– Так вы же ни в чем не виноваты. Я эту проклятую белую немочь хорошо знаю. Если проймет по-настоящему, никто помочь не может. А что я-то хочу чуток побольше получить, вы меня тоже не вините, – убыток возмещать ведь надо.

– Да я понимаю, – ответил я. – Просто расстроился, что не смогу попробовать на них новое средство.

– Какое-такое средство?

Я достал из кармана жестянку и прочел вслух надпись на этикетке.

– «М и Б шестьсот девяносто три». А научное его название «сульфапиридин». Только сегодня получили с утренней почтой. Это одно из лекарств совершенно нового действия. Их называют сульфаниламидами и ничего подобного у нас прежде не было. Полагают, что они убивают некоторых микробов, например возбудителей этой болезни.

Мистер Кларк взял у меня жестянку и открыл крышку.

– Эти синенькие таблеточки, а? Ну, я навидался всяких чудо снадобий от этой хвори, только толку от них было чуть. Наверняка, и это такое же!

– Все может быть, – сказал я – Но в наших ветеринарных журналах сейчас о сульфаниламидах пишут очень много. Во всяком случае, это не шарлатанское снадобье, но только их еще не начали широко применять. Вот мне и хотелось испробовать их на ваших телятах.

– А вы на них гляньте. – Фермер обвел угрюмым взглядом пять неподвижных тел. – У них же глаза совсем провалились. Вы когда видели, чтобы хоть один такой теленок да оклемался?

– Нет, не видел. Но я все-таки попробовал бы.

Я еще не договорил, когда во двор, погромыхивая, въехал высокий фургон. Из шоферской кабинки выпрыгнул ловкий коренастый мужчина и подошел к нам.

– Ну, Джефф, – сказал мистер Кларк, – это ты быстро.

– Так мне к Дженкинсону позвонили, а тут рукой подать. – Живодер улыбнулся мне светлой приветливой улыбкой.

Я уставился на Джеффа Мэллока по обыкновению с чем-то вроде благоговейного недоумения. Почти все свои сорок с лишним лет он провел, разделывая разлагающиеся трупы, небрежно кромсая ножом туберкулезные абсцессы, буквально купаясь в инфицированной крови и гнойных выделениях, и тем не менее являл собой образец здоровья и физической крепости. Глаза у него были ясные, а кожа розовая и свежая, как у двадцатилетнего. Впечатление довершала глубочайшая безмятежность, которой дышал весь его облик. Насколько мне было известно, Джефф никаких гигиенических предосторожностей не принимал – например, рук не мыл, и я не раз видел, как он блаженно устраивался перекусить на груде костей, крепко сжимая грязными пальцами бутерброд с сыром.

Он прищурился через створку на телят.

– Ага. Загнивание легких, ясное дело. Сейчас поветрие такое.

Мистер Кларк вперил в меня подозрительный взгляд. Как все фермеры, он свято веровал в мэллоковские моментальные диагнозы.

– Легких? А вы про легкие ни слова не сказали, молодой человек.

Я пробормотал что-то невнятное. Горький опыт научил меня не вступать в споры при подобных обстоятельствах. Изумительная способность живодера с первого взгляда определять причину болезни или смерти животного часто ставила меня в неловкое положение. Осматривать? Вскрывать? Еще чего! Он и так знал, и из всех фантастических недугов в своем списке предпочитал загнивание легких.

Теперь он повернулся к фермеру.

– Лучше я их сейчас прямо и заберу, Уилли. Им уж недолго осталось.

Я наклонился и приподнял голову теленка возле моих ног. Все были шортгорны, три серебристых, один рыжий, а этот – белый без единого пятнышка. Я провел пальцами по твердому маленькому черепу и нащупал под жесткими волосами бугорки рогов. Когда я вытащил ладонь из-под головы, она вяло опустилась на солому, и была в этом движении какая-то жуткая обреченность, тупая покорность судьбе.

Мои мысли прервал Джефф, взревев мотором. Он задним ходом подводил фургон к двери телятника, и, когда высокие некрашенные доски загородили свет, на душе у меня стало совсем скверно. Малышам за их коротенькую жизнь пришлось перенести две тяжелые поездки. А эта будет третьей, последней и самой роковой.

