От охватившей ее досады и неожиданного прилит чувств, Фелиситэ набрала в легкие воздуха, а потом потихоньку выдохнула. Прошло несколько долгах томительных минут, прежде чем ей показалось, что Морган снова задремал. Тогда она осторожно оторвала плечи от постели. Ладонь Моргана бессильно перевалилась с одной груди на другую. В этот момент он снова зашевелился, его пальцы сделались цепкими, а мышцы нога напряглись, и Фелиситэ как будто оказалась в капкане, лишавшем ее возможности двигаться.

Заподозрив неладное, она поспешно повернула голову и увидела, что веки Моргана дрогнули, словно он только что плотно закрыл глаза. Она замерла, ей вдруг нестерпимо захотелось узнать, что он будет делать дальше. Эта коварная мысль овладела ею настолько, что Фелиситэ почувствовала, как у нее перехватывает дыхание.

Потом, как будто приняв неожиданное решение, она вцепилась пальцами в его руку и сбросила ее с себя. Откатившись в сторону, она села на корточки, ухватилась за край покрывала, выдернула его из-под Моргана и натянула себе на колени.

— Проснись, нахал, хватит улыбаться!

В ответ послышался леденящий душу рык:

— Тихо, женщина. Мне сейчас кажется, что у меня в голове устроил кузницу сам дьявол!

— Так тебе и надо, в другой раз не будешь хлебать на ночь столько рома!

— Лучше скажи мне спасибо. Тебе бы вряд ли понравилось, если бы я пришел трезвым. — Вцепившись в край другого покрывала, Морган завернулся в него и уткнулся лицом в стену.

Фелиситэ с отчаянием посмотрела на его спину.

— Ты просто не знаешь, на что это похоже, да?

Он мгновенно повернулся к ней, уставившись на девушку изумрудными глазами.

— Поосторожней, Фелиситэ, я сейчас достаточно трезв и могу справиться с любым штормом.

Охваченная холодным гневом, Фелиситэ откинула волосы назад.

— Сам берегись, Морган Мак-Кормак. Если тронешь меня хоть пальцем, я отрежу его тебе на память об этом солнечном утре!

— А что, может, я не против его потерять, — сказал он, выбравшись из-под покрывала и усевшись на постели, — чтобы убедиться, что ты такая же, как прежде?

Увидев, что он сделал движение в ее сторону, Фелиситэ отпрянула назад, бросившись к корзине, где лежали ножи, Морган перехватил ее запястье в тот момент, когда она толкнула корзину локтем, и та с глухим звоном упала на песок. Притянув девушку к себе, он навалился на нее всем телом и с неистовой силой впился губами в ее рот. Закинув руку за голову, Фелиситэ нащупала пальцами рукоятку кинжала.

Губы Моргана обожгли ее, тело охватила приятная истома по мере того, как он прижимал ее все крепче. Чувства Фелиситэ вырвались на волю, едва она ощутила знакомую усталость, медленным огнем сжигающую ее изнутри. Она уже хотела положить руку Моргану на плечо, и в этот момент почувствовала в ней тяжесть ножа, о котором успела позабыть.

Фелиситэ сразу напряглась, но Морган еще долго не отрывался от ее губ. Когда он наконец поднял голову, его глаза казались сделанными из темного нефрита. Заглянув в их глубину, Фелиситэ заметила иронию, относящуюся, впрочем, в одинаковой степени и к нему самому, и к ней. Она сжала нож еще крепче и с твердостью, вызвавшей у нее болезненное ощущение, приставила его острие к сильной загорелой шее Моргана.

— Пусти меня, — проговорила она хрипло.

Морган чуть заметно улыбнулся, однако остался неподвижен и не произнес ни слова. Фелиситэ надавила на нож так, что его острие проткнуло кожу. Но Морган попрежнему не отпускал ее, наоборот, он нависал над ней, подавляя мужским величием.

Неожиданно у него на шее появилась алая капелька, похожая на драгоценный камень. При виде ее Фелиситэ охватило смятение, и она, негромко вскрикнув, отдернула кинжал, отбросив его с такой силой, что он со стуком ударился о посуду.

— Милая Фелиситэ, — проговорил он, отрывисто рассмеявшись, — тебе нужно разобраться в том, что ты хочешь.

