— За эту поездку я принёс нашему государству чистой прибыли шестьдесят миллионов долларов. И это за одну только неделю. И ещё двадцать поступят в ближайшие десять дней, а потом ещё шестьдесят. У нас в стране нет подобного человека. Помимо этого престиж нашего государства я поднял на небывалую высоту и это отрицать бесполезно, так как я спас главу другого государства. И хочу вам напомнить, что ни один глава государства не застрахован от переворотов и мятежей. Свежий пример — Никита Сергеевич. Да и попытка мятежа в Завидово была подавлена, на девяносто процентов, благодаря мне. И я, кстати, нашёл того, кто всё это безобразие организовал. Рядом с Королевой оказался я и теперь многие лидеры европейских стран мечтают, чтобы такой вот лорд Эндрю был с ними всегда рядом.

Воцарилось молчание. Все понимали, что без моей помощи и защиты двое сидящих сейчас здесь людей были бы давно мертвы. И только догматик Суслов пытался всё это отринуть и бороться за чистоту им же самим выдуманных идей.

— Леонид Ильич, — обратился я к Брежневу, чтобы прервать затянувшуюся «минуту молчания», — Королева со мной передала вам два письма. Она не особо доверяет правительственным каналам и, как оказалось, не зря. А мне она доверяет, также как и вы. И ещё у меня для вас есть очень ценный и уникальный подарок.

Я пошлел к столу и передал кинжал атлантов Брежневу вместе с письмами. Письма он отложил в сторону, а при виде кинжала его глаза загорелись.

— Да, красавец, — сказал Генсек. — Золото?

— Орихалк, — ответил я и пояснил. — Легендарный сплав жителей Атлантиды.

— Атлантиды не существует, — безаппеляционно заявил Суслов.

— Это вы так считаете и ваше мнение опять ошибочно. Этому кинжалу двадцать тысяч лет и стоит он около двадцати миллионов долларов.

— Сколько? — произнёс своё первое слово потрясённый Андропов.

— Он режет камень, как бумагу. И броню любого танка тоже срежет без проблем.

Все сидели обалдевшие, только Брежнев нажал кнопку селектора и сказал секретарю в приёмной:

— Николай, мне недавно наши оборонщики принесли в подарок кусок лобовой брони танка Т-72. Он сейчас где?

— В зале подарков, — ответил секретарь.

— Принеси его сюда.

Положив трубку, Брежнев вынул кинжал из ножен, взвесил в руке и изрёк:

— Очень легкий. Если разрежет броню нашего новейшего танка, обойдёшься, Андрей, без наказания. А если всё это ты сам придумал, то тогда держись.

Я решил наглеть дальше и спросил:

— А если Михаил Андреевич окажется неправ, как его будете наказывать? Не честно ведь с меня одного стружку спускать.

Я, при этом, широко улыбался, понимая, что сделать со мной сейчас они ничего не могу. Я им стал уже не по зубам. Брежнев и Андропов к этому относились спокойно, так как я им был нужен. А вот Суслов не хотел оказаться неправым, а следовательно, ненужным. Но тут двое охранников внесли кусок броневой стали с нашего танка толщиной более сорока сантиметров. Я, конечно, рисковал, но верил в своих легендарных предков.

Когда охранники ушли, Леонид Ильич взял в руки кинжал и без замаха резанул по броне. Клинок из орихалка разрезал этот кусок советской катаной стали, как батон бородинского хлеба. Хорошо, что Генсек успел задержать кинжал внизу, а то бы и стол разрезал. На глазах у изумленных членов Политбюро из одного куска бронированной стали получилось два. Брежнев с удивлением посмотрел на кинжал, потом на меня, а затем сказал:

— Похоже, ты оказался прав. Он такой у тебя один?

— А вы у Михаила Андреевича спросите. Он ведь считает, что Атлантиды не существовало. А если вы спрашиваете у меня, то в моих закромах пара тонн орихалка ещё найдётся.

Все замерли, перемножая доллары на тонны, но результат был просто ошеломляющим. А я сидел и продолжал улыбаться. Меня вся эта ситуация забавляла. Я мог хоть сейчас исчезнуть из этого кабинета, но, в таком случае, пришлось бы сваливать и из страны. Тогда бы они стали меня бояться. А так, я показал, что я теперь очень богатый человек и со мной пора считаться не как с мальчишкой, а как с очень серьёзным человеком. До Суслова, наконец, дошло, что сделать он со мной ничего не может и не сможет. Да и не поддержат его ни Андропов, ни Брежнев.

