Во время того, как я говорил, я внимательно отслеживал то, что происходило в головах сидящих. Только Сан Саныч и ещё один товарищ был готовы работать конструктивно под моим началом. Остальные собирались саботировать все мои распоряжения и тихо дожидаться прихода постоянного руководителя. Но они забыли народную мудрость, которую я высказал Брежневу и Андропову час назад. Хотя все эти пятеро очень мило улыбались.

Доулыбаются они у меня. У них в головах я обнаружил такое, что впору их сажать лет на десять с конфискацией имущества. Все брали взятки, откаты и дорогие подарки. У каждого была зарыта или припрятана кубышка не только с рублями, но и с долларами. Поэтому у всех на лбу была нарисована «бабочка», то есть статья 88 УК РСФСР, что предполагала срок от трёх до пятнадцати лет.

Ещё раз посмотрев на них, я сказал:

— Все свободны, кроме Сан Саныча и вот вас. Извините, я вас не знаю, как звать-величать.

Хотя я прекрасно уже всё о нём знал, но надо было сделать вид, что я здесь новичок. Пока. Тот, на кого я указал рукой, встал и представился:

— Олег Дмитриевич.

— Очень приятно, — сказал я и протянул руку, которую он пожал. — Я сейчас позвоню товарищу Андропову, а вы пока вдвоём набросайте свои идеи о том, что необходимо улучшить в нашей работе. Пять-семь пунктов, не больше.

Они оба кивнули, в знак согласия, и, взяв листки и карандаши, приступили к первой проверке. А я набрал Андропову. Когда тот снял трубку, я сказал:

— Юрий Владимирович, ещё раз здравствуйте. Мне нужна следственная бригада. У пяти заместителей Суслова восемьдесят восьмая статья на лбу написана. У двоих — в особо крупных размерах. Вы сами запишите данные или дадите вашего сотрудника?

— Молодец, оперативно начал, — ответил Андропов. — Я сам запишу. Через двадцать минут они будут у тебя. Надо ещё Арвида Яновича в курс поставить. Это тоже его дело. Так, давай, я записываю.

Пока я слушал Андропова, я посматривал за двумя оставшимися заместителями. Они сидели белые, как мел, понимая, что у них тоже рыльце в пушку, но, по каким-то причинам, я их трогать не стал. А потом я назвал имена и фамилии пятерых бывших замов Суслова и даже точно назвал места, где они прячут золото и валюту. Когда я положил трубку, на оставшихся двоих не было лица.

— Теперь вам понятно, — спросил я их, — почему Леонид Ильич выбрал меня на эту должность?

Они резко закивали головами, показывая свою преданность мне и понимание всей серьёзности сложившейся ситуации.

— Я знаю, что и за вами есть грешки и немалые, — продолжил я воспитание провинившихся. — Но вы умеете хорошо работать, а те пятеро, за которыми сейчас приедут, просто хапуги и лентяи.

После этих моих слов к ним стал возвращаться естественный цвет лица. Они, казалось, до этого вообще не дышали и теперь смогли вздохнуть свободно. Теперь они знают, что в любой момент я могу позвонить Андропову и их постигнет та же участь, как и их пятерых товарищей. Я прекрасно понимал, что кристально честных людей в природе бывает очень мало. Я сам не был святым, но я много и плодотворно работал. Поэтому эти двое остались, а остальных ждут камеры и долгий срок, а двоих — расстрел.

— О том, что вы здесь слышали, никому ни слова, — предупредил я их. — Учтите, я всё равно узнаю. Олег Дмитриевич, вы будете с сегодняшнего дня заниматься цензурой. Я понимаю, что это не совсем ваш профиль, но вы хороший организатор и имеете большой опыт работы в ЦК. Я надеюсь на вас.

— Андрей Юрьевич, — радостно ответил тот, кто был две минуты назад на волосок от тюрьмы, от которой, как говорят, лучше не зарекаться, — я сделаю всё, что в моих силах.

— Хорошо. Можете идти.

Когда дверь за ним закрылась, я посмотрел на хозяйственника осуждающим взглядом.

— Сан Саныч, — сказал я ему, — мы с вами друзья и я вас выручил сегодня потому, что вы мой Центр тоже недавно выручили. Но завязывайте вы с валютой. Вашу закладку на даче под вторым кирпичом найдут, если захотят.

