— Почему?

— Потому что они сейчас с одной дочерью, а я хотела быть со второй. — Она робко мне улыбнулась. — Я хотела спросить, может, поедем домой? Мы организовали небольшую вечеринку для Мэнди. Там будут все ее друзья. Нужно отпраздновать, как здорово она справилась.

Я ухмыльнулась. Конечно.

— Ты идиотка. Ты поверила в ложь Кевина об удочерении, а теперь и в это? Мэнди порвала со своими друзьями. Хочешь знать, почему? Да потому что они мудаки. Надеюсь, вы не пригласили Дэвона, Дженнику и Эмбер? Мэнди с ними покончила, и я ею горжусь.

Шелли заморгала, словно шокированная услышанным, но затем заставила себя улыбнуться.

— Конечно. Я пригласила ее подругу Тристан и всех, кого Остин назвал «крутыми». — Ее щеки порозовели, и она тихо рассмеялась. — Он сказал доверить приглашения ему, что я и сделала. Если он пригласил кого-то, кому, по-твоему, не следовало приходить, мы можем их выставить. Никто не помешает благополучию моей дочери.

Выругавшись, я уставилась на нее.

— Ты это серьезно?

Шелли моргнула и сдвинула брови.

— Конечно. А что?

— Кевин врал тебе. Тебе промыли мозги, чтобы удочерить меня. Как ты этого не понимаешь?

Она покачала головой.

— Нет, Тэрин. Мне не промывали мозги и не манипулировали. Я бы не удочерила тебя, если бы не хотела. — Шелли подошла ко мне и взяла за плечи. Потом наклонилась и понизила голос до хриплого шепота. — Я влюбилась в тебя, как только увидела твою фотографию. Потом я прочла твое дело и полюбила тебя еще больше.

Она крепко сжала мои плечи.

— Я не счастлива с мужем. Есть вещи, с которыми следует разобраться, но я тебе рада. Я так благодарна, что ты стала частью нашей семьи. — По ее щеке скатилась слеза. Не вытирая ее, она опять улыбнулась мне дрожащей улыбкой. — Я не так слепа, как ты думаешь. Я вижу, как страдает Остин. Когда мы пришли за ним, он не хотел ехать домой. Он твой самый ярый защитник. Каждый день спрашивает нас, когда ты вернешься домой. И Мэнди… — Она закрыла глаза. Когда они снова открылись, в них блестели новые слезы. — Мне стыдно, что я не выяснила правду о ней, как это сделала ты. Мне стыдно за многое, что происходило в моем доме, и за свое бездействие тоже.

Слезы. Искреннее раскаяние. Я еле сдержалась, чтобы не закатить глаза. Но удержать едкий ответ не смогла.

— Да неужели?

— Что?

Шелли отпустила мои плечи и сделала шаг назад. Всмотревшись в мое лицо, она увидела на нем недоверие.

Я покачала головой.

— За кого ты меня принимаешь? Ты действительно думала, что я куплюсь на это притворство? — Я не забыла, как Шелли бросила меня с Остином. Она бросала нас всякий раз, когда муж ее звал. Ее дочь была наркоманкой. — Тебе не должно быть стыдно за действия мужа. Ты должна была прийти в ярость и уйти от него.

— Тэрин… — начала Шелли.

— Нет. — Я отошла от нее еще дальше. — Ты относишься к самому худшему типу людей. Ты видишь, что случилось что-то ужасное, но делаешь вид, будто все хорошо. У тебя лишь одно желание: чтобы плохое исчезло и не прерывало твою жизнь.

По ее лицу катились слезы, но она словно не замечала их. Только смотрела на меня, не моргая.

— Посмотри на меня. Я выжила, не имея семьи, и учу тебя, как наладить все в твоей. — Я фыркнула, снова ощутив внутри пустоту. — Мне не под силу изменить чувства к Мэнди и Остину. Я уже их люблю, но теперь я благодарна за то, что между мной и вами с Кевином не было никаких отношений. Поэтому спасибо за то, что вы были дерьмовыми приемными родителями. Вы сделали мне одолжение.

Договорив, я села в машину и стала ждать. Шелли — бледная как смерть — еще пару минут стояла на месте, потом у нее зазвонил телефон. Когда она ответила, я услышала, как из-за стекла донеслось:

— Я еду, дорогой. Нет… — Затем она повернулась и пошла к своей машине.

После того, как она укатила, я долго сидела, не заводя двигатель. Не могла заставить себя уехать.