Живодер вошел в телятник и остановился рядом с фермером, поглядывая на меня. Я сидел на корточках среди неподвижных телят. Оба они ждали, когда я уйду, оставив тут доказательства своего бессилия.

– Знаете, мистер Кларк, – сказал я. – Даже если мы хоть одного спасем, это уменьшит ваш убыток.

Фермер посмотрел на меня без всякого выражения.

– Так ведь они издыхают, молодой человек. Вы же сами сказали.

– Да, конечно, но все-таки сегодня немножко другое дело.

– Эге! – Он неожиданно засмеялся. – Уж очень вам хочется попробовать ваши таблетки на них, а?

Я промолчал, глядя на него с немой мольбой.

Он на секунду задумался, а потом положил ладонь на плечо Мэллока.

– Джефф, раз уж этому пареньку так приспичило лечить моих телят, надо бы по его сделать. Ты ж понимаешь?

– Да ладно, Уилли, – ответил Джефф, ни на йоту не утратив обычного благодушия. – Заберу их завтра, с меня не убудет.

– Вот и хорошо, – сказал я. – Дайте мне прочесть инструкцию.

И выудил из жестянки указания к применению и быстро пробежал их, вычисляя дозы по весу телят.

– Начать надо будет с массированного приема. По двенадцать таблеток каждому, а потом по шесть через восемь часов.

– Так они же не проглотят, – заметил фермер.

– Надо будет истолочь и развести в воде. Может быть, пройдем в дом и начнем?

На кухне мы позаимствовали у миссис Кларк ее картофелемялку и принялись толочь таблетки, пока не набрали пять первых доз. Потом вернулись в загон и взялись за телят. Поить приходилось очень осторожно, потому что малыши совсем ослабели и глотали с трудом. Фермер приподнимал каждому голову, а я вливал раствор по каплям сбоку.

Джефф извлекал из всего этого неизъяснимое удовольствие. Он и не подумал уехать, а вытащил трубочку, всю в фестонах неведомо чего, оперся о нижнюю створку и, благодушно попыхивая, следил за нами незамутненным взором. То, что ему пришлось приехать напрасно, его нисколько не раздосадовало, и, когда мы кончили, он уселся за руль и сердечно помахал нам.

– Так я утром заеду за ними, Уилли, – крикнул он без всякой насмешки или задней мысли (в этом я уверен). – От загнивания легких лечения нет! На следующее утро, направляясь к мистеру Кларку, я вспомнил эти прощальные слова. Джефф просто констатировал факт: запас собачьего мяса у него должен был пополниться на сутки позже, только и всего. Но, во всяком случае, утешал я себя, мне удалось попробовать, а так как я ни на что не надеюсь, то и особого разочарования не испытаю.

Едва я остановился во дворе фермы, как к машине подошел мистер Кларк и нагнулся к дверце.

– Из машины-то вам и вылезать незачем, – произнес он. Лицо его превратилось в угрюмую маску.

– А… – сказал я и внутри у меня все сжалось, хотя, кажется, я ничем этого не выдал.

– Вот сами посмотрите. – Он повернулся, и я пошел следом за ним к вагону. К тому времени, когда створки, заскрипев, отворились, мной прочно овладела холодная тоска.

Но делать было нечего, я поднял глаза.

Четверо телят стояли рядом и с любопытством глядели на нас. Четыре мохнатых малыша в жилетках из мешковины, ясноглазые, бодрые. Пятый вольготно расположился на соломе, рассеянно пожевывая бечевку, удерживавшую мешок.

Задубелое лицо фермера расползлось в веселой улыбке.

– Я же сказал, что вам и из машины вылезать нечего, верно? Для чего им ветеринар? Хворь-то прошла!

Я молчал. Мое сознание просто отказывалось воспринять то, что видели глаза. Тут пятый теленок поднялся на ноги и сладко потянулся.

– Видали?! – воскликнул фермер. – Потягивается! Больные-то они не потягиваются!

Мы вошли, и я начал осматривать телят. Температура нормальная, понос прекратился – что-то сверхъестественное. А белый теленок, который вчера был при последнем издыхании, вдруг, словно, празднуя возвращение к жизни, забегал по вагону, вскидывая ноги и брыкаясь, как необъезженный мустанг!

– Да вы поглядите на этого разбойника! – ахнул фермер. Мне бы его здоровье!