Ну точно! Когда я с лодки перебирался, то не обратил на это внимания, только сейчас вспомнил. Не все тросы просто свешивались в воду, один был туго натянут, уходя в реку под углом. Да он привязан к чему-то на дне! Или к нему прицепили какое-то подобие якоря. И к этому тросу, и к другому, который свешивается, наверное, со второго борта. Вот тебе и тайна – я аж махнул рукой разочарованно. Конечно, с берегов их и в бинокль не заметишь, а подплывать люди боялись.

Подумав обо всем этом, я даже осмелел: узкие проходы между машинами казались теперь не такими опасными, и все окружающее меня темное безмолвие посреди тихо плещущейся реки будто предстало в другом, истинном свете.

Но все же – почему-то ведь люди не плавают сюда, откуда-то дурная слава у баржи взялась. Или кто-то намеренно все эти слухи распустил, чтобы отпугнуть народ? Но зачем?

Еще раз осмотрев палубу, я так и не нашел люка, ведущего в трюм, и забрался в рубку. А ведь у такой дуры обязательно трюм должен быть, и вместительный. Выпив минералки из фляги, я уселся в углу под стеной, положил автомат на колени, прикрыл глаза. Зачем кому-то создавать вокруг парома ореол зловещей таинственности? Чтобы устроить схрон, ясное дело, склад. То есть это работа скупщика вроде моего Курильщика. Ладно, но где склад? В трюме. Так почему я люка не… Или он в борту? Где-то там, сбоку, немного выше поверхности воды? Может, через него четверо внутрь и забрались, может, они все это время подо мной находятся? Хотя ведь исчезли метки… Если сейчас, кроме меня, на пароме никого нет, значит, склад запертый стоит. То ли пустой, то ли с товаром. Утром надо пошарить, вдруг ценное что найдется. Это здравая мысль! Если скупщик зажиточный, то будет чем поживиться. Я зевнул. Спать хотелось ужасно. Эх, Никита! Жалко парня, молодой еще… Или все же жив? Я ведь выжил, а напарник боец получше меня. Надо утром вернуться в город, если там все успокоилось, и попробовать Никиту найти.

Хотя пожар все еще бушевал, сквозь разбитое окно вместе с ночным ветерком в рубку проникали отблески пламени, мне даже чудилось, что я слышу гудение огня, доносящееся с берега. Конец Чернобылю, да… Где ж там теперь Никиту искать? Тем более его, может, крысы загрызли с псами… Нет, надо за ним… Утром… Надо…

Что-то дернуло меня за ногу, потянуло и тут же ударило по голове, да так, что темное пространство вокруг взорвалось искрами и поплыло, поплыло, поплыло…

Я еще смог заметить, что меня проволокли мимо мотоцикла с коляской и втащили под грузовик с обломками ящиков в кузове, увидеть там пролом – вот тебе и люк в трюм, – а после сознание окончательно оставило меня.

Не знаю, сколько времени прошло, – может, минут десять, а может, и пару часов. Главное, что меня даже не связали! Я понял это, двинув ногами, а после пошевелив рукой. Вскоре стало ясно, что я лежу лицом в холодный шершавый металл, что здесь полутемно, но все же не полный мрак…

Голова болела, а особенно ныл лоб – должно быть, по нему стукнули в рубке. Выходит, размышляя о Никите, я незаметно для себя заснул, чем и воспользовались те, кто скрытно наблюдал за мной все то время, пока я находился на пароме. Сталкер называется! Бывалый обитатель Зоны, осторожный и хитрый!

Я сморщился, приподнявшись на локте, коснулся пальцами лба, услышал позади сопение и резко обернулся.

Передо мной сидел, вытянув широко расставленные короткие толстые ножки, странный человечек. В первый миг я даже решил, что это псевдоплоть, таким он казался расплывчатым, аморфным, но потом в тусклом свете, льющемся из-за поворота коридора, смог получше разглядеть незнакомца. Снизу до поясницы – почти нормальный, разве что ноги короткие совсем, а выше тело было покрыто пузырями, жировыми буграми, висели складки бледной кожи… Казалось, еще немного – и оно потечет, пузырясь и пенясь, сползет с ног и разольется по полу, как жидкое тесто. У существа были руки – пухлые, с толстыми пальцами без ногтей – и бесполое лоснящееся лицо, лишенное бровей и ресниц. Человечек сжимал сломанный черенок из-под лопаты с узким ржавым наконечником. Копье то есть.

Боже мой, что за создание? Я приподнялся, когда его увидал, а карлик, коротко взвизгнув, отпрянул. Вскочив на ноги, пригнулся и стал тыкать в мою сторону копьем, настороженно похрюкивая.