* * *

Я ударила боксерскую грушу. Они врали мне. Груша едва качнулась, поэтому я ударила снова. Их не заботило, что они врали. Я стиснула зубы. Сжав кулак, я отвела плечо назад и встала в позицию. Выставив одну ногу вперед, я удерживала вес на носках. В моих планах было поменять положение ног, ударить и, когда груша качнется ко мне, отскочить.

Не получилось.

С глубоким рычанием я врезала по ней со всей силы. Она сдвинулась только на дюйм.

— Ты используешь только руку.

Я не оглянулась, когда вошел Трэй. Он не стал включить свет, и помещение освещала лишь маленькая лампа над грушей. По моей спине катился пот, и я давно сняла футболку. В черном спортивном лифчике и мальчишеских шортах мне было отлично. Мое тело разгорячилось, но не настолько, чтобы перегреться — в зале работал кондиционер.

Трэй обошел меня кругом. Я опустила взгляд и увидела, что он тоже разулся. Еще раз осмотрев меня, он снял футболку. Швырнув ее в угол, он склонил голову набок и, сузив свои ореховые глаза, остановил взгляд на мне. Легкая усмешка приподняла уголки его губ. Он сделал вдох, и мышцы его живота напряглись, а затем расслабились. У него не было ни грамма жира.

Мы делили постель уже два месяца, но сейчас я словно увидела его в первый раз. Меня захлестнуло желание. Рот приоткрылся, и я сглотнула.

Его ухмылка стала шире, и он указал на мою руку.

— Используй плечо. Бей всем телом, а не рукой. Твоя сила исходит изнутри. Рука — это оружие.

— Я хочу отыметь тебя прямо сейчас. — Я нахмурилась.

— Ты занимаешься. У тебя зашкаливает адреналин. — Трэй указал на свой пресс. — Но тебя можно понять. Я бесподобен.

Я фыркнула.

— Да уж, самоуверенности тебе не занимать. Твое высокомерие просто высосало из комнаты весь кислород, чтобы раздуть твое эго.

Трэй засмеялся, затем поменял позу и ударил по груше. Когда она качнулась назад, он поймал ее.

— Работай плечом. Я отклонился и направил вперед все свое тело. Повтори. И пусть ноги тебе помогают. — Он помолчал. — Мы проводим спарринги уже полтора месяца. Ты все умеешь.

По его щеке стекла капелька пота. Задержавшись на подбородке, она упала на его грудь и под моим взглядом скатилась по прессу, пока не коснулась пояса шорт. Я уже разгорячилась от тренировки, плюс во мне бурлила ярость из-за Шелли и Кевина, но теперь пламя вспыхнуло так, словно в него плеснули бензин. Я пылала, мечтая схватить Трэя за плечи и притиснуть к стене. Я хотела толкнуть его на колени, раздеть и оседлать. Я представила, как ощущаю его в себе, и невольно стиснула бедра, где пульсировал жидкий огонь.

Я шагнула к нему, желая почувствовать, как он в меня входит.

Ухмылка Трэя стала слегка настороженной, но он не двинулся с места. Я замерла в дюйме от него и, ощущая жар его тела, склонила голову набок. Я не пыталась быть соблазнительной. Наоборот, я старалась сдерживаться. Я знала, он видел, чего я хочу. Его глаза потемнели от страсти, но он не шевельнулся. Я хотела, чтобы он прикоснулся ко мне. Хотела почувствовать, как его ладонь поднимается по моей руке к плечу, как он обхватывает мою шею и вплотную притягивает к себе, чтобы мы прижались друг к другу всем телом. Я хотела — нет, жаждала — ощутить его силу и мощь.

Немного нахмурившись, я пробормотала:

— Ты сдерживаешься.

— Что?

— Почему ты сдерживаешься? Ты относишься ко мне, как к хрустальной.

Короткий смешок.

— Я не сдерживаюсь, и ты не хрустальная. Ты была в трауре. В этом вся разница.

Два месяца мы спали в объятьях друг друга. Трэй клал меня на свою грудь и поглаживал по руке, пока я не засыпала. Он кормил меня. Отправлял в душ, а пару раз даже напоминал, что пора одеваться в школу. Сначала я была не в себе, потом, когда он учил меня драться, стала злой и требовательной. Я больше не хотела, чтобы он сдерживался. Я хотела его. Целиком.

— Я спала всего с одним парнем.

— Я знаю.

— Люди всегда называли меня шлюхой. Они думали, будто у меня большой опыт, но я была только с Брайаном. Он первый парень, которого я подпустила к себе.