– Как, как? – переспросил Стенькин, лихорадочно записывая сообщение.

– Фамагустой. Откровенно, сам не знаю, с чем это едят. Иду по следу. Вынужден на время оставить Глобуса. Всё.

– Погодите, товарищ старший лейтенант, не вешайте трубку, – сказал Стенькин. Он отвернулся, прикрыл трубку ладонью, чтобы не услышали в комнате. – У меня самого здесь марсианин…

Гвоздика присвистнул.

– Улики?

– Сам признался.

– Конец света! – вздохнул Гвоздика. – Бластером не грозил?

– Держится мирно.

– Потяни до моего возвращения.

Раздались отбойные гудки. Стенькин стоял вполоборота к присутствующим, лица его они не видели, голоса тоже услышать не могли. И все же Сарафаненко с интуицией, какая бывает у истеричных женщин и артистов, догадался.

– О! – сказал он. – Еще марсиане. Десант!

– С чего вы взяли? – рассердился младший лейтенант. – Глупости! Ох уж эти паникеры!..

Будучи, однако, человеком честным, Стенькин не смог скрыть смущения, и все поняли, что Сарафаненко догадался правильно.

Произошло всеобщее тревожное движение, сопровождаемое общим приглушенным вздохом.

Сарафаненко с необыкновенной ясностью увидел себя с гитарой на филармонической сцене, только в зале были одни марсианские рожи и все улыбались ехидной гудаутовской улыбкой: пусть, мол, поиграет, а там мы ему покажем жулика!

«Это же надо, – подумала Лютикова, – выходит, сосед и впрямь марсианин. Если эта банда захватит город, так ему могут мою комнату отдать. Нет, конечно, такого закона, чтобы человека на старости лет оставить без своего угла, но какие законы для марсиан? Не исключено, однако, сосед переедет в трехкомнатную ближе к центру». Бывшая медсестра чуть приободрилась.

«Какая странность! – подумалось Будушкину. – Однако, как говорил Звонский, когда-то это должно было случиться. Трудно поверить? А легко было современникам поверить в нашествие Тимура, в открытие Америки, в изобретение паровой машины? Обыденный разум не допускает исхода за рамки привычного порядка вещей. Даже пытаясь заглянуть в завтрашний день, мы строим его из кирпичиков дня вчерашнего. Но у будущего свой строительный материал, своя конструкция и логика. Отчего же нельзя предположить, что именно нынче настал черед всему этому, что Земля вступила в новую эру, марсианскую?»

И как всегда бывало у Будушкина, он размышлял об одном вяло и отвлеченно, а параллельно у него созревала совершенно иная мысль, причем в четкой и ясной форме.

– Товарищи, – сказал он вдруг, – товарищи! Если действительно в Заборьевске появились марсиане, так почему их надо допрашивать в милиции? Ведь это же, скорее всего, наши собратья по разуму, с которыми следует установить дружеские отношения. Так, кстати, полагает и Айзек Азимов. Надо бы передать их в Академию наук, а до той поры в гостиницу, да в лучший номер.

– Очень правильно, молодой человек, – сказал Гудаутов, дотянувшись до Будушкина и поощрительно хлопая его по плечу. – И обязательно с ванной.

– А платить кто будет? – полюбопытствовала Лютикова.

– А я сам расплачусь. По-вашему, с Марса на Землю посылают без подъемных?

– Повременим с гостиницами! – вмешался Стенькин. – Сначала разберемся, с кем имеем дело. Может, эти субчики к нам с бластерами… – он заглянул в блокнот, – и фамагустами, а мы их в Академию наук.

Говоря это, младший лейтенант пристально вглядывался в Гудаутова и был готов при малейшем движении принять самые решительные меры. Но тот ничем себя не выдал, даже не шевельнулся, и взгляд его был по-прежнему безмятежен и добродушен.

– Фамагуста? – пробормотал Будушкин. – Где я слышал это слово?

– Бластер? – недоуменно поднял брови Гудаутов. – Блейзер, может быть, с блестящими пуговками?

«Не вооружен, – решил Стенькин. – Впрочем, возможно, не все марсиане налетчики. Среди них тоже могут быть разные, нельзя всех стричь под одну гребенку».

Гудаутов понятия не имел о космическом оружии. Занятый разработкой очередного тактического маневра, он даже не обратил внимания на зловещую фамагусту.

«Один марсианин, – размышлял он, – плюс один – это уже два марсианина. А если еще марсиане, много марсиан, если налет, как сказал «артист», что тогда? Тогда паника, суматоха, кто куда – и просто смыться».

– У меня важное заявление, – с достоинством сказал он младшему лейтенанту. – Прошу занести в протокол.

– Что еще?

– Довожу до вашего сведения, гражданин начальник, эти двое… – он кивком указал на Будушкина и Сарафаненко, – из моего отряда.

– Как это понимать?

– Марсиане. Сами не видите?

– Что?! – завопил Сарафаненко. – Я марсианин? Да меня весь город знает, я гитарист, в филармонии на концертах выступаю!

– На Марсе каждый второй – гитарист, – отпарировал Гудаутов.

Стенькин потерянно глянул на Будушкина, свою последнюю надежду.

– Может быть, он прав, и мы все действительно марсиане, – философски заметил Будушкин, пребывавший в глубоком раздумье. И добавил: – В известном смысле.

Гудаутов развел руками и, обратившись к своим вновь обретенным соотечественникам, произнес фразу на чистейшем марсианском языке. Уголком глаз он наблюдал за произведенным эффектом. Рука Стенькина невольно потянулась к кобуре. Лютикова тихо охнула и, уцепившись за стену, поползла к выходу.

Сомнений не было: Заборьевск подвергся массированному нападению марсианского десанта. Возможно, пришельцы успели захватить жизненные центры и кинулись бесчинствовать. Но его, Стенькина, они так просто, за здорово живешь, не возьмут. Сукины сыны, комедию ломают, потешаются…