— Удивил, так удивил, — произнёс Брежнев задумчиво. — И весь этот, как ты его называешь, орихалк, теперь твой?

— Мой, Леонид Ильич. Из этого сплава любой наш самолёт будет весить в шесть раз меньше и никакая ракета его уничтожить не сможет. В связи с непониманием Михаила Андреевича важности исторического момента, я орихалк бесплатно дарить государству не буду. Раз меня не уважают, я перехожу с государством на товарно-денежные отношения.

— Опять ты горячишься, — вступил в разговор Андропов. — Михаил Андреевич был не в курсе ситуации с этим сплавом.

— Так же как и в ситуации со мной. Если он настаивает, то я готов положить партбилет на стол хоть завтра. Поэтому предлагаю перенести наш разговор на вторник. Михаил Андреевич к нему сегодня не готов. Пусть почитает соответствующую литературу и решит для себя, существует ли Атлантида и нужен ли партии и нашему государству такой, как я. Леонид Ильич, отпустите меня домой. Я только что с самолёта и нам ещё пресс-конференцию давать. Товарищ Суслов её, конечно, может и отменить, но мировая общественность такой его очередной необдуманный шаг однозначно осудит.

— Хорошо, Андрей, — сказал Брежнев. — И не принимай скоропалительных решений. Я тебя ценю и уважаю. А мы с товарищами обсудим этот вопрос.

— До свидания.

Я развернулся и вышел из кабинета. Пусть теперь сами решают, что им делать. Я прочитал последние мысли Брежнева и Андропова. Они были шокированы открывающимися перспективами победить американцев в гонке вооружений и понимали, что Суслов в этом плане не им помощник. Значит, пусть вправляют мозги этому идеологу, а не мне. Именно он заварил эту кашу, вот пусть теперь и расхлебывает. Я мог бы уничтожить Михаила Андреевича прямо там. У него случился бы инфаркт, но мне этого не надо. История отпустила ему положенный срок и я не хочу его менять.

Домой меня отвезли на той же машине. И вот он, мой дом. Теперь уже по-настоящему. Солнышко и Маша хлопотали на кухне. Маша, пока меня не было, быстренько сбегала в нашу кулинарию и ей там, как известной певице, отрезали несколько свиных отбивных на косточке. Запах стоял просто шикарный. Эти «кремлёвские старцы» меня каждый раз у себя голодом морят. Завтра ведь опять вызовут и снова даже чаю не нальют.

— Ну как всё прошло? — спросила Солнышко.

— Суслов за наше дворянство хотел исключить меня из партии, — ответил я, моя руки в ванной. — Но я ему устроил показательное выступление. Теперь Брежнев с Андроповым ему мозги вправляют.

— Вот это да! — воскликнула Маша. — Ты стал круче, чем Суслов.

— Я вам скоро расскажу одну историю, вот тогда вы поймёте, что я действительно крут. Как доехали, как Димка?

— Довёз хорошо, — похвалила моего зама Солнышко. — Вольфсона везти никуда не пришлось. Он свою шестёрку оставил на стоянке возле Шереметьево, только с другой стороны. Ребята просто помогли ему донести чемоданы до машины. Димка с «Серебром» уехали на Калужскую. Англичане зал увеличили, так что там теперь места много. Звонил Краснов, поздравил с возвращением и сказал, что на пресс-конференции будет много иностранных журналистов и что на него вышли люди из МИДа с просьбой устроить концерт для дипкорпуса.

— Три-четыре дня мы точно будем отдыхать. И не здесь, а в Ницце. Если и дадим концерт, то только в субботу и только в Кремлёвском Дворце съездов. Я за копейки теперь выступать не буду. Суслов, видите ли, будет наши деньги считать и одновременно из партии исключать. Не выйдет у него ничего.

— Ну и правильно, — вынесла свой вердикт Маша. — А в Ниццу я тоже хочу. Мне там очень понравилось.

— Вот и хорошо. Так, у нас есть полчаса. Я в душ и поедем в Центр. Из за Суслова я хожу немытый, но хоть дома поесть успел. Спасибо моим любимым жёнам. В качестве благодарности за вкусный ужин, завтрак готовлю я.