. Что там с рапортом? Надеюсь, ничего странного не произошло?

Ночь считалась сменой Зипа, но после того, как тот занялся каменным алтарем, Крит уже не надеялся получить должным образом составленный рапорт дежурного офицера. Даже если Зип и способен написать что-либо, помимо собственного имени, сейчас ему не до того.

— Вот я ж и говорю, командир: вам бы лучше выйти и взглянуть на этого типа. Он прошлым вечером приперся в казарму наемников и потребовал себе кучу привилегий. А теперь ищет Темпуса. — Гейл пожал плечами и состроил недовольную мину, предупреждая следующий вопрос Крита. — Ну я-то ему ничего говорить не стал.

— Ну и где именно этот парень?

— Рядом с храмом Бога Громовержца, и ведет себя так, будто этот храм принадлежит ему. Лошадь у него хорошая и амуниция тоже.

— Ясно. Хорошо, я гляну.

Он знал этот тип людей. Точнее сказать, и Крит, и Гейл сами к нему принадлежали, прежде чем Темпус сплотил их в нечто полезное для империи.