— Это самое малое, что я могла для тебя сделать. После того, как спасла жизнь, и все такое…

Это наконец вывело Уинни из равновесия.

— Я могла сильно ушибиться, когда ты подставила мне подножку.

— Кто не рискует, тот не пьет шампанского.

— Но пока что рисковала я.

— Именно это делает меня неотразимой.

— Ты всегда должна быть в центре внимания, верно?

— Скажем, я никогда не упускаю представившихся возможностей.

— И не только своих. Ты без зазрения совести используешь всех и вся.

— Неужели никто не упоминал, что у тебя нет чувства юмора?

— Нельзя все превращать в шутку.

— А что для тебя шутка? Или лучше выглядеть так, словно вечно сосешь чернослив?

— Лимоны. Говорят: «Сосать лимоны».

— Тебе лучше знать.

В гостиной залаял Гордон.

— Тихо!

И тут она сообразила, что собака лает, потому что кто-то колотит в дверь. Раздраженно прошипев что-то, она пошла к выходу и обнаружила на пороге Джи-джи, в свитере и джинсах, которые, как ни странно, были ей в самый раз, Даже с волосами, висевшими неровными клочьями, она выглядела хорошенькой.

— Вы здорово ругались?

— Привет, малышка.

Из кухни вылетела Уинни. Девочка подбежала к ней и неловко обняла. Уинни на секунду закрыла глаза, прижимая к себе дочь. А когда отпустила, Джи-джи смущенно потупилась и встала на колени, чтобы погладить Гордона.

— Привет, парень. Скучал по мне?

Гордон немедленно перевернулся на спину и подставил ей брюхо. Пока Джи-джи послушно чесала его, пес бросал враждебные взгляды на Уинни. Оглядев наряд матери, Джи-джи сморщила нос:

— Отстой.

— Это не мое. Для субботнего дня ты ужасно рано. Что-то случилось?

— Знаешь, у меня было дурное предчувствие, — призналась Джи-джи и, погладив Гордона, поднялась. — Папа рассказал мне, что случилось. Он сказал, что я могу прийти сюда.

— Хочешь гренок с корицей? — спросила Шугар Бет, выходя на кухню.

— Конечно.

Уинни немедленно обиделась:

— А мне ты предложила «Доритос».

— Черт, совсем забыла о гренках!

В глазах Джи-джи блеснула надежда.

— Вы что, уже подружились?

Шугар Бет усердно принялась взбивать яйца, предоставив Уинни ответить на вопрос.

— Не друзья. Нет.

Джи-джи сосредоточенно наморщила лоб:

— Значит, все еще ненавидите друг друга?

— Никого я не ненавижу, — ответила мать Тереза, наливая себе чашку кофе. Шугар Бет скрыла ехидный смешок за треском разбитого яйца.

— Будь у меня сестра, я ни за что бы не стала ее ненавидеть, — заявила Джи-джи, садясь на пол у двери и притянув к себе Гордона.

— Мы не обычные сестры, — заметила Уинни, устраиваясь за столом.

— Единокровные. У вас один отец.

— Но мы не росли вместе.

— Узнай я о единокровной сестре, все равно была бы счастлива, пусть мы и не росли вместе. Быть единственным ребенком — это отвратительно!

— Как я уже слышала от тебя тысячу раз!

Джи-джи с упреком воззрилась на мать:

— Не понимаю, почему ты терпеть ее не можешь!

— Джи-джи, это не твое дело.

Временное перемирие между матерью и дочерью, очевидно, пришло к концу, потому что в кухне установилось молчание, прерываемое только тихим довольным ворчанием бассета, которому растирали уши. Шугар Бет постучала мутовкой по краю старой миски для взбивания яиц. Джи-джи предпочитает осуждать мать, выставляя Шугар Бет пострадавшей стороной, а это значит, что пора внести ясность. Остается утешать себя напоминанием о том, что она обязана Уинни за вчерашнюю проделку. Ладно, если быть честной, то не только за это.

— По правде говоря, лапочка, я много потрудилась, чтобы испортить жизнь твоей матери.

Джи-джи выпустила из рук уши Гордона и недоуменно моргнула:

— А что вы делали?

— Все, что в голову приходило.

Она принялась сосредоточенно обмакивать хлеб в молоко и яйца, стараясь не смотреть ни на сестру, ни на племянницу.

