За километр от них сопротивлению, оказанному усиленно снабженных энергией стен, удалось защитить дома, хотя грязь, среди которой они стояли, распространилась дальше и потекла по направлению к Джулиффу, между тем как воды отступали. Когда же они отхлынули, Даррингем остался в широком полукруге, продолжающем разрушать город и приближающимся к его центру, это было болото, где плавали миллионы грязных обломков. Среди этих обломков лежали трупы, запеченные в подсыхающую грязь и медленно разрушающиеся в этой жуткой влажности. Несмотря на это, Даррингем продолжал функционировать как городской центр во все те времена, когда Лалонд скрывался на краю мира, на задворках вселенной. Как и в Норфолке, его природа с низко развитой техникой позволяла жителям продолжать ту же самую жизнь, которая существовала здесь прежде. Корабли и лодки продолжали плавать под парусами вверх и вниз по Джулиффу, урожай созревал, и люди его собирали, деревья валили и распиливали.

Теперь город действительно отставал от всей вселенной. Сырость и ежедневные дожди продолжались с мстительной силой. А что касается густых ковров водорослей, которые срезали с металлических дорожек, за ними еще раз прилетели космические суда. Их укомплектовали киинтскими экипажами, эти небольшие тупоносые продолговатые суденышки, которые летали над Джулиффом вверх и вниз по течению над мириадами притоков, они собирали людей и из деревень и свозили их в Даррингем. Свыше двух тысяч из них оказывали медицинскую помощь, летая вокруг с невообразимой скоростью, отыскивая в джунглях последних оставшихся там людей.

На краю города киинты установили семь тридцатиэтажных башен. В одной из них они устроили обеспечителя, полностью обладающего всем оборудованием, чтобы лечить больных людей.

Руфь Хилтон подобрали на третий день после Возвращения, как люди это называли. Когда перед ней приземлился флайер и управляющий им AI пригласил ее войти внутрь, она вполне всерьез поразмышляла, что не стоит и беспокоиться. Память об одержании действовала на ее психику, как влажные розги.

И в конце концов здесь была надежда для Джей, что и заставило ее влезть в летательный аппарат. За последние несколько недель сквозь ее одержателя стали проступать черты ее личности. Она бродила по деревням, спрашивая, нет ли каких новостей о Джей и о каких-то других детях Абердейла, которые могли бы пережить ту кошмарную ночь. Никто особенно много не знал в этом районе после того, как бомба упала где-то в саванне.

В течение двух дней она лежала в госпитале, а киинты осматривали ее и насильно заставляли есть. Крупные ксеноки смазывали ей кожу вокруг ее раковых поражений какой-то голубой желеобразной массой, и она впитывалась внутрь, словно Руфь обладала широкими порами. Ей говорили, что эта масса уберет опухолевые клетки, это была более действенная техника, чем медицинские пакеты у людей. Полтора дня вместе с мочой из нее выходило много странной жидкости.

К концу второго дня она чувствовала себя достаточно здоровой, чтобы ходить по палате. Как и многие другие пациенты, ее товарищи по несчастью, Руфь сидела перед видовым окном и смотрела на Даррингтон, почти не разговаривая. Ежечасно прибывали инженерные команды, раздутые ярко-желтые джипы ползли по грязным улицам. Запрограммированные силиконовые здания, как грибы, вырастали в полукруге окружающей грязи. Протягивались силовые кабели; электрический свет снова зажегся в нескольких кварталах в течение ночи.

А то, что касалось самой Руфи, эти усилия тратились совершенно напрасно. Слишком много было воспоминаний, слишком много мертвых детей там, в джунглях. Никогда здесь не станет больше ее дом, никогда больше. Она не переставала спрашивать киинтов и госпитального AI, не нашел ли кто-нибудь Джей, и всегда получала один и тот же ответ.

А потом, на шестой день, в палату вошли Хорст и Джей, счастливая и здоровая. Руфь прижала к себе Джей, не давая дочке произнести ни слова в течение долгого времени, пока не убедилась, что у нее хватит воли пережить этот контакт.

