Макиавелли ставит вопрос: что лучше — чтобы государя любили или чтобы его боялись? И отвечает так: «Говорят, что лучше всего, когда боятся и любят одновременно; однако любовь плохо уживается со страхом, поэтому если уж приходится выбирать, то надежнее выбрать страх»[118].
Идущие в политику по преимуществу жаждут народной любви, ибо любовь — надежный путь к лидерству. Майкл Фут и Нил Киннок были любимы лейбористами куда сильнее Тони Блэра (даже в его лучшие дни). Брюс Грокотг, личный парламентский секретарь Тони, член команды Киннока, неоднократно описывал чувство тошноты, постигавшее его и остальных лейбористов — членов Парламента всякий раз, когда госпожа Тэтчер осаживала Нила Киннока во время парламентских запросов в Палате общин[119], а продолжалось это неделю за неделей. Все сочувствовали Нилу, если он попадал в переплет, но особым уважением он не пользовался. Маргарет Тэтчер, напротив, не пользовалась особой любовью, зато ее уважали, причем как в своей партии, так и в стране.
Когда Тони стал лидером лейбористов, консерваторы и СМИ прицепили ему кличку «Бэмби», то есть беззащитный легковес, которого неминуемо затопчут. Остается только удивляться, сколь быстро Тони в глазах критиков из «Бэмби» трансформировался в «Сталина» — диктатора, который сам кого хочешь затопчет. Вывод: лидеру лучше быть «Сталиным», чем «Бэмби», поскольку, как справедливо отмечает Макиавелли, «люди меньше остерегаются обидеть того, кто внушает им любовь, нежели того, кто внушает им страх, ибо любовь поддерживается благодарностью, которой люди, будучи дурны, могут пренебречь ради своей выгоды, тогда как страх поддерживается угрозой наказания, которой пренебречь невозможно»[120].
В первые годы у власти Тони имел репутацию политика, ориентирующегося на интересы фокус-групп и жаждущего одной только популярности. Позднее репутация изменилась — о Тони заговорили как о человеке, игнорирующем общественное мнение и уверенном в своей правоте и непогрешимости. В действительности же и в ранние годы, и позже Тони очень пекся об общественном мнении и учитывал результаты референдумов. Макиавелли дает мудрый совет: «Государю надлежит быть в дружбе с народом, иначе в трудное время он будет свергнут»[121].
Кстати, акцент на важности общественного мнения совсем не характерен для писателя XVI века. В «Рассуждениях о первой декаде Тита Ливия» Макиавелли отмечает: «Мудрый человек остережется пренебрегать общественным мнением в частных вопросах, таких как распределение должностей и продвижение по службе; ибо здесь народ, если ему не мешать, ошибок не наделает. Если же и случатся ошибки, будет их мало в сравнении с теми, что бывают, когда должности распределяет узкий круг людей». И добавляет: «Глас народа сравнивают с гласом Божьим не без причины — народ на диво точен в предсказаниях. Точен до такой степени, что мнится, будто волею неведомой силы народу открыто как благо, что на него снизойдет, так и худо, что на него обрушится».
От общественного мнения зависит, как долго продержится премьер-министр в своем кресле. Спад популярности провоцирует нервозность коллег по партии. Высокая популярность гарантирует прочность позиций. Однако над популярностью надо работать. Макиавелли пишет: «...если государь пришел к власти с помощью народа, он должен стараться удержать его дружбу»[122]. Премьер-министрам приходится продолжать кампанию в пользу себя, даже когда они уже правят; совмещать эти два дела порой нелегко.