– Ты кто? – брякнул я, пытаясь нашарить на поясе пистолет, одновременно скользя взглядом по полу и не находя автомата.

– Хто… – хрюкнул он, пуча маленькие глазки. – Кто… хты хто… хрю… хр… хты хто… Хто? Хрю!

Монстр, как попугай, пытался повторять мои слова, коверкая их на свой лад. И он явно боялся меня, во всяком случае, опасался. Я встал на колени, поглядывая то на него, то вокруг. Коридор с низким покатым потолком… со сводом, выложенным крупными железными плитками. Под ним тянулись трубы. Если выпрямлюсь, легко до них рукой дотянусь. Стены тоже железные и пол.

Коридор плавно изгибался, так что я его видел метров на пять-семь всего, а что дальше – неясно, хотя свет лился именно оттуда. И свет этот… Я моргнул. Ну да – он будто от факелов! Куда это я попал? Откуда факелы в трюме старого парома, откуда коридор этот? И карлик?!

После обморока раздражители из окружающего мира доходили до сознания медленно, постепенно. Воздух теплый и влажный… Голова болит… Пахнет плесенью… В зад упирается что-то острое. Я привстал, оглянулся: там лежала какая-то ржавая железяка. Отодвинув ее, вновь посмотрел на существо. Убедившись, что я не пытаюсь напасть, человечек опустил копье и присел на корточки. Он все еще тихо похрюкивал и посапывал, шевеля несимметричными ноздрями-дырами. Какой-то мутант неизвестный? Как же так! В Зоне бывают всякие существа, много среди них и крайне необычных, фантастических, но почему я никогда не слышал про этих созданий? Новые мутации появляются не так часто, и о каждой слухи тут же распространяются, сталкеры начинают обсуждать повадки монстров, чем те питаются и прочее – ведь от этого зависят наши жизни.

– Тебя как звать? – спросил я.

Мягкие уши по бокам лысой башки шевельнулись.

– Хрять… как… хрю… тебя хря хрять…

Забавно до дрожи. Вдруг мне показалось, что это сон: все вокруг сделалось нереальным, призрачным, словно я не спал двое суток, – в ушах звенит, коридор подрагивает, чуть колышется… Сморщившись, я пару раз хлопнул себя по лбу, повращал зрачками. Ощущение прошло, хотя звон остался – едва слышный, он доносился будто из-за экрана, на котором прокручивалось изображение окружающего мира.

Я попробовал выпрямиться.

– Хря-я! – он вскочил, скаля клыки, яростно тыча в меня копьем. Наконечник был хоть и ржавый, но с виду острый. И зазубренный. Ржавчина если в рану попадет – столбняк или гангрена обеспечены, тем более аптечку с меня сняли вместе с контейнерами и всеми поясными сумками.

Я опять сел.

– Слушай, где мы находимся?

– Нахрюдимся… – вновь принялся обезьянничать он, опустив копье, и тогда я, резко подавшись вперед, почти без замаха сильно саданул его острым концом железяки в лоб над правым глазом.

Карлик, с хрипом вдохнув, повалился на спину, брыкнув короткими ножками и выпустив оружие, а я уселся на него верхом и дважды съездил ему по башке. Череп не пробил, зато рассек шкуру и на какое-то время вышиб из него дух.

Прикосновение к липкой мягкой коже были неприятны: я словно сунул руку в кастрюлю, полную сгнивших слив. Карлик застыл, приоткрыв клыкастую пасть, я же поспешно слез с него, взял копье и наконец выпрямился в полный рост.

Потолок и вправду был невысоким, метра два всего от пола. Пригнувшись, крепко сжимая копье, я пошел вдоль стены. Коридор плавно повернул, затем еще раз – под прямым углом и в другую сторону. В трубах над головой что-то едва слышно булькало. Не дойдя до поворота, я присел под стеной, уставившись перед собой. Что-то очень странное присутствовало во всем. Нет, ясное дело, странным было уже само наличие подобного коридора в трюме речного парома и карлика в этом коридоре. Но мне казалось, что пространство, в котором я нахожусь, стены и свод, пол и вот этот поворот, из-за которого я все никак не решался выглянуть, – все это состоит из звона. Он накатывал волнами, и каждый раз, когда становился громче, окружающее начинало чуть дрожать, расплываться, а когда стихал – оно как бы стабилизировалось, уплотнялось. От звона ныли уши, и что-то в моей голове, какой-то участок мозга отзывался на него мелким болезненным дребезжанием.