Хорст придвинул еще два стула, и они втроем разглядывали город с его трудолюбивыми новыми обитателями.

— В течение следующего столетия здесь будет очень оживленное место, — сказал Хорст, и в его голосе звучала смесь удивления с восхищением. — Вы помните нашу первую ночь? Теперь больше нет того старого общежития для приезжающих. Но гавань, где оно было, кажется, сохранилась. — Он указал куда-то неопределенным жестом. — Круглые стенки полипа еще остались.

— Общежитие отстроят? — спросила Джей. Она находила всю здешнюю деятельность крайне волнующей.

— Сомневаюсь, — покачал головой Хорст. — Тем людям, которые теперь будут сюда эмигрировать, понадобятся пятизвездные отели.

Руфь подняла голову, чтобы поглядеть на небо. Утренние дождевые облака только что отодвинулись к востоку, направляясь в глубь суши, чтобы оросить деревни вверх по реке. Они оставили над городом первозданно чистое небо, а на его границах — мягкие испарения джунглей. Пять ярких звезд сияли в лазурной атмосфере, ближайшая из них обнаруживала свой четкий полумесяц. Руфь подумала, что одна из них могла быть самой Землей, хотя она и не знала, которая именно.

На ее орбите теперь находились сорок семь совместимых звезд. И все они — первая стадия колониальных миров, готовые принять население земных куполов.

— Мы вернемся в Абердейл? — спросила Джей.

— Нет, дорогая, — Руфь потрепала дочку по выгоревшим от солнца волосам. — Боюсь, что этот мир мы потеряли. Сюда прилетят люди с Земли и сделают его совершенно не таким, каким он был. Им не придется преодолевать здесь то прошлое, которое было за нами. Этот мир теперь принадлежит им. Нам снова придется куда-то переезжать.

Автобус мягко проехал через посадочное поле и открыл шлюз в зал для приезжающих. Афина встретила уже два автобуса. Она стояла с гордым видом в шелковом голубом корабельном костюме для церемоний, капитанской звезды у нее на воротнике не было.

— Я вернулся,— сказал Сайнон. — Я же говорил, что вернусь.

— Я никогда в тебе и не сомневалась. Но я бы поняла, если бы ты исчез с хрустальным существом, это была сказочная возможность.

— Другие воспользовались этой возможностью. Она же не перестала существовать от того, что я от нее отказался.

— Упрямый до самого конца.

— Когда-нибудь люди или то, чем мы станем, смогут проделать такое же путешествие самостоятельно. Хотел бы я думать, что сыграл свою роль в той цивилизации, которая сумеет отправить нас в тот путь.

— Ты теперь не такой, как тот Сайнон, который меня оставил.

— У меня теперь есть моя собственная душа. Я не вернусь к множественности. Я имею в виду, чтобы прожить мою жизнь в этой форме.

— Я рада, что ты снова обрел себя. Мне нужен в доме кто-то, кто держал бы в узде моих ужасных внуков.

Он рассмеялся резким рассыпчатым смехом:

— Каждый день все, чего я хотел, — это вернуться. Я боялся, что ты не захочешь.

— Никогда и в мыслях такого не было. Что бы ты ни натворил.

— Я привез кое-кого, кто страдает куда больше, чем любой из нас.

— Вижу.

Она продвинулась вперед и отвесила легкий поклон.

— Добро пожаловать на Ромул, генерал Хилтч.

Эта была минута, ужасавшая Ральфа больше всего, — переступить через порог. Если здесь не будет ему прощения, он не найдет его нигде в пределах этой вселенной. Он не мог даже заставить себя улыбнуться этой статной старой женщине, на чьем лице видел такое глубокое искреннее раздумье.

— У меня нет больше армии, мне некем командовать, Афина. Я сложил с себя свои полномочия.

— Скажите мне, почему вы приехали, Ральф.

— Из чувства вины. Я так много эденистов отправил на смерть. Освобождение несло гибель, а должно было привести к спасению. Оно существовало ради тщеславия и гордости, не ради чести. И все это было моей идеей. Я должен сказать, что сожалею.