Наконец я расслышал знакомый нарастающий гул и перед моими глазами заколыхалось неясное марево, постепенно обретая внятные черты. В этот раз я рискнул пробраться в так называемый операционный зал и познакомится с принципом работы обновления. Проводить столь сложные манипуляции в старых крошащихся стенах, имея в арсенале только металлический стол, виделось мне сродни чуду, и я хотел знать, как именно работает этот процесс. На изъеденной всеми ветрами неровной стене я сумел разглядеть небольшое углубление, выполненное в виде неглубокой ниши, куда можно было вполне уместить тот самый монитор с разноцветными огоньками. Сейчас никакого монитора здесь не было, и все мои попытки вызвать его из небытия оканчивались ничем. Я проводил ладонями по шершавой поверхности, надавливал на разные неровности и выступы, культивируя в себе нарастающую злость. В отчаянии я пнул ногой по стене, и неожиданно из неглубокой ниши прямо на меня выполз небольшой экран. На его поверхности громоздилось множество файлов, представляющих собой некие программы, готовые к загрузке. Я наугад открыл некоторые из них и остолбенел, пытаясь понять, что именно вижу перед собой. Каждый файл содержал алгоритм, включающий в себя множество данных, начиная от черт человеческого характера, заканчивая целевыми установками. В небольшой схеме была заключена целая жизнь отдельно взятого индивидуума, однако среди перечня задач и технических характеристик я не увидел ни слова о эмоциональном наполнении. В программе, кроме эмоций, отсутствовали установки на выполнение привычных жизненных задач, это была очень упрощенная программа, с минимумом запросов, стремлений и целей. «Так вот о каких программах упоминал Матвей,» — промелькнула мысль и сменилась ощущением небывалого холода, сковывающего движения. Такое состояние обычно посещало меня перед очередным заданием, но теперь мне больше не хотелось наград и поощрений. И ничего не хотелось. Об этом я сумел сообразить, только оказавшись на сырых Питерских улицах, сидя на тротуаре. Мое спонтанное перемещение не сопровождалось вручением обычных ритуальных смятых бумажек и обязательным сидением в кругу себе подобных и выглядело немного пугающе. Я осторожно поднялся на ноги, отряхнулся и неожиданно почувствовал дикое непреодолимое желание пожрать. Мне казалось, что я не видел продукты целую вечность, к тому же никаких производственных порывов я в себе больше не ощущал. Скорее всего все они были как-то связаны с теми трубками и волшебным цилиндром, но эти вопросы сейчас волновали меня не сильно. Прямо через дорогу располагался маленький частный магазинчик, смутно мне знакомый еще по моей прошлой земной жизни. Я уверенно пересек улицу и решительно распахнул дверь в подвальчик. Магазин занимал очень маленькое пространство и имел весьма ограниченный ассортимент сладостей и легких закусок. Я бессовестно потянулся к ближайшей коробке с печеньем и тут же был остановлен гневным окриком:
«Что вы себе позволяете, молодой человек? — донеслось из-за прилавка, — где вы видите надпись «самообслуживание»? Назовите, что желаете, я выдам вам товар!»
Кроме меня в зале не было ни души, и я несколько раз оглянулся, чтобы в этом убедиться.
«Извините, — покаянно произнес я, — не знал, в следующий раз попрошу обязательно. Простите еще раз»
Мой растерянный тон продавщица приняла за высшую степень раскаяния и миролюбиво пробурчала:
«Да ладно, чего уж, с кем не бывает»
После чего, отобрав у меня печенье, водрузила товар на прежнее место. У меня напрочь отсутствовали деньги, да я уже привык пользоваться благами своей прозрачности, однако последние события подсказывали мне, что в мое призрачное существование вкрались перемены. Выскользнув на улицу, я на пробу пристал к прохожему, интересуясь количеством времени, погодой и направлением ветра. Прохожий, не меняя отрешенного выражения, прилежно перечислил мне данные и улыбнувшись, пожелал мне приятного дня. От неожиданности я не сразу сообразил, что мой нечаянный собеседник звучал как заведенная шарманка, а его улыбка напоминала шакалий оскал. Я обрел материальную оболочку, в этом больше не было сомнений, но это было единственное, о чем я мог говорить с уверенностью. Отдышавшись от обрушившихся перемен, я со всей отчетливостью осознал масштабы проблем, возникших вместе с моим неожиданным воскрешением. Единственным человеком, кто при моем появлении не грохнется в обморок и не закатит истерику, оставался все тот же Волков, поэтому я решил начать свою идентификацию с визита к сортировщику металла.
