В настоящий момент католичество медленно идёт в сторону полного признания эволюции, дополненной вселением бессмертной души в тело доисторического гоминида, развитого достаточно, чтобы её принять. По сути, этот взгляд отстаивался ещё в 1871 году католическим биологом св. Георгием Миватом в книге “Genesis of Species”. Правда, его исключали из церкви, но по другому поводу, а саму книгу встретили как пророческую[32].
В 1950 году папа Римский выпустил энциклику, предостерегающую от деяний, совершаемых «как если бы возникновение человеческой плоти от исконной и живой материи было полностью бесспорным», но не запрещающую верить в эволюцию. Официально филогенез растений и животных признан вероятным, однако антропогенез — по-прежнему дискуссионный вопрос. Католическому учёному разрешается прибегать к такой гипотезе, но до изменения ситуации в католических школах её преподавать не будут.
Что интересно, доктор Мортимер Адлер из университета Чикаго, лидер американского неотомизма, какое-то время шёл в крестовый поход на эволюционизм. В его “What Man Has Made of Man” (1937) теория эволюции представлена «расхожим мифом», филогенез же является не установленным фактом, «а в лучшем случае вероятной историей, доказательства которой недостаточны и противоречивы… факты же говорят о вероятности другой истории: что огромных разновидностей животных больше не существует, а те, которые ныне живут, в какой-то момент не существовали. Это отнюдь не утверждение в пользу эволюционистского мифа.
Говоря: „миф“, я всего лишь подразумеваю надуманную гадательную теорию, значительно превышающую научную очевидность… Этот миф, эта сказка о развитии преподносится школьникам и воображается, словно какой-нибудь фильм. Просто выдумка разных „философов“ вроде Герберта Спенсера, Эрнста Геккеля и Анри Бергсона пополам с писателями-популяризаторами».
Доктор Адлер чётко оговаривает, что он не отрицает преемственности живых существ в течение геологических эпох. Он отрицает лишь, будто они укладываются континуум видообразования вследствие неконтролируемой изменчивости. Разница между «видами» не количественная, но качественная; не континуальная, а скачкообразная.
В своих “Problems for Thomists” (1940) Адлер пространно оценивает количество биологических «видов», выясняя, насколько много творческих актов потребуется богу, чтобы обеспечить «видовые» скачки. Он отвергает идеи Маритена, ведущего католического философа, будто количество видов велико и неизвестно. Адлер уверен в том, как «почти полностью продемонстрировано», будто количество «видов» невелико: возможно, четыре (косное вещество, растение, животное и человек), но уж точно больше трёх и меньше десяти. Внутри этих «видов» возможна изменчивость, но каждый из них фиксирован, сущностно уникален и возникает исключительно под воздействием Творца. Все «виды» были сотворены по-разному и независимо друг от друга, как несопоставимы между собой, например, сотворение цветковых и сотворение нецветковых растений. Адлер сознаёт, что это ещё «не окончательно» установлено, однако всегда можно прибегнуть к последнему аргументу, указав на Книгу премудрости Соломона, глава 11, строчка 21, (хоть и не признаваемую протестантами) — такой аргумент наделён «повышенной убеждающей силой».
В апреле 1941 года выпустили “Thomist” со статьёй Адлера “Solution of the Problem of Species”. Доказывается, что маритенизм можно окончательно опровергнуть. После исправления своей ошибки Адлер может претендовать на более уверенное подтверждение. Ошибка заключалась в «чрезмерном старании»:
«Почти что могу заявить, как был ослеплён сиянием нового света».
Последним Адлеровым плевком в эволюцию стала лекция студентам католического кружка Чикагского университета в 1951 году. Человек и обезьяны отличаются, «как квадрат от треугольника. Не может быть никакой промежуточной формы — ни полу-, ни на треть человека». В большинстве своём аргументация Адлера позаимствована прямо из арсеналов Библейского Пояса.