Сан Саныч опять побледнел, но уже от того, что он, всё-таки, до последнего надеялся, что я о нём ничего точно не знаю. А в этой кубышке лежали двадцать пять тысяч долларов. По нынешним временам это, однозначно, вышка.

— И что мне теперь с ними делать? — с грустью в голосе спросил он.

— Да прячьте, где хотите, — ответил я и махнул рукой. — Я вам показал, что я многое знаю. Если будете хорошо работать, я вам помогу их положить в английский банк.

В этот момент Сан Саныч стал самым счастливым человеком на свете. Я понял, что он никаким банкам, в смысле финансовых организаций, не доверяет. Ему по сердцу обычные металлические банки, зарытые в земле или спрятанные в кирпичной стене. Да и фиг с ним. Зато он теперь будет работать за двоих. Что мне и было нужно добиться от него.

— Тогда у меня всё, — закончил я наше совещание, так как в коридоре послышались многочисленные шаги, которые означали приход бригады следователей по особо важным делам КГБ. — Идите и работайте. Да, вечером вынесете отсюда этот допотопный шкаф и отправьте его на склад. Он мне не нужен и места много занимает.

Счастливый Сан Саныч сказал, что всё сделает, и, выходя и моего кабинета, нос к носу столкнулся с людьми с суровыми лицами, представляющими карающий меч революции. Но он ничего уже не боялся, так как получил от меня индульгенцию или отпущение всех прошлых грехов.

А следователи пришли доложить, что они прибыли за подозреваемыми и спросить, проводить ли им обыски на их рабочих местах.

— Не надо, — сказал я. — Там ничего нет. Забирайте их прямо с рабочих мест и посылайте людей по адресам, указанным в списке Юрия Владимировича.

Козырнув, они пошли наводить ужас на партийных коррупционеров и мздоимцев. А мне Валерия Сергеевна по селектору сообщила, что ко мне пришёл Ситников.

— Да, твой кабинет поболее, чем у меня будет, — сказал он, вместо приветствия.

— А вам, Василий Романович, подавай только большие кабинеты? — я с улыбкой встретил своего нового зама по идеологии.

— Для меня особой разницы нет. А что наши люди здесь делают?

— Я тут кадровую чистку устроил. Позвонил Андропову и он прислал следователей. У пятерых замов Суслова валютная статья, а двоим придётся зелёнкой лоб намазать.

— Да, заматерел ты. Я так понимаю, что мне надо сначала заявление в кадры писать?

— У моего секретаря спросите.

— Я Панкова уже ввёл в курс дела. Ему было жалко меня отпускать, но раз сам Брежнев одобрил мою кандидатуру, то деваться ему было некуда.

Я нажал кнопку селектора и вызвал Валерию Сергеевну. Когда она вошла, то я их представил друг другу.

— Василий Романович, — сказала моя секретарша, — заявление можете передать мне. Я его в кадры сама отправлю.

— Спасибо. А кабинет какой мне выделяете?

— Андрей Юрьевич, я так поняла, что обводились пять кабинетов? Они все на этом же этаже. Выбирать будете?

— Буду. Я старый и привередливый бюрократ.

— Потом, Василий Романович, заходите ко мне по интересующему вас вопросу.

— Тогда я особо задерживаться не буду.

Вот так, раньше я к Ситникову в кабинет заходил, а теперь он ко мне. Мои мысли прервал телефонный звонок. Это был Краснов.

— Чего звонил? — спросил он с ходу, так как мы утром с ним уже общались.

— Работу хочу тебе интересную предложить, — ответил я, зная, что Анатолия будет сложнее всех к себе переманить.

— Меня моя пока устраивает. Но мне интересно послушать, что ты предлагаешь.

И я ему выложил весь расклад. Окончательно уговорить я его смог только загранкомандировкой раз в квартал и талонами в 200-ю секцию ГУМа.

— Тогда оформляй, пока, документы у себя в редакции музыкальных программ «Маяка», а завтра с утра выйдешь в ЦК на работу.

Уф, еле уговорил. У Краснова тоже место тёплое, но здесь теплее. Тут статус выше и дополнительные блага лучше. Одному заграничные командировки нужны, другому здоровье, а третьего просто взял и от расстрела спас. Теперь я сам могу командировки зарубеж выписывать. По сути, у меня своей команды-то и нет. У меня есть только несколько сотен моих фанатов во главе с Димкой. Это, конечно, сила, но здесь и сейчас они мне не помощники. Вот лет через пять-семь уже можно будет говорить о том, что у меня кадровый голод полностью ликвидирован.