К тому времени, когда я подъезжаю к своему дому в испанском стиле в Калабасе, мой желудок сворачивается в тугой узел от беспокойства. Прошло уже больше часа, а от Блейк до сих пор ни слуху, ни духу. На нее это совсем не похоже, и, хотя за последние несколько недель ее эпизоды стали повторяться гораздо реже, нельзя исключать возможность, что что-то могло опять спровоцировать один из них. Мысль о том, что она совершенно беззащитная лежит где-то в таком состоянии, или что у нее мог за рулем случиться приступ, заставляет меня похолодеть. Она может быть в опасности или серьезно ранена.

Нет! Говорю я себе, выходя из машины, я отказываюсь думать о самом худшем. Держу пари, что это просто недоразумение, возможно у нее разрядился телефон, и она забыла дома автомобильную зарядку. Уверен, Блейк сейчас уже на пути сюда, застряла где-то на шоссе вместе с тысячами других автовладельцев, которым так же, как и мне, не терпится начать свой уик-энд.

Открывая дверь и проходя внутрь, я продолжаю убеждать себя, что она вот-вот приедет, и все будет так, как было каждые выходные на протяжении последней пары месяцев. Я просто накручиваю себя… позволяя своей доминантной, властной натуре, проявляющейся, когда Блейк рядом, взять верх над здравым смыслом. Да, Мэдден, ты, черт побери, накручиваешь себя. Проветрись, на хер.

Я изо всех сил стараюсь избавиться от мрачных предчувствий и быстро просматриваю записку от Сары, моей домоправительницы, о том, как разогреть ужин, который она приготовила и оставила в холодильнике. Усмехнувшись над последней строчкой, в которой она напоминала мне, что в конце надо выключить духовку, я беру с верхней полки пиво и направляюсь наверх, принять душ и переодеться. К тому времени, когда я закончу, моя сладкая девочка уже должна быть здесь.

За последние шесть лет, до того, как я встретил Блейк, выходные меня совсем не радовали. После того как я из-за пошатнувшегося здоровья отца неожиданно раньше срока стал генеральным директором «Декер Энтерпрайзис», я обнаружил, что больше предпочитаю проводить время в офисе и заниматься развитием и расширением нашего семейного бизнеса, чем одному сидеть дома. Конечно, я довольно часто бывал с братом или какими-нибудь друзьями в барах. По обыкновению, я выпивал несколько бокалов, а потом уходил с какой-нибудь хорошенькой мордашкой, но меня всегда не покидало чувство, что я делаю все это, потому что должен, а не потому, что мне этого хочется.

Теперь же уик-энд обрел для меня новый смысл. Он означает, что я три ночи подряд проведу с Блейк, и я начинаю обратный отсчет с той самой минуты, когда она покидает мой дом в понедельник утром. Я не понимаю, как мы так быстро к этому пришли, да это и не важно. И, несмотря на мои первоначальные намерения, я определенно влюблен в нее. Сильно. Это самое естественное чувство, которое я когда-либо испытывал.

Но, каждый раз, когда я начинаю произносить эти три слова, чтобы сказать ей как сильно и как глубоко мое чувство к ней, и как много она значит для меня, Блейк находит способ прервать меня, как будто она еще не готова к тому, что они за собой несут. Поэтому я жду, опасаясь, что оттолкну ее, если буду настаивать. Прежде всего, ей следует осознать, что она достойна быть любимой, и это то, над чем я сейчас так усердно тружусь.

Несмотря на то, что мне известно очень немногое о ее тяжелом прошлом, я довольно быстро выяснил, что, что бы там не случилось, это было по-настоящему дерьмово. Чтобы в двадцать два года оказаться без семьи и начинать все заново в совершенно незнакомом городе, где она не знает ни единого человека, не каждый обладает подобным мужеством, и моя цель состоит в том, чтобы дать ей чувство надежности и безопасности, чтобы стать яркой, красивой, веселой молодой женщиной, образ которой иногда проскальзывает наружу, когда мы остаемся наедине. Я хочу, чтобы она была такой всегда. Я хочу этого для нас.

В семь пятнадцать, когда я, наконец, смыл с себя пыль и грязь трудового дня и переоделся в удобную футболку и пару джинсов, ее все еще нет на месте. С телефона на меня по-прежнему глядит пустой экран, мне хочется схватить еще одну банку пива, чтобы успокоить свою тревогу, но меня останавливает настойчиво крутящаяся мысль о том, что, возможно, придется снова сесть за руль, чтобы поехать на ее поиски.