«Иногда между ребёнком и поросям разница действительно несущественна, но из ребёнка таки делают человека, а из свинёнка редко кто вырастает вообще».
Если учёные когда-нибудь научат обезьяну изъясняться «простыми повествовательными предложениями», то, Адлер пообещал, он признает близость человека к обезьяне.
(Забавно отметить мимоходом, что американский зоолог-любитель Ричард Линч Гарер посвятил огромную часть своей жизни записи и изучению обезьяньей речи. По его словам, он наконец-то натренировался общаться с обезьянами на их языке. Всё же его книги не слишком высоко оценены специалистами.)
Только лишь два объяснения вписываются в имеющиеся факты, сказал Адлер в заключение лекции: либо человек «восстал» из диких тварей от внезапного эволюционного скачка, либо он был напрямую создан богом. Думается, Адлер не подразумевал творение души или тела, а скорее вселение души в тело, имеющее низших родителей.
Много вопросов имеется к этому взгляду, и без сомнения католики ещё на нём наспекулируются. Как, например, классифицировать множество прекрасно сохранившихся неандертальских останков? Ведь лоб у них обезьяний, головы склонены вперёд, подбородков нет, а большие пальцы не противопоставлены остальным. Но также это существо разводило костры, хоронило и декорировало камнями могилы…
«Когда я, — пишет Уэллс, — услышал, что господин Бэллок собирается наставлять меня и отвечать на мои Очерки, первой же моей мыслью было это существо. Ну что же Бэллок имеет о нём сказать? Датирует его эпохой до или после Грехопадения? Не вынул ли он из своих тайников новое научное направление, призванное исправить несовершенство анатомических знаний об этом существе? Назовёт ли это существо своим братом по самому экзальтированному прамонотеизму или скажет, что это чудовище, сотворённое на путаницу грешникам?
Но он не сказал ничего! Лишь ускользал от этого существа всякий раз, когда оказывался возле него.
Я уверен, оно не оставит моего оппонента. Если не днём, так ночью оно придёт за ним и спросит:
— Так что же, господин Беллок, есть у меня бессмертная душа или нет? Буду ли я спасён? Как же Вы могли забыть обо мне? Может, челюсть, найденная в Гейдельберге, — это наш человек, вы не знаете? Да, я ведь был человеком целые 4⁄5 палеолитической эпохи. И был единственным человеком, таким одиноким. Пусть я волочу ноги и не могу выпрямиться, чтобы, подобно Вам, господин Беллок, смотреть на небеса — но как Вы можете ставить меня в один ряд с собакой?
Нет ответа».
Ортодоксу предстоит столкнуться и с другим важным вопросом: бессмертную душу положили в первую пару или во многих людей одновременно? Последний вариант позволил бы Каину избежать кровосмешения, однако в папской энциклике 1950 года он был запрещён из-за нестыковок с догматом Первородного греха. Да и опять: в каком возрасте людей одухотворили? Если в совершеннолетии, то, получается, первую часть жизни они провели как все животные, а остальную — как люди? С другой стороны, если душа вошла в человека при зачатии или рождении, выходит, он потом сосал бездушную мать? Ничего алогичного в этих соображениях нет, но звучит очень странно.
Наиполнейшее до последнего времени обсуждение этих проблем предлагается в книге отца Эрнста Мессенджера “Evolution and Theology” (1932). Мессенджер смело защищает эволюцию Адамова тела, но настаивает, что возникновение Евы без чуда не обошлось. Частичка Адамова туловища (не обязательно ребра) должна была содержать «фактически видовое совершенство», а производство Евы могло быть аналогом «бесполого размножения».
«Формирование Евы ex Adamo кажется настолько ясным в писании и предании, что по меньшей мере неблагоразумно ставить его под вопрос. Кроме того, нет повода для такого сомнения, помимо сложности в понимании конкретного механизма».