Не дожидаясь ответа и явно не рассчитывая услышать его вскоре, Морган выпрямил длинные мускулистые руки и одним движением подался назад. Подобрав бриджи, он вышел из хижины и направился в сторону моря.

Фелиситэ, словно подброшенная пружиной, стремительно вскочила на колени и злобно прокричала ему вслед:

— А ты сам разобрался?

Ирландец обернулся. Великолепный в своей наготе, освещенный красными отблесками восходящего солнца, он походил на бронзовое изваяние Адама. Улыбнувшись, так что в глубине изумрудных глаз загорелись красные огоньки, излучающие какой-то дьявольский свет, он ответил:

— Я уже все решил!

Фелиситэ хотелось полежать одной, глядя в потолок из пальмовых листьев и размышляя о непостоянстве собственных чувств. Однако ее желанию не суждено было сбыться. После купания у Моргана словно прибавилось жизненных сил, он теперь казался бодрым и довольным собой. К тому же у него проснулся аппетит. Разыскивая остатки свинины и вчерашних бисквитов, он разговаривал с Фелиситэ, не оборачиваясь и не глядя в сторону постели. Им придется отправиться в лес за свежими фруктами и овощами. Причем это следует сделать пораньше, пока не проснулись остальные. Во второй половине утра Морган собирался вернуться и озадачить матросов работой, иначе сами они не скоро возьмутся за дело. Кроме того, он просто не представляет, какие неприятности могут устроить с похмелья эти вспыльчивые и злобные сукины дети, если не найти для них какое-нибудь полезное занятие.

У них также имелись и другие причины для спешки. Чем дольше они будут заниматься ремонтом и килеванием судов, вытащив их из воды, тем больше шансов, что их может заметить другой корсар или фрегаты испанской береговой охраны, регулярно патрулирующие эти воды с целью сделать пиратство невыгодным, если не вообще безнадежно опасным занятием.

Фелиситэ пыталась настоять на том, что может отправиться за провизией и одна, но Морган не пожелал слушать ее доводы. Во-первых, ей незнакомы многие тропические фрукты и овощи. Во-вторых, на глухой лесной тропинке она может встретиться с кем-нибудь из экипажей трех судов. Сейчас ни один матрос не осмеливается приближаться к ней из-за Моргана. Но если она попадется им одна, дело может принять совсем другой оборот. После схватки с Валькуром Фелиситэ сделалась для моряков чем-то вроде вызова, а также — предметом вожделений. То, что преследовать девушку было небезопасно, вовсе не отталкивало пиратов, напротив, делало ее более желанной добычей. Среди них наверняка не найдется такого, кому не хотелось бы овладеть ею, даже если потом ему всегда придется держать язык за зубами, опасаясь неотвратимой мести Моргана.

Фелиситэ взяла по горшку в каждую руку, а Морган захватил деревянное ведро с веревочной ручкой, и они отправились в густые лесные заросли. Им дважды пришлось перебираться через узкий извилистый поток, впадавший в бухту на западном берегу. Пальмы склонялись над головами, листья гигантских древовидных папоротников задевали лица. Толстые лианы с желтыми пятнами посреди ядовито-зеленой листвы удавами обвивали стволы деревьев. Цветы попадались на каждом шагу: красные нежные фуксии гибискуса, розовые с белым олеандры и яркие, ослепительно оранжевые бутоны огненного дерева. Низкие кустарники неизвестных пород, покрытые желтыми и белыми цветами, заполонили все пространство под деревьями, в то время как гибкие стебли вьющихся растений, на которых также распустились цветы, поднимались почти до самых крон. Даже смыкавшиеся над головой ветви были покрыты какими-то странными кожистыми листьями, на которых тоже распускались цветы.

Попадающиеся птицы, казалось, соперничали роскошью оперения с цветами — большие пронзительно кричащие попугаи, птички поменьше, с клювами едва не длиннее их тела, и, наконец, крошечные стремительные колибри, сварливые, несмотря на миниатюрные размеры. На деревьях ворковали голуби, предупреждая обитателей леса о приближающейся опасности. Их предки попали на остров вместе с первыми поселенцами. Из-под ног то и дело вспархивали, бросаясь наутек какие-то мелкие курочки, которых Морган называл пинтадами.