Опросы общественного мнения — обязательный инструмент в арсенале премьер-министра; однако результаты таких опросов, как и разведданные, требуют аккуратного обращения. Без референдумов современный лидер как без глаз. С другой стороны, референдум подобен скорее старому фотографическому снимку, нежели попытке заглянуть в будущее; управлять страной, опираясь на результаты референдумов, — все равно что вести корабль, стоя лицом к корме. Цифры помогают определить собственную дислокацию в океане, сообщают о приливах и отливах, но, увы, ничего не говорят о том, в каком направлении следует плыть. Порой результаты референдума могут даже привести корабль к скалам или мелям. Когда трехнедельная выборная кампания 1997 года перевалила за половину, результаты показывали наш отрыв от тори всего на один пункт. Тони и всю его команду охватила паника. Через несколько дней стало ясно, что вкралась ошибка; паника пошла на спад, но негативное влияние на кампанию оказать успела. Ситуация повторилась в 2005 году — тогда один референдум показал падение нашего рейтинга на 3%. Снова имела место паника. Вывод: мудрый лидер использует количественные показатели как средство, а не как замену своему политическому чутью.
Опросы общественного мнения разумно дополнять исследованием качественных показателей, какие дают фокус-группы. Впрочем, фокус-группы отличаются субъективностью и подчас имеют тенденцию выражать взгляды своих «дирижеров». Наконец, они могут ставить себе цель польстить лидеру. Например, Гордон для опросов общественного мнения держал специального человека, фокус-группы которого неизменно представляли нашего канцлера в самом выгодном свете. Такие опросы, конечно, способны внушить лидеру уверенность, но заодно и толкают его на неправильный путь. Как и в случае с референдумами, внезапная перемена настроения фокус-группы порой выбивает лидера из колеи, особенно если выборы уже начались. В мае 2001 года, в разгар кампании, фокус-группа явила ужасающие результаты; ситуация повторилась в апреле 2005-го — все десять участников фокус-группы лондонского района Эджвэр отдали предпочтение консерваторам из-за проблем, связанных с иммиграцией. Оба раза Тони впадал в депрессию. Оба раза цифры были далеки от действительности, оба раза мы легко побеждали на выборах. Вывод: не стоит безоговорочно принимать на веру необъяснимые результаты референдумов. Возможно, цифры говорят только о несовершенстве системы, а не о сумасшествии, ни с того ни с сего постигшем народ, который без видимых причин изменил свои взгляды.
В лице Филипа Гоулда мы нашли блестящего советника; Филип отлично изучил как характер Тони, так и настроения электората. Осведомленность Филипа уже сама по себе помогала Тони улавливать суть его советов. Филип обычно звонил Тони по вечерам, получив данные от одной из своих фокус-групп; также он первым мог представить цифры во время количественных голосований. В бытность нашу на Даунинг-стрит Филипу помогали два американских специалиста по опросам общественного мнения, люди очень разные. Один — Стэн Гринберг — выполнял те же функции при Билле Клинтоне в 1992 году. Стэн был повернут на математике; при обработке данных
использовал регрессионный анализ. Регулярно просвещал Тони и его команду; делал это в секретариате, вооружившись кипами таблиц и графиков. В июле 2004 года мы хотели заменить Стэна Марком Пенном, который также был консультантом Клинтона, только начиная с 1994 года. Марк Пенн работал и на Хиллари Клинтон, когда она боролась за пост президента. Замену посоветовал Билл Клинтон, но Филип был вынужден открыть правду Стэну Гринбергу. Новость больно ударила по самолюбию Гринберга; он долго не мог переварить такое пренебрежение со стороны своего прежнего клиента. В итоге Гринберг так и не ушел с должности на Даунинг-стрит; поэтому в выборной кампании 2005 года нам помогали сразу два специалиста по опросам. Оба работали в штабе, зачастую представляли разные результаты одного и того же опроса. Марк и Стэн практиковали совершенно непохожие подходы. Марк делал ставку на вопросы, касающиеся специфических стратегий и целей, и выдавал доводы в пользу определенного курса действий. Напряженность в отношениях между Марком и Стэном усугублялась идеологическими разногласиями. Стэн «клонился влево», советовал в предвыборной кампании упирать на малообеспеченных граждан, для чего заявлять о политике перераспределения национального дохода. Марк, по убеждениям центрист, рекомендовал обещать усиление контроля над эмиссией ценных бумаг.