— Твоя мать была девочкой застенчивой, и я пользовалась этим, чтобы унизить ее в глазах других ребят. Когда кто-то хотел с ней дружить, я находила способ все поломать. Издевалась над ней, в лицо и за спиной. Даже нашла ее дневник и прочитала всем, кто стоял рядом.

— Я вам не верю, — отозвалась Джи-джи, не собиравшаяся отрекаться от новоявленной родственницы. — Даже Келли Уиллман не сделала бы такого.

— А я вот сделала, — вздохнула Шугар Бет, бросая масло на сковороду. Она забыла зажечь горелку, и масло так и осталось лежать комом. Пришлось вытереть руки полотенцем и повернуться лицом к сестре. Та вертела в руках кружку с кофе. Лицо оставалось непроницаемым.

— В выпускном классе я сотворила величайшую подлость в жизни. Твоя мать играла в спектакле…

Уинни поспешно вскочила:

— Не стоит вдаваться в подробности.

— Это мой позор, не твой, — отмахнулась Шугар Бет.

К чести Уинни, она не стала вмешиваться и снова села. Может, как и сестра, поняла, что настало время выволочь старые призраки на свет.

— Она была вся вымазана в краске, — продолжала Шугар Бет, — и я знала, что ей придется пойти в раздевалку и вымыться. Поэтому подождала, пока она войдет в душевую, прокралась туда и спрятала ее одежду вместе с полотенцами, чтобы ей было нечем прикрыться.

Она почти ожидала, что Уинни снова вмешается, но та по-прежнему сжимала кружку и смотрела прямо перед собой.

— Это не так гнусно, как прочесть чужой дневник, — возразила Джи-джи.

— Я еще не закончила.

Девочка положила голову Гордона себе на колени, глядя в каменное лицо матери.

— Я была в компании мальчишек и подбила их пойти в раздевалку, притворившись, будто ничего не знаю. Они тоже понятия не имели, что твоя мать там, вот и пошли со мной. Одним из этих мальчишек был твой па.

Джи-джи судорожно сглотнула.

— И он ее увидел?

Шугар Бет кивнула:

— Да, а ведь она была без ума от него. Если бы не это, все было бы не так уж плохо. Но она очень любила его, а я ее так унизила.

— Но почему вы решились на такую подлость?

Шугар Бет взглянула на Уинни:

— Может, ты лучше объяснишь?

— Как я могу объяснить, если сама никогда не понимала? — глухо ответила Уинни.

— Понимала. И еще как!

— На это не было причин! — отрезала Уинни. — У тебя было все. Ты законная дочь. И жила в настоящей семье.

— И были так популярны в школе, — вторила Джи-джи. — Так чему же вы завидовали?

Уинни знала, но не собиралась признать это вслух.

— Мой отец любил твою мать, но не любил меня. Мало того, едва меня выносил. Я хихикала, плохо училась и слишком многого от него требовала, — вздохнула Шугар Бет.

— Я вам не верю! — повторила Джи-джи. — Отцы любят своих детей, даже самых отвязных.

— Не все отцы такие, как твой. Мой не бил меня, не издевался. Просто не выносил моего присутствия. Зато души не чаял в твоей матери, и поэтому я ее возненавидела.

Шугар Бет повернулась к плите и включила горелку, вдруг осознав, что раны прошлого все еще не зажили.

— Я несколько раз видела их вместе. Знаешь, каким он казался счастливым? Со мной он был совсем другим. Я не могла наказать его, поэтому наказывала ее.

Джи-джи нахмурилась, пытаясь осмыслить сказанное.

— Тинейджеры вечно делают всякие глупости. Подумаешь, какая важность. И не стоит делать из мухи слона.

— Ты права, — согласилась Шугар Бет. — Не стоит.

Уинни, по-прежнему не вмешиваясь, молча пила кофе.

Шугар Бет принялась жарить гренки. Наконец Джи-джи отстранила Гордона и встала.

— Вы отбили па у мамы, когда учились в школе.

— А вот этого я не делала.

— Он ведь долго был вашим бойфрендом?

— Пока мы не поступили в колледж. Потом я бросила его из-за другого парня. Парня, который и вполовину не был так хорош, как твой па. Но ты должна признать, что я оказала тебе услугу, потому что, не измени я Райану, он не женился бы на твоей маме и ты не появилась бы на свет.

— Им пришлось пожениться. Ма была беременна.