Волков был на рабочем месте, однако все его внимание было поглощено рассматриванием очередной картинки в телефоне. Сегодня это было изображение кирпича, лежащего на асфальте. Мое появление не вызвало у Гошки особенной эйфории, вместо приветствия он с гордостью протянул мне очередной свой шедевр и прокомментировал:
«Я три дня искал подходящий кадр, — поведал он, не отрывая восторженных глаз от расфокусированного творения, — мне кажется, что в этом ракурсе правильнее легли тени, а сам объект выглядит более рельефно.»
С этими словами Гошка открыл мне еще с десяток картинок все того же кирпича и предложил сравнить. Я мало разбирался в кирпичах и ракурсах, но на мой дилетантский взгляд все они выглядели до отвращения одинаково. Мой приземленный отзыв вверг Волкова в продолжительное молчание, и по его окончании, он все же с обидой резюмировал:
«Вы зашоренный конформист и ретроград, не видящий красоту в простоте. Как вы считаете, стоит ее демонстрировать?» — не взирая на мои нелестные качества, поинтересовался Волков.
«Гоша, помоги мне, — вместо ответа попросил я, не слишком надеясь на отзыв, — я не могу вернуться в квартиру по некоторым причинам, можно мне переночевать у тебя, приятель?»
Неожиданное открытие, сделанное мной за гранью мира, наталкивало на разные мысли, первой из которой была мысль об искусственном замещении программ. Некто, поставивший перед собой безумную идею перезалить данные, с маниакальной навязчивостью тянет вполне живых граждан в потусторонний мир и меняет им реальность. Только этим я мог объяснить кардинальную смену имиджа моего приземленного приятеля, только этим я мог объяснить назначение всех вылазок, в которых мне приходилось участвовать. Цель этого проекта до сих пор оставалась для меня загадкой, но кое-что уже я знал, и этого было немало. На мою просьбу Волков только неопределенно хмыкнул, явно не желая копаться в моих проблемах.
«Понимаете, Гурий, — монотонно начал он, — сегодняшний день я собирался посвятить знакомству с творчеством восходящей звезды современной музыки и в мои планы не входило принимать гостей. Прошу меня извинить.»
Других способов провести ночь у меня не было, ночевать на улице я не привык, а обращаться за помощью к друзьям и родным, похоронившим меня два месяца назад, я бы не рискнул. Единственно возможным из оставшихся вариантов, было мое возвращение в квартиру, однако я не был уверен, что пронырливая тетушка не оккупирует опустевшую территорию.
Мои опасения оправдались, тетя Надя и в самом деле в память обо мне прописалась в моей однушке, однако моему визиту не обрадовалась.
«Вам кого, молодой человек? — с вызовом произнесла она, настороженно приоткрыв дверь, — кто вы такой и какое право имеете вторгаться на чужую территорию?»
Ни на чью чужую территорию я вторгаться не собирался, до полугода эта квартира числилась за мной, однако тетя Надя решила не обращать внимания на такие мелочи. Я ожидал более эмоциональной встречи, но, припомнив Гошку с его невыразимой тягой к современному искусству, не удивился ничему.
«Мой приятель жил здесь пару месяцев назад,» — на всякий случай озвучил я, не желая провоцировать скандалы. Моя невинная фраза пробудила в тете Наде целый каскад возражений, который она тут же продемонстрировала мне.
«В этой квартире я прожила всю жизнь, молодой человек, — звеняще проговорила она, — а если у вас в том возникают какие-то сомнения, можете обратиться в жилищную компанию, там они поднимут все документы, в которых вы увидите, любезный, что там вписано только мое имя и никакое другое! Я не имею понятия о каких-то там приятелях, и если вы скажете, что тоже проживаете здесь, я применю силу, мало не покажется! Убирайтесь прочь, проходимец, иначе я вызову охрану!»