В восемь вечера я начинаю сходить с ума. За последние сорок пять минут я так часто ходил туда-сюда по твердому деревянному полу в кабинете, что удивляюсь, как не протер в нем колею. Я больше не могу сидеть здесь и ничего не делать. Я нутром чую, что что-то совершенно точно не так, а моя интуиция меня редко подводит.

Схватив ключи и бумажник, я, предположив, что она может лежать где-то на обочине, решаю сначала отправиться к ее квартире в Вудлен-Хиллс. Я веду машину в полной тишине, у меня настолько вымотаны нервы, что звуки музыки, доносившейся из приемника, стали для меня невыносимы, и с каждой пройденной в темноте милей по кусочку исчезает и мое непоколебимое хладнокровие. Мне нужно ее увидеть. Мне нужно знать, что с ней все хорошо.

Не заметив никаких признаков того, что она или ее машина сейчас дома, я еще двадцать минут в гробовом молчании продолжаю свой путь к ней на работу в Бербанк. Когда я подъезжаю к погруженному в темноту, запертому зданию и обнаруживаю, что ее «джетта» осталась единственной припаркованной машиной на стоянке для сотрудников, тысячи тревожных звоночков начинают звенеть у меня в голове.

— Чеееееерт! – кричу я и бью ладонями по рулю.

Быстро остановив машину, я выскакиваю из нее и бегу к ее простенькому седану, тщательно, от переднего до заднего бампера, осматривая его в поисках каких-нибудь подсказок, где может находиться Блейк. Я падаю на колени, отчаянным взглядом шаря по асфальту рядом с машиной и под ней. Но, к несчастью, ничего не нахожу. Ни единого долбанного следа.

На меня накатывает волна страха. Страха и чего-то еще, похожего на неконтролируемую панику. Но прежде чем окончательно отдаться двум этим эмоциям, я, в надежде привести свои мысли в порядок, делаю через нос глубокий вдох и выдыхаю сквозь сжатые губы. Если я хочу ее найти, я должен сохранять над собой контроль, я не могу теперь потерять голову. Мне нужен план.

Отыскав номер телефона Джей среди рабочих электронных писем, которые она посылала мне ранее на этой неделе, я звоню ей, надеясь, что как самая близкая подруга Блейк и ее коллега, она знает, что происходит. Хотя я зол, как черт, что Блейк не позвонила и не появилась у меня дома, как должна была, мне будет легче, если я буду знать, что она цела и невредима.

— Привет, это Джей, — отвечает она сразу же после первого гудка.

Откашлявшись, я, пытаясь сохранить самообладание, начинаю:

— Привет, Джей. Это Мэдден Декер. Извини, что потревожил тебя в пятницу вечером, но я звоню тебе на счет Блейк.

— Блейк? — спрашивает она явно обеспокоенно. — С ней все хорошо? Что происходит?

— Я надеялся, что ты сможешь ответить мне на этот вопрос. Я сейчас стою на парковке перед вашим офисом, здесь ее машина, но уже половина десятого, а я до сих пор не видел ее и не получал от нее никаких известий, — отрывисто говорю я.

— Ничего не понимаю. Она сказала, что ты заберешь ее сегодня после работы, — заявляет она, превращая мою обеспокоенность в панику. — Днем она получила от тебя сообщение и сказала, что ты приготовил для нее сюрприз… что к шести часам вечера ты пришлешь автомобиль, чтобы забрать ее.

Мой желудок болезненно сжимается. Что, на хер, происходит?

— Нет! — резко бросаю я, почувствовав шум в голове. — Я не мог послать ей сегодня днем никакого сообщения. Я еще раньше потерял телефон.

— О, черт, — бормочет она. — Похоже, у нас серьезная проблема. Чем я могу тебе помочь?

Я даю ей свой домашний адрес и, прежде чем повесить трубку, прошу приехать туда, как можно быстрее. А потом, запрокинув голову вверх, я гляжу в темное ночное небо, пытаясь отогнать от себя удушливый страх. Для него сейчас нет времени. Блейк в опасности. Мне это известно так же точно, как то, что солнце встает на востоке. На счету каждая минута.