— Послушай, Джек. Диана сбежала в Швецию.

— Она подумала, будто Лаура Филдинг — моя любовница, и раз я ее демонстрировал по всему Средиземноморью — это намеренное или, по крайней мере, бессердечное оскорбление. Скажи, все и правда так выглядело? Разве я казался любовником Лауры?

— Я думаю, что в целом так и считали — выглядело похоже...

— Но я же объяснил все, насколько мог, — пробормотал Стивен себе под нос. Он уставился на часы, и хотя стрелки были отчетливо видны, не мог разобрать, который час.

Весь его разум целиком захватил вопрос: «Она сбежала до или после того, как Рэй передал ей письмо? Вот что я должен выяснить».

— Который час?

— Полшестого.

«В Адмиралтействе я его не застану, — размышлял Стивен. — Загляну-ка я к нему домой. Это довольно близко к Натану. Хватит времени на обоих, если поспешить».

— Джек, — уже вслух произнес он, — большое спасибо за совет насчет паев и акций, меня до глубины души тронула твоя доброта. Скажи, дружище, ты полностью уверен?

Джек кивнул.

— В таком случае, мне нет смысла спрашивать, какие справки ты наводил о своем информаторе.

— Ему можно верить. Он знает тебя, знает даже про Testudo aubreii.

— Правда?

Стивен замер, задумавшись на мгновение. Тот человек ничего бы не приобрел от обмана, а если информатор сам ошибался, то все равно на руках оставались акции — убытком стали бы только комиссионные брокеру.

— Я должен тебя покинуть. Нужно нанести несколько визитов.

— Потом ты поедешь в Эшгроу, разумеется, — как само собой разумеющееся произнес Джек, — Софи будет так счастлива тебя увидеть. Вначале я думал насчет воскресенья, из-за приставов, но мы можем уехать завтра, если тебя это устраивает.

— Сомневаюсь, что освобожусь до вторника.

— Значит, мне придется побыть здесь чуть дольше. Ну что ж, тогда во вторник.

Первый визит оказался неудачным. Стивен назвался, но через несколько минут выяснил, что мистера Рэя нет дома. «Я почти забыл, — рассуждал он под мелким дождем, — что Рэй должен мне гигантскую сумму. Мой визит мог вызвать большие затруднения».

Второй визит оказался столь же неудачным. По сути, он вообще не состоялся. Еще до того, как Стивен добрался до дома, ему пришло в голову, что Натан, как и все их общие знакомые в Лондоне, знает об их расставании, и как ее личный советник сочтет непозволительным что-либо говорить о ее делах. Стивен позвонил в колокольчик и был почти рад услышать, что мистера Натана нет дома. Но дома оказался его младший брат Меир, он стоял в прихожей, и когда Стивен, несмотря на усиливающийся дождь, категорически отказался от экипажа или портшеза, Меир насильно впихнул ему в руки зонт — величественную конструкцию из ткани и китового уса.

Под его развесистыми полями Стивен проложил себе дорогу через спешащую, толкающуюся толпу к тому месту, где его ждал багаж, поскольку последний отрезок пути он проделал в дилижансе. Здесь дорогу особенно густо покрывала полужидкая грязь, конский навоз и отбросы. Мальчишка расчистил перед ним дорогу метлой, и как будто Красное море расступилось перед Моисеем. На тротуаре напротив мальчонка остановился и крикнул:

— Не забудьте о чистильщике, ваша милость.

Стивен сунул руку в один карман пальто, потом в другой.

— Прости, дитя, но подлые собаки оставили меня без гроша и без носового платка. Боюсь, при мне совсем нет денег.

— Тебе что, матушка никогда не говорила, что подтирку и кругляши нужно держать в карманах штанов? — нахмурившись спросил мальчишка. — Старый педик, сын хромой суки, — уже издалека добавил он, — долбаный рогоносец.

В конторе почтовых дилижансов Стивен достал портфель из своего рундука, дал указания, куда доставить его багаж и отправился в нелегкий путь на Шеферд-Маркет, держа портфель и одновременно управляясь с широким тяжелым зонтом при все усиливающемся ветре.

Зонт свидетельствовал о симпатии младшего Натана: Стивен немедленно вспомнил серьезное, внимательное выражение его лица, многозначительный тон, и в теперешнем подорванном состоянии ему показалось, что это напоминало разные формы сочувствия: бесполезные, неловкие, болезненные и неуклюжие.

— Надеюсь, сэр Джозеф не станет мне соболезновать, — пробормотал Мэтьюрин, приближаясь к двери, — думаю, что больше сочувствия я не выдержу. Несомненно, любезность требует выражения некоторой заботы, но не сейчас, Боже, не сейчас.

Однако сэра Джозефа не стоило опасаться. Приема теплей и радушней ожидать было невозможно, и в течение долгого времени не возникло ни малейшего намека, ни напряженности.

Когда они управились с очевидными темами о плавании и обменялись всякими слухами касательно энтомологов и деятельности Королевского общества, Стивен спросил о здоровье сэра Джозефа.

Интересовался он как врач, выписавший ему рецепт от сниженной потенции (эта тема приобрела определенное значение ввиду планировавшейся женитьбы Блейна), и Стивен хотел знать, как подействовало его лекарство.

— Подействовало самым удивительным и удовлетворительным образом, благодарю вас, — ответил сэр Джозеф. — Приап бы покраснел, глядя на меня. Но я отложил это дело. Поразмышляв о брачных узах, я понял, что хотя в теории в их пользу много чего говорится, но, пристально посмотрев на своих друзей, не увидел много счастья от этого обычая. Едва ли мне удалось найти хоть одну пару, радовавшую друг друга после нескольких месяцев. А после года или около того ссоры, борьба за моральное превосходство, разница в характерах, образовании, вкусах, аппетитах и сотнях других вещей ведет к ругани, напряженности, безразличию, откровенной неприязни, а то и к чему похуже. Лишь про немногих моих друзей можно сказать, что они счастливы в браке, а в некоторых случаях... — он замолк, очевидно сожалея о сказанном, и вернулся к созерцанию жуков, которых Стивен привез из Бразилии и Южного моря. Позже, после разговора о насекомых, сэр Джозеф добавил: — К тому же, но это исключительно между нами, я готов поведать, что та леди называла меня «мой старый франт». «Старого» я готов потерпеть, но есть что-то удивительно леденящее, заумное и провинциальное во «франте». Опять-таки, брак и разведка — плохие товарищи по ярму; не то чтобы я теперь сильно связан с разведкой, но все же.

— А вы не связаны? — спросил Стивен, глядя ему в глаза.

— Нет, — ответил Блейн, — не связан. Может, припомните, я посылал вам шифрованное предупреждение о неспокойных водах, штормах, скрытых течениях — вы тогда находились в Гибралтаре. Теперь все, что я предвидел, почти свершилось. Позвольте мне перемолвиться с мистером Барлоу по поводу нашего ужина, и после еды я расскажу вам все подробно.

— Могу я одолжить у вас носовой платок? Мне подрезали карман, когда я шел в «Белую лошадь».

— Надеюсь, вы утратили не столь уж много?

— Четыре пенса, грязный носовой платок и огромный кусок самоуважения. Я думал, что могу справиться с обычным карманником. Меня отягощал громоздкий и неуклюжий зонт, но это слабое оправдание. Карман обчистили так ловко, как будто я статуя или бревно. Позор.

На ужин им подали омара умеренных размеров, за которым последовал пирог с мясом каплуна, а потом — рисовый пудинг. Это блюдо оба очень любили, но сэр Джозеф в свой порции только поковырялся. Когда они перешли вместе с вином в библиотеку, Блейн продолжил:

— То, как вам обчистили карман, будто деревенщине, напомнило о моем промахе так отчетливо, что я потерял аппетит. Я старше вас, Мэтьюрин, опыта у меня гораздо больше, и все же меня одурачили. Еще сильнее меня злит то, что я не лучше знаю, кто меня так обыграл, чем вы — кто был тем